Чикатило. Явление зверя
Часть 16 из 71 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Тимур Русланович затянулся. Сигарета дотлела практически до фильтра. Кесаев вернулся к столу, вдавил окурок в переполненную пепельницу, взял чистый лист бумаги и крупно написал на нем: «НОЖ». Подумал и поставил рядом знак вопроса. Затем ниже написал: «ЦАРАПИНА», поставил против этого слова восклицательный знак и потянулся за сигаретами. Но пачка «Явы» оказалась пуста. Скомкав мягкую пачку, Кесаев бросил ее в корзину и решительно поднялся из-за стола.
Хватит на сегодня. Пора возвращаться в гостиницу. Иногда полезно отдыхать.
* * *
– Внимание, внимание! Электропоезд Ростов-на-Дону – Новошахтинск прибывает на первый путь, – с потрескиванием вещал из динамика голос диспетчера. – Повторяю, электропоезд Ростов-на-Дону – Новошахтинск прибывает…
Голос потонул в грохоте колес, шипении открывающихся дверей. Из прибывшей электрички на перрон повалили суетливые пассажиры, смешиваясь с теми, что ожидали прибытия. Люди спешили по своим делам, среди них в толпе, ничем не выделяясь, шагал Чикатило. В плаще, в шляпе, с портфелем в руках. Взгляд его равнодушно скользил по окружающим людям. Как и другие, он тоже спешил по своим делам – надо было решать вопрос с застрявшими насосами.
Вместе с остальными пассажирами Чикатило двигался к зданию вокзала с яркой, броской надписью «НОВОШАХТИНСК». Именно тут он и заметил девушку-бродяжку. Несимпатичная, неряшливо одетая, с разбитой губой, красным обветренным лицом, как это бывает у людей, подолгу бывающих вне помещений, она стояла у фонарного столба с потертой хозяйственной сумкой.
Девушка следила за урной. Выждав, когда один из пассажиров выбросит бутылку из-под лимонада «Буратино», бродяжка направилась к урне. Воровато оглянувшись, выудила заветную бутылку и быстро сунула ее в хозяйственную сумку. Звякнуло стекло о стекло, видимо, это был не первый за сегодня улов.
Чикатило замер, стекленея взглядом, несколько секунд разглядывал бродяжку, затем резко сменил направление, подошел ближе и остановился в нескольких шагах от урны:
– Здравствуйте.
Девушка мрачно посмотрела на дядьку в шляпе и довольно грубо спросила:
– Шо надо?
– День сегодня хороший… – начал было Чикатило, но бродяжка была явно не настроена на светские беседы.
– Отвали, мужик. Без тебя тошно.
– Не нужно грубить. Как тебя зовут?
– Как надо. Отвали, сказала, – отшила девушка.
– Я выпить хочу, а один не привык, – сменил стратегию мужчина. – Составишь компанию?
Девушка мгновенно изменилась в лице, будто посветлела, с интересом поглядела на незнакомца.
– Ну, и шо? Есть?
Чикатило покачал портфелем:
– Есть.
– Красное или по-серьезному? – оживилась бродяжка.
– Коньяк, армянский. Будешь?
Девушка непроизвольно улыбнулась, но тут же зашипела от боли, прикрыв рукой разбитую губу.
– Больно? – участливо спросил Чикатило.
– Василь, сука… – прошипела бродяжка. – Вчера бухали на стройке, ему не хватило… Он мне, главное, говорит – иди, найди. А я что, ищейка? Сам, говорю, иди. Ну, он и вдарил, гад…
– Женщин бить нехорошо, – наставительно сказал Чикатило. – Так как тебя зовут?
Девушка поглядела на дядьку в плаще с одобрением, окинула взглядом его фигуру.
– Валентина, – представилась она и добавила торопливо: – Но денег нет, предупреждаю!
– Я разве говорил про деньги? А я, кстати, дядя Андрей.
– Шо, дядя Андрей, – развеселилась Валентина, – натурой хочешь?
– Валечка, ну зачем так грубо? – улыбнулся Чикатило. – Там разберемся. Есть спокойное место? Ну, чтобы посидеть, поговорить…
– У котельной, там кусты и гаражи, дальше лес, – уверенно ответила бродяжка. – Пошли, что ли, дядя Андрей?
Чикатило сделал галантный жест – мол, дамы вперед, чем снова развеселил девушку. Девушка фыркнула, подхватила сумку с бутылками, но в последний момент Чикатило перехватил ее:
– Женщины не должны носить тяжести. Прошу вас, сударыня.
Эта обходительность еще больше насмешила Валентину. Расхохотавшись, она бодро зашагала к выходу с перрона. Чикатило пошел следом, сжимая в руке сумку с бутылками и портфель.
Он обманул. В портфеле у него не было коньяка. Ни армянского, ни молдавского – никакого. Там были совсем другие вещи, среди которых, завернутый в вафельное полотенце, лежал хорошо отточенный кухонный нож с черной пластиковой ручкой, на которой были выцарапаны буквы М.Ц.
* * *
В областном милицейском архиве время тянулось словно резиновое. Обстановка здесь напоминала библиотечную, но плакат на стене «Не сообщайте секретные сведения лицам, не имеющим к ним прямого отношения» напоминал, что это отнюдь не рядовое гражданское заведение.
Витвицкий и Овсянникова сидели за столом, заваленным папками с делами за прошлые годы. Под коричневыми картонными обложками покоились тысячи страниц человеческого горя. Изучать их было тяжело и морально, и даже физически – «слепой» шрифт пятых копий машинописи плохо читался, заставляя напрягать глаза.
– Виталий Иннокентьевич, вы говорили с Кесаевым? – оторвавшись от очередного дела, спросила Овсянникова.
– Да, – не поворачивая головы, ответил Витвицкий. – Мне кажется… мне кажется, я сумел посеять в его душе зерно сомнения. Ирина, вот посмотрите этот протокол… – он протянул девушке бумагу. – Здесь упоминается сто пятнадцатая статья… Напомните, пожалуйста, что это?
Старший лейтенант взяла протокол, вчиталась и непроизвольно улыбнулась.
– Статья сто пятнадцать, Виталий Иннокентьевич, это «Заражение венерической болезнью».
Капитан неожиданно засмущался. Овсянникова закатила глаза и, словно на уроке, затараторила по памяти:
– «Заведомое поставление другого лица через половое сношение или иными действиями в опасность заражения венерической болезнью – наказывается лишением свободы на срок до двух лет, или исправительными работами на тот же срок, или штрафом до двух минимальных месячных размеров оплаты труда». Вот!
Сняв очки, Витвицкий удивленно посмотрел на Овсянникову.
– А что, есть и такая статья? Я, конечно, изучал Уголовный кодекс в студенчестве, но он очень далек от моей основной деятельности, и многое забылось…
– Конечно, есть, – улыбнулась Овсянникова. – Я как-то читала один рассказ… то ли Мопассана, то ли Анатоля Франса… Там девушка проникла в стан неприятеля и заразила всех сифилисом. Вы думаете, ее не должны были наказать?
– Как заразила? – не понял Витвицкий.
Теперь уже пришла очередь смущаться Овсянниковой. Она хихикнула, посмотрела в сторону.
– Виталий… Иннокентьевич, ну в вашем-то возрасте вы должны знать как.
Психолог покраснел, надел очки, уткнулся в документы и бросил несколько раздраженным тоном:
– Разумеется, я знаю «как»! Меня заинтересовала моральная сторона вопроса. Впрочем, давайте работать.
Девушка искоса посмотрела на сердитого Витвицкого, улыбнулась.
– Ну, не обижайтесь. Я не имела в виду ничего плохого. А почему вас заинтересовал этот протокол?
– Понимаете, Ирина, там как будто бы сходный с нашими убийцами случай – некий преступник насиловал женщин, девять пострадавших. Но пока его искали, как следует из материалов дела… – мужчина хлопнул ладонью по папке на столе, – появился самозванец, утверждающий, что это он изнасиловал.
– И что же?
– Его быстро вывели на чистую воду. Все пострадавшие оказались заболевшими… одним из тех самых заболеваний, ну, вы понимаете. Их заражал насильник. А у самозванца такой болезни выявлено не было. Как потом установило следствие, он оговорил себя, желая славы… как бы это сказать? Сексуального гиганта. Понимаете, о чем я?
Овсянникова заинтересованно посмотрела на капитана:
– Не совсем…
– Да что тут непонятного! – внезапно вспыхнул Витвицкий. – Это же тот же случай, что и с Шеиным, и с Жарковым! Я уверен в этом! И доказательства есть…
Старший лейтенант неожиданно взяла Витвицкого за руку, вытянула ее так, что стали видны царапины от удочки.
– Виталий… Иннокентьевич, вы, конечно, человек отважный, но уж меня простите, вот это – не доказательство.
Витвицкий выдернул руку, возмущенно бросил:
– Много вы понимаете в доказательствах! Были бы вы ценным сотрудником, вас бы не сослали сюда вместе со мной.
Теперь пришла очередь Овсянниковой сердиться:
– Вот она, благодарность! – с сарказмом воскликнула девушка. – Да если бы не вы, я бы сюда ни за что не попала!
Оба молча вернулись к бумагам. Воздух в комнате буквально искрился от напряжения.
Витвицкий, сильно покраснев, изо всех сил старался не смотреть в сторону девушки, листал бумаги, но взгляд его нет-нет да и косил в сторону Овсянниковой.
Та вроде бы выглядела спокойно, но это было только внешнее, показное спокойствие. Она тоже переживала из-за внезапной размолвки с Витвицким, и ее волнение выдавало еле слышное постукивание карандаша по столу.
Хватит на сегодня. Пора возвращаться в гостиницу. Иногда полезно отдыхать.
* * *
– Внимание, внимание! Электропоезд Ростов-на-Дону – Новошахтинск прибывает на первый путь, – с потрескиванием вещал из динамика голос диспетчера. – Повторяю, электропоезд Ростов-на-Дону – Новошахтинск прибывает…
Голос потонул в грохоте колес, шипении открывающихся дверей. Из прибывшей электрички на перрон повалили суетливые пассажиры, смешиваясь с теми, что ожидали прибытия. Люди спешили по своим делам, среди них в толпе, ничем не выделяясь, шагал Чикатило. В плаще, в шляпе, с портфелем в руках. Взгляд его равнодушно скользил по окружающим людям. Как и другие, он тоже спешил по своим делам – надо было решать вопрос с застрявшими насосами.
Вместе с остальными пассажирами Чикатило двигался к зданию вокзала с яркой, броской надписью «НОВОШАХТИНСК». Именно тут он и заметил девушку-бродяжку. Несимпатичная, неряшливо одетая, с разбитой губой, красным обветренным лицом, как это бывает у людей, подолгу бывающих вне помещений, она стояла у фонарного столба с потертой хозяйственной сумкой.
Девушка следила за урной. Выждав, когда один из пассажиров выбросит бутылку из-под лимонада «Буратино», бродяжка направилась к урне. Воровато оглянувшись, выудила заветную бутылку и быстро сунула ее в хозяйственную сумку. Звякнуло стекло о стекло, видимо, это был не первый за сегодня улов.
Чикатило замер, стекленея взглядом, несколько секунд разглядывал бродяжку, затем резко сменил направление, подошел ближе и остановился в нескольких шагах от урны:
– Здравствуйте.
Девушка мрачно посмотрела на дядьку в шляпе и довольно грубо спросила:
– Шо надо?
– День сегодня хороший… – начал было Чикатило, но бродяжка была явно не настроена на светские беседы.
– Отвали, мужик. Без тебя тошно.
– Не нужно грубить. Как тебя зовут?
– Как надо. Отвали, сказала, – отшила девушка.
– Я выпить хочу, а один не привык, – сменил стратегию мужчина. – Составишь компанию?
Девушка мгновенно изменилась в лице, будто посветлела, с интересом поглядела на незнакомца.
– Ну, и шо? Есть?
Чикатило покачал портфелем:
– Есть.
– Красное или по-серьезному? – оживилась бродяжка.
– Коньяк, армянский. Будешь?
Девушка непроизвольно улыбнулась, но тут же зашипела от боли, прикрыв рукой разбитую губу.
– Больно? – участливо спросил Чикатило.
– Василь, сука… – прошипела бродяжка. – Вчера бухали на стройке, ему не хватило… Он мне, главное, говорит – иди, найди. А я что, ищейка? Сам, говорю, иди. Ну, он и вдарил, гад…
– Женщин бить нехорошо, – наставительно сказал Чикатило. – Так как тебя зовут?
Девушка поглядела на дядьку в плаще с одобрением, окинула взглядом его фигуру.
– Валентина, – представилась она и добавила торопливо: – Но денег нет, предупреждаю!
– Я разве говорил про деньги? А я, кстати, дядя Андрей.
– Шо, дядя Андрей, – развеселилась Валентина, – натурой хочешь?
– Валечка, ну зачем так грубо? – улыбнулся Чикатило. – Там разберемся. Есть спокойное место? Ну, чтобы посидеть, поговорить…
– У котельной, там кусты и гаражи, дальше лес, – уверенно ответила бродяжка. – Пошли, что ли, дядя Андрей?
Чикатило сделал галантный жест – мол, дамы вперед, чем снова развеселил девушку. Девушка фыркнула, подхватила сумку с бутылками, но в последний момент Чикатило перехватил ее:
– Женщины не должны носить тяжести. Прошу вас, сударыня.
Эта обходительность еще больше насмешила Валентину. Расхохотавшись, она бодро зашагала к выходу с перрона. Чикатило пошел следом, сжимая в руке сумку с бутылками и портфель.
Он обманул. В портфеле у него не было коньяка. Ни армянского, ни молдавского – никакого. Там были совсем другие вещи, среди которых, завернутый в вафельное полотенце, лежал хорошо отточенный кухонный нож с черной пластиковой ручкой, на которой были выцарапаны буквы М.Ц.
* * *
В областном милицейском архиве время тянулось словно резиновое. Обстановка здесь напоминала библиотечную, но плакат на стене «Не сообщайте секретные сведения лицам, не имеющим к ним прямого отношения» напоминал, что это отнюдь не рядовое гражданское заведение.
Витвицкий и Овсянникова сидели за столом, заваленным папками с делами за прошлые годы. Под коричневыми картонными обложками покоились тысячи страниц человеческого горя. Изучать их было тяжело и морально, и даже физически – «слепой» шрифт пятых копий машинописи плохо читался, заставляя напрягать глаза.
– Виталий Иннокентьевич, вы говорили с Кесаевым? – оторвавшись от очередного дела, спросила Овсянникова.
– Да, – не поворачивая головы, ответил Витвицкий. – Мне кажется… мне кажется, я сумел посеять в его душе зерно сомнения. Ирина, вот посмотрите этот протокол… – он протянул девушке бумагу. – Здесь упоминается сто пятнадцатая статья… Напомните, пожалуйста, что это?
Старший лейтенант взяла протокол, вчиталась и непроизвольно улыбнулась.
– Статья сто пятнадцать, Виталий Иннокентьевич, это «Заражение венерической болезнью».
Капитан неожиданно засмущался. Овсянникова закатила глаза и, словно на уроке, затараторила по памяти:
– «Заведомое поставление другого лица через половое сношение или иными действиями в опасность заражения венерической болезнью – наказывается лишением свободы на срок до двух лет, или исправительными работами на тот же срок, или штрафом до двух минимальных месячных размеров оплаты труда». Вот!
Сняв очки, Витвицкий удивленно посмотрел на Овсянникову.
– А что, есть и такая статья? Я, конечно, изучал Уголовный кодекс в студенчестве, но он очень далек от моей основной деятельности, и многое забылось…
– Конечно, есть, – улыбнулась Овсянникова. – Я как-то читала один рассказ… то ли Мопассана, то ли Анатоля Франса… Там девушка проникла в стан неприятеля и заразила всех сифилисом. Вы думаете, ее не должны были наказать?
– Как заразила? – не понял Витвицкий.
Теперь уже пришла очередь смущаться Овсянниковой. Она хихикнула, посмотрела в сторону.
– Виталий… Иннокентьевич, ну в вашем-то возрасте вы должны знать как.
Психолог покраснел, надел очки, уткнулся в документы и бросил несколько раздраженным тоном:
– Разумеется, я знаю «как»! Меня заинтересовала моральная сторона вопроса. Впрочем, давайте работать.
Девушка искоса посмотрела на сердитого Витвицкого, улыбнулась.
– Ну, не обижайтесь. Я не имела в виду ничего плохого. А почему вас заинтересовал этот протокол?
– Понимаете, Ирина, там как будто бы сходный с нашими убийцами случай – некий преступник насиловал женщин, девять пострадавших. Но пока его искали, как следует из материалов дела… – мужчина хлопнул ладонью по папке на столе, – появился самозванец, утверждающий, что это он изнасиловал.
– И что же?
– Его быстро вывели на чистую воду. Все пострадавшие оказались заболевшими… одним из тех самых заболеваний, ну, вы понимаете. Их заражал насильник. А у самозванца такой болезни выявлено не было. Как потом установило следствие, он оговорил себя, желая славы… как бы это сказать? Сексуального гиганта. Понимаете, о чем я?
Овсянникова заинтересованно посмотрела на капитана:
– Не совсем…
– Да что тут непонятного! – внезапно вспыхнул Витвицкий. – Это же тот же случай, что и с Шеиным, и с Жарковым! Я уверен в этом! И доказательства есть…
Старший лейтенант неожиданно взяла Витвицкого за руку, вытянула ее так, что стали видны царапины от удочки.
– Виталий… Иннокентьевич, вы, конечно, человек отважный, но уж меня простите, вот это – не доказательство.
Витвицкий выдернул руку, возмущенно бросил:
– Много вы понимаете в доказательствах! Были бы вы ценным сотрудником, вас бы не сослали сюда вместе со мной.
Теперь пришла очередь Овсянниковой сердиться:
– Вот она, благодарность! – с сарказмом воскликнула девушка. – Да если бы не вы, я бы сюда ни за что не попала!
Оба молча вернулись к бумагам. Воздух в комнате буквально искрился от напряжения.
Витвицкий, сильно покраснев, изо всех сил старался не смотреть в сторону девушки, листал бумаги, но взгляд его нет-нет да и косил в сторону Овсянниковой.
Та вроде бы выглядела спокойно, но это было только внешнее, показное спокойствие. Она тоже переживала из-за внезапной размолвки с Витвицким, и ее волнение выдавало еле слышное постукивание карандаша по столу.