Чикатило. Явление зверя

– Ничего, – усмехнулся мужчина, – докажем. И хватит тут антимонии разводить, а то так ведь и до «препятствий расследованию» недалеко.

Лицо майора вдруг стало жестким, глаза колючими, а взгляд угрожающим. Директриса хотела было что-то ответить, но из-за волнения ей не хватило воздуха, и она лишь открыла и снова закрыла рот.

– Товарищи, товарищи! Потише, пожалуйста, дети ведь могут услышать… – мягко вмешался в разгорающийся конфликт Витвицкий.

– Какие дети?! – резко бросил Липягин. – Тут убийц воспитывают. Откуда тут дети?

Капитан не нашелся с ответом. Открыто спорить со старшим по званию, пусть даже и не прямым своим начальством, он не рискнул и беспомощно посмотрел на Горюнова. Тот в ответ только пожал плечами – мол, а что я могу сделать?

Виктория Петровна тоже молчала, растерянно глядя на Липягина. Она явно не привыкла, что ее, хозяйку интерната, вот так явно ставят на место. Липягин же, чувствуя безнаказанность, зашагал через вестибюль, громко отдавая приказы:

– Виктория Петровна, распорядитесь освободить учительскую. И предоставьте мне списком всех сотрудников. Будем допрашивать. Овсянникова! Работаешь с детьми – все по этой нашей троице. Ну а вы, коллеги, – он оглянулся на Горюнова и Витвицкого, – будете, я так понимаю, действовать по своему плану?

– Не совсем, – мягко сказал Горюнов. – Мы с Виталием Иннокентьевичем хотели бы поприсутствовать на беседах с сотрудниками.

– И с детьми, разумеется, тоже, – поспешил психолог и добавил поспешно для Горюнова: – Это очень важно для составления психологического портрета подозреваемых… точнее, задержанных.

– Вы задержанными убийц называете? – фыркнул майор.

– Господи, товарищи… Ну не надо так говорить… – голос Виктории Петровны впервые прозвучал с надрывом. – Суда ведь не было еще…

Липягин медленно наливался краской.

– Извините… товарищ майор… – поспешил вклиниться Витвицкий.

– Вот именно – я майор! – взорвался Липягин, спуская на капитана все то, что приготовил для директрисы. – Майор МВД! Советский офицер! И я привык называть вещи своими именами!

Он посмотрел на Викторию Петровну и, широко шагая, покинул вестибюль. Та поспешила за ним. Овсянникова подошла к Витвицкому.

– Виталий… – с материнской заботой в голосе сказала она. – Вы не реагируйте так, это все немножко не на самом деле. Ну, вы же психолог, должны понимать… Небольшое давление…

– Ага, небольшое, – усмехнулся стоящий рядом Горюнов. – Как в гестапо.

Витвицкий поймал взгляд Горюнова. Тот все утро вел себя как обычно, будто между ними не было ночного разговора. Но сейчас в глазах майора была насмешка, и Витвицкому показалось, что она адресована больше ему, нежели ушедшему Липягину. Виталий Иннокентьевич окаменел лицом.

– Спасибо за разъяснение, товарищ старший лейтенант. Без него бы я не обошелся, – холодно ответил он, даже не взглянув на Овсянникову, и вышел следом за Липягиным и директрисой.

В глазах Ирины сверкнула обида. Она перевела растерянный взгляд с Витвицкого на Горюнова. Тот снова пожал плечами, но на этот раз с несколько саркастической улыбкой, словно говоря: я тут вообще ни при чем. И покинул вестибюль.

Расстроенная и озадаченная Овсянникова осталась наедине с портретами членов политбюро и бюстом вождя мирового пролетариата.





* * *


Ковалев постучал, не услышал ответа и, приоткрыв дверь, заглянул в комнату с крашенными светлой краской стенами. В небольшом кабинете никого не было. У стены стоял казенный шкаф, у окна – стол, рядом примостилась пара стульев. И никого. Ковалев переступил порог, прикрыл за собой дверь и позвал:

– Товарищи эксперты, есть тут кто?

На голос из лаборатории вышла женщина лет сорока со строгим лицом, в белом халате и медицинских перчатках. Кажется, она была настроена дать решительную выволочку визитеру, что без спросу вламывается к ней в кабинет, но при виде мужчины вдруг улыбнулась.

– Александр Семенович, день добрый, – она стянула перчатки и прошла к столу.

– Здравствуй, Раечка, – Ковалев по-свойски плюхнулся на стул напротив эксперта. – А насколько этот день добрый, зависит от того, что ты мне расскажешь.

– Расскажу. Есть результаты по твоим душегубам, – Раиса придвинула к себе пачку заключений, что лежали на краю стола, и принялась деловито перебирать бумаги. – У двоих первая группа, у одного четвертая.

От этой новости полковник подался вперед.

– Так-так. У кого четвертая?

Раиса вытянула из стопки несколько заключений.

– Вот. У Тарасюка четвертая положительная.

Эксперт протянула заключения Ковалеву. Тот расплылся в улыбке, достойной чеширского кота.

– Что, совпало? – усмехнулась Раиса.

– На все сто, – бодро отозвался Ковалев. – Раечка, ты прелесть!






* * *


По пустому коридору школы-интерната звонко цокали каблучки. Молодая учительница Нина Викторовна буквально бежала, торопясь выполнить поручение. В интернате она работала, что называется, без году неделю, и явление сотрудников милиции, ведущих себя максимально недружелюбно, здорово напугало девушку. Милиционеры в ее юном еще понимании были сродни большому и доброму дяде Степе из стихотворений Михалкова, а тут…

Нина Викторовна остановилась у двери класса, выдохнула и, поспешно постучав, решительно заглянула внутрь:

– Нелли Егоровна! Вас срочно в учительскую!

– Нина Викторовна, у меня урок. Что случилось?

– Виктория Петровна сказала… – молодая учительница почувствовала, что от волнения ей не хватает слов, будто она пришла на первый свой урок. – Там из милиции… Из Москвы! Срочно!

Ее коллега недовольно поджала губы:

– Дети, я сейчас. Не шумите. Делаем упражнение двадцать шесть.

Из кабинета она вышла с крайне недовольным лицом. Милиция могла и подождать до перемены, а не сдергивать учителя с урока. Что там у них такого могло случиться, не убили же кого-то в самом деле?

Пока шли в учительскую, она поинтересовалась, что стряслось, у молодой коллеги, но внятного ответа не получила.

Нелли Егоровна вошла в учительскую, собираясь в первую очередь высказать начальству все, что думает, но начальства на месте не оказалось. За столом с важным видом сидел Липягин. За соседним – Горюнов, у окна устроился Витвицкий, Овсянникова присела на стул у двери.

– Входите, садитесь, – разрешил Липягин.

– Здравствуйте! – решительно начала Нелли Егоровна. – У меня урок, до перемены двадцать минут. Может быть, товарищи, мы отложим нашу беседу…

– Сядьте, – Липягин резко поднялся из-за стола и взглядом буквально придавил учительницу. – Вас вызвали не для какой-то там беседы. Я – старший следователь майор Липягин. Это мои коллеги из Москвы. Вы что думаете, у нас дел других нет, кроме как с вами беседовать?

Нелли Егоровна растеряла всю свою решительность и оторопело смотрела на майора. С ней так не разговаривал никто: ни родители, ни коллеги. Даже начальство относилось с уважением, а тут…

– Не слышу ответа? – рыкнул Липягин.

– Я… – пробормотала женщина и снова запнулась.

– Сядьте!

Учительница села.

– Отвечайте на вопросы быстро и четко, нам еще ваших сослуживец допрашивать, – чуть смягчился Липягин. – Итак: сколько раз Шеин, Жарков, Тарасюк во время учебы проявляли агрессию по отношению к сверстникам? Кого из воспитанников младших классов обижали? Издевались? Били? Факты сексуального насилия были? Мужеложство? Может быть, в извращенной форме?

– Мужеложство?.. – побледнела Нелли Егоровна.

– Да. Иначе это называется педерастия, – жестко рубанул майор. – Вы же вроде взрослый человек, в таком заведении работаете. Не прикидывайтесь овечкой. Я не поверю, что вы тут никогда с этим не сталкивались.

– Но я действительно никогда…

– Не врать мне! – рявкнул Липягин и треснул ладонью по столу.

На Нелли Егоровну больно было смотреть. Взгляд ее сделался беспомощным, глаза влажно блестели, губы подрагивали.

Витвицкий с каким-то животным ужасом наблюдал за происходящим. Смотрел, словно зачарованный, и ничего не мог сделать.

– По какому праву вы на меня кричите? – всхлипнула учительница.

– По такому! Вы тут воспитали троих убийц. Рассказать, что они вытворяли с детьми, прежде чем зарезать? Они выкалывали им глаза.

– Что вы такое… наши мальчики не могли… – взгляд женщины поплыл, дыхание сделалось тяжелым.

– На меня смотрите! – прорычал Липягин. – Не могли… Они отрезали у жертв половые органы, а потом их жрали!

У Нелли Егоровны потемнело в глазах, она попыталась встать, шаря в воздухе рукой, будто ища опору. Глаза ее закатились, и учительница кулем повалилась на пол.

Первым среагировал Витвицкий, следом за ним бросилась Овсянникова. Капитан, откинув приличия, расстегнул верхнюю пуговицу на кофточке учительницы и пощупал пульс на шее.

– Воды! – быстро скомандовал он подоспевшей девушке. – Ирина, там графин!

Липягин наблюдал за возней с брезгливым выражением. Подошедший к нему Горюнов смотрел на происходящее с естествоиспытательским интересом.

– Все, майор. Перегнул. Теперь я понимаю, как вы работаете с подследственными.