Чикатило. Явление зверя

– С подозреваемыми, – тихо и зло поправил Липягин. – Ты вот что, товарищ москвич, не лезь, куда не следует…

Овсянникова тем временем принесла графин и принялась на весу наливать из него воду в стакан. Витвицкий не стал дожидаться финала, выхватил из рук Ирины графин, набрал в рот воды и с шумом выдул поток брызг на лицо учительницы. Нехитрый способ возымел действие. Нелли Егоровна пришла в себя, приподнялась, села на пол и, часто моргая, стала озираться по сторонам, словно не понимая, где она находится.

Старший лейтенант подхватила учительницу под руку, помогла подняться:

– Как вы? Может быть, «Скорую»?

– У вас в интернате есть врач? – спросил Витвицкий.

– Я… Нет, не нужно. У меня бывает такое… – женщина растерянно искривила губы в попытке улыбнуться, но улыбка вышла корявой, вымученной. – Эмоциональное напряжение…

– Убийц растить – как тут не напрячься, – ухмыльнулся зло Липягин.

– Хватит, майор! – оборвал Горюнов.

– А ты меня не затыкай! – окрысился на него Липягин. – Нашлись защитнички! Устроили цирк с конями!

– Я буду вынужден доложить обо всем произошедшем, – официальным тоном произнес Горюнов.

– Это ваше право, товарищ майор, – усмехнулся Липягин и направился к двери. – Устроили круговую поруку. «Наши мальчики не могли…» Разбирайтесь тут сами, я к директрисе. Думаю, она уже готова к разговору.

Он вышел, хлопнув дверью.

Овсянникова и Витвицкий усадили на стул Нелли Егоровну. Горюнов подал учительнице стакан воды. Та приняла его с молчаливой благодарностью, принялась пить, держа стакан двумя руками. Но взгляд женщины не отрывался от двери, за которой скрылся Липягин.

– Извините нас. Коллега слишком эмоционален, – мягко произнес Горюнов, хотя Витвицкий видел, что майор ни разу не раскаивается. – Вы можете сейчас говорить?

– Да, могу… – Нелли Егоровна вяло кивнула и отставила пустой стакан. – Скажите, это правда? Что говорил этот человек про детей?

Горюнов кхекнул, посмотрел на Витвицкого.

– Не волнуйтесь. Вот капитан Витвицкий, его зовут Виталий Иннокентьевич. Он психолог, все вам объяснит и задаст несколько вопросов.





* * *


Чикатило завязал шнурки, поднялся на ноги, хрустнув коленями, взял с вешалки шляпу, перекинул через руку плащ. Погода переменчивая, сейчас вроде бы жарко, а в другой раз солнце зайдет за тучи, подует ветерок и уже прохладно. Межсезонье.

Он взял портфель. Фаина, что стояла тут же, в прихожей, оглядела мужа придирчивым взглядом, деловито поправила ему галстук.

– Деньги я тебе дала. В Шахтах зайди в универмаг. Говорят, там фены польские выбрасывают, вдруг повезет. И кассету купи, на день рождения Юрику подарим. TDK называется, девяносто минут. Хорошо?

– Конечно, Фенечка. Зайду. Если фен будет – обязательно куплю.

– И кассету, – напомнила Фаина.

– И кассету, – с мягкой улыбкой кивнул мужчина. – Ну, пока.

Он чмокнул жену в щеку и вышел. Фаина волновалась напрасно, ее муж никогда ничего не забывал, особенно в мелочах.





* * *


День, казавшийся бесконечным, закончился. Интернат и пережитое из-за происходящего в нем нервное напряжение остались в прошлом. Теперь Витвицкий шел по коридору рядом с Овсянниковой и чувствовал даже некое умиротворение.

– А вообще, Виталий, вы большой молодец, – щебетала Овсянникова. – И с этой Неллой Егоровной быстро сориентировались.

– Она Нелли Егоровна, – педантично поправил капитан. – И я ничего не сделал, просто привел ее в чувства.

– Это не просто. Я вот, признаться, немного растерялась.

– Вот как? – искренне удивился Витвицкий. – А я думал, вам здесь это должно быть привычно с такими методами ведения следственных действий.

Девушка резко остановилась и хмуро поглядела на спутника. Тот понял, что перегнул палку, пытаясь уязвить Липягина, и задел Ирину за живое.


– Если вы, Виталий Иннокентьевич, полагаете, что я одобряю все действия своего руководства, то ошибаетесь, – сухо отчеканила Овсянникова.

– Простите, Ирина, – совсем стушевался Витвицкий. – Я не хотел вас обидеть. День был тяжелый. Да и на себя я зол больше, чем на кого-то еще. Я ведь не такой молодец, как вам кажется… Видите ли, я знаю правду, но ничего не могу доказать. А убийца… настоящий убийца… Он ведь где-то ходит, возможно, готовится снова кого-то убить. Прямо сейчас. А все наши силы направлены на трех несчастных умственно отсталых.

Старший лейтенант смотрела на Витвицкого. Тот с каждой фразой становился все мрачнее. Злиться на него сейчас было совершенно невозможно.

– Виталий, не надо взваливать на себя всю ответственность за работу двух следственных групп, – Ирина мягко взяла его за руку. – И вам нужно научиться быть оптимистичнее, иначе с таким подходом можно повеситься.

– Не волнуйтесь, я не повешусь, – не то в шутку, не то всерьез – по лицу не поймешь – отозвался психолог. – Я очень хорошо осведомлен о факторах риска суицида.

Он смотрел и смотрел на Ирину, а она по-прежнему держала его за руку. Под его взглядом этот товарищеский жест с каждой секундой превращался в нечто большее. Витвицкий улыбнулся. Овсянникова спохватилась и демонстративно затрясла руку мужчины, превращая жест в рукопожатие.

– До завтра, Виталий Иннокентьевич.

Отпустив руку капитана, она поспешно зашагала прочь по коридору. Витвицкий проводил ее теплым взглядом. Развернулся и нос к носу столкнулся с Горюновым. На лице майора была ехидная ухмылка, вероятно, он наблюдал за ними уже какое-то время. Теплые чувства тут же покинули мужчину.

– Я смотрю, вы прислушались к моему совету, – продолжал ухмыляться Горюнов. – Рад.

– Олег Николаевич… я прошу… – звенящим от злости голосом проговорил Витвицкий. – Я настаиваю… не соваться со своими советами в дела, которые не имеют к вам никакого отношения.

Ухмылка сползла с лица Горюнова.

– Ты совсем офонарел, товарищ капитан? – поинтересовался он. – Не забыл о субординации?

– Я прекрасно об этом помню и готов отвечать за свои слова, – чеканя каждое слово, проговорил Витвицкий.

Майор уже не ухмылялся. Между ним и капитаном, кажется, накалился воздух. Трудно сказать, чем закончилось бы это столкновение, если бы рядом не открылась дверь кабинета и в коридоре не появился бы Кесаев.

– А, капитан, зайдите, – пригласил он Витвицкого и повернулся к Горюнову: – Олег, ты еще что-то хотел?

Горюнов покачал головой и с каменным лицом пошел прочь. Витвицкий, глядя себе под ноги, будто что-то потерял, поплелся в кабинет начальника.





* * *


В это же время на соседнем этаже, в кабинете Ковалева, перед своим непосредственным начальником сидел Липягин.

– Да, Эдик, дал ты шороху в этой богадельне.

– Московские уже накапали? – мрачно поинтересовался Липягин.

– Из гороно звонили, – сухо отозвался полковник. – Что за балаган ты устроил?

– Балаган был для московских, Александр Семенович, чтоб под ногами не мешались, – с легким заискиванием принялся объяснять Липягин. Нагоняя от Ковалева за такие штуки он не ждал, не первый год вместе работают, Семеныч знает, что он просто так прессовать никого не станет. – В результате, пока они со всякой мелочью возились, я с директрисой обстоятельно поговорил.

Липягин замолк, давая начальству время осмыслить сказанное. Ковалев смотрел на него требовательно.

– Баба она, конечно, непростая, – продолжил майор. – Где-то надавить пришлось, но разговорилась. Все трое – и Тарасюк, и Шеин, и Жарков – учились плохо, хорошим поведением не отличались. Зато имели определенные наклонности.

Он снова взял выжидательную паузу.

– Ну? – рассердился Ковалев. – Мне из тебя клещами тянуть?

– Кошек-собак мучили, над малыми издевались, – поспешно продолжил мужчина. – Один раз сочинение писали, кем я хочу стать, так Шеин написал, что после интерната хочет в медицинский пойти, потому что там можно выучиться на врача, который трупы разрезает.

– Сочинение, конечно, не найдешь уже, – задумчиво протянул Ковалев. – Да и к делу не пришьешь.

– Естественно, – закивал Липягин. – Но я с учителкой по русскому говорил, она подтвердила. И про сочинение, и про наклонности нехорошие. Говорит: «Непростой был мальчик».

Майор поглядел на Ковалева – начальник УГРО пребывал в задумчивости.

– Они это, Александр Семенович, – уверенно произнес Липягин. – Они.





* * *


Витвицкий закончил доклад, и в кабинете наступила тишина. Кесаев поднялся из-за стола, прошелся по кабинету, машинально поправил складку на занавеске.