Чикатило. Явление зверя

– А дедушка Андрей мне не родной дедушка, – спорила Лена. – Он просто мой знакомый дедушка.

– Врешь! Не бывает так, чтобы чужие дедушки жвачку дарили, – уверенно сказала подружка.

– А вот и бывает!

– А вот и не бывает! – поддразнила школьница.

– А вот и бывает! Дедушка Андрей, если хочешь знать, может мне сто тыщ жвачек подарить.

– Так чего ж не подарит? – подловила Лену подружка.

– А он их с собой не носит. Говорит: «Заходи в гости, тогда подарю».

– Станет он тебе просто так столько жвачек дарить? – очень по-взрослому сказала подружка и посмотрела на Лену как на наивного ребенка.

– Станет. Ему самому не нужно, – привела школьница последний аргумент. – Он же дедушка, у него зубов, чтобы жевать, нет.

– Так чего ж ты к нему в гости не пойдешь?

– А вот и пойду! – уверенно сказала Лена и сделала последний прыжок.

Если бы подружка знала, к чему подталкивает Лену…





* * *


В кабинете стояла рабочая атмосфера. Некрасов писал заключение, Витвицкий и Овсянникова возились с документами. Капитан нет-нет да поглядывал на сидящую в стороне Ирину. Старший лейтенант же вела себя так, будто они вовсе не знакомы. Такое показное дистанцирование доводило Виталия Иннокентьевича до исступления. Он готов был повиниться, раскаяться, попросить прощения, но представления не имел, в чем виноват.

В дверь постучали, тут же, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел хмурый Кесаев. В руке он держал толстую картонную папку с надписью «Дело».

Некрасов оторвался от заключения и посмотрел на следователя поверх очков.

– Добрый день, Тимур Русланович. Что-то у вас настроение под цвет погоды.

– Дождь закончился. Там уже солнце выглянуло, – мрачно бросил Кесаев. – Нам нужно поговорить, Евгений Николаевич, – он посмотрел на Витвицкого и добавил: – Наедине.

Некрасов тоже перевел взгляд на молодых коллег.

– Ну что же… Коллеги, давайте сделаем перерыв, раз начальство настаивает. Ирочка, вы в буфете будете, возьмите мне пару корзинок.

– Хорошо, Евгений Николаевич.

Овсянникова вышла. Витвицкий поднялся из-за стола и поплелся к двери, одновременно желая и боясь догнать Ирину. От дверей он поглядел на бывшего учителя.

– Сладкое полезно для мозга, стимулирует умственную деятельность, – подмигнул профессор. – Рекомендую, Виталий Иннокентьевич.

Витвицкий тяжело вздохнул и вышел в коридор. Когда дверь за ним закрылась, полковник положил на стол папку с делом. Некрасов поглядел на нее не открывая, перевел взгляд на Кесаева. Он узнал это дело.

– Я хотел поговорить с вами об этом, – Кесаев раскрыл папку.

С первой страницы с фотографии глядел мрачный небритый мужчина. Мужчину звали Александр Кравченко. Он был осужден и расстрелян за убийство Лены Закотновой.

– Слушаю вас, Тимур Русланович, – так и не поглядев на раскрытое дело, сказал Некрасов.





* * *


Тем временем Витвицкий плелся по коридору следом за Овсянниковой. Он старался смотреть в сторону, а не на Ирину, но получалось у него это плохо. Девушка дошла до конца коридора, остановилась у лифта. Виталий вынужденно догнал ее, встал рядом, но Ирина словно не заметила его.

– Ира, в конце концов, мы же взрослые люди, – не выдержал капитан. – Я не понимаю… Объясни, что происходит. Ты который день ведешь себя так, словно мы не знакомы… Должна же быть причина.

На этот раз его слова возымели реакцию. Овсянникова резко повернулась и посмотрела на него с таким чувством, что Витвицкий отпрянул.

– Причина? Хотите сказать, что вам она неизвестна? – со злой обидой спросила она. – А знаете, в чем между нами разница, Виталий Иннокентьевич? Я могу смолчать, когда не согласна с методами. Но я никогда не пойду на подлость и низость!


Капитан растерянно смотрел на нее и часто моргал, по-прежнему мало что понимая. У Ирины влажно поблескивали глаза, но говорила она без намека на слезы:

– Не трудитесь, Виталий Иннокентьевич, не тратьте на меня время. Я не стану обсуждать с вами свое начальство.

– Ира, я… дайте объясниться!

– Не надо объяснений. Я все знаю. Я все слышала своими ушами. И с этого момента постарайтесь обращаться ко мне только по служебной надобности и исключительно по имени-отчеству.

Так и не дождавшись лифта, она резко развернулась и пошла к лестнице. Хлопнула стеклянная дверь. Витвицкий потерянно смотрел ей вслед.

– Я же вашего отчества не знаю… – потерянно пробормотал он себе под нос.





* * *


В это время в кабинете бушевали страсти совсем иного толка. Кесаев сидел перед Некрасовым, напряженно постукивая пальцем по раскрытому делу.

– Вы отметили это дело.

– Отметил. И? – пожал плечами Некрасов.

– Могу я узнать – почему? – сердито спросил Тимур Русланович.

Профессор в упор поглядел на Кесаева.

– Вы что же, в моей компетентности сомневаетесь?

– Нет, в компетентности вашей я не сомневаюсь ни на минуту, – не отведя взгляда, сказал Кесаев, и голос его прозвучал сердито. – Просто дело это закрыто несколько лет назад, приговор вынесен, преступник получил «высшую меру». За этим всем стоит труд следственной группы, прокуратуры и суда. Вы понимаете, что это означает? Тут кто угодно засомневается.

– Вот что, Тимур Русланович, давайте с вами договоримся, – твердо заговорил ученый. – Я никого ни в чем не обвиняю, не вмешиваюсь в ведомственные конфликты и не стою ни на чьей стороне. Я просто фиксирую факты и делаю заключение. Как профессионал. Что с этими фактами делать дальше – ваша забота.

Кесаев подался вперед и понизил голос, хотя здесь их и без того никто не мог услышать:

– А это факты? Вы уверены?

– Стало быть, в моей компетентности вы все же сомневаетесь, – усмехнулся Некрасов. – Хорошо.

Он быстро пролистал материалы знакомого дела, выудил фотографии жертвы и выложил на стол перед Кесаевым. Фотоаппарат бесстрастно запечатлел истерзанное тело Леночки Закотновой.

– Смотрите на характер нанесенных ран. Видите? А теперь откройте любое из тех дел, в которых вы уверены, и сравните.

Следователь смотрел на фотографии и играл желваками.

– Совпадение? Случайность? Вы исключаете эти факторы?

– Исключаю, – спокойно сказал Некрасов. – Я бы это увидел. Психические патологии, они как отпечатки пальцев – двух одинаковых не бывает. Нет, я понимаю, что вам проще спорить с очевидным, чем признавать свои ошибки, но…

Кесаев поднялся и принялся в задумчивости мерять шагами комнату.

– Хороша ошибка! Вы же по сути сейчас намекаете, что советское правосудие совершило преступление – был осужден и расстрелян невиновный!

– А я здесь при чем? – флегматично пожал плечами профессор. – Еще раз, Тимур Русланович, я смотрю на вещи только с точки зрения своей профессии, все подробно изложено по фактам в моем заключении.

Открылась дверь, вошел Витвицкий. После разговора с Ириной он выглядел потерянно, на непривычно напряженного Кесаева не обратил внимания. Полковник оценивающе посмотрел на Витвицкого.

– Я на некоторое время заберу у вас капитана, Евгений Николаевич.

– Как будет угодно, Тимур Русланович, – снова пожал плечами мужчина.

– Но вы настаиваете на невиновности Кравченко?

– Я не знаю, Тимур Русланович, виновен Кравченко или нет. Повторюсь, это ваша работа – решать, кто там преступник, а кто потерпевший. Я уверен в одном, это – нулевой километр, – Некрасов припечатал ладонью папку с делом Закотновой к столу. – Первая жертва.





* * *


В тот день, пять лет назад, после спора с подружкой Леночка стояла у трамвайной остановки и ждала дедушку Андрея, который обещал невероятное богатство – целую коробку жвачек.