Четвертый лишний

— А сам не соображаешь? — язвительно ответил Мурат.

Трофим видел, как он внутренне напрягся. Боялся Мурат Славу, но и не дерзить ему не мог. Не может же идти игра в одни ворота.

— А где Виктория Сергеевна? — спросил Слава, взглядом окинув пустующее место рядом с Евсюком, которое должна была занимать его жена.

Это Мурат убежденный холостяк, а Дима женился сразу после школы, супруга у него дама, мягко говоря, взрослая, не зря Слава назвал ее по имени-отчеству. Алла по сравнению с Викой выглядела девочкой.

Евсюк задумался, не зная, с чего начать, или с причины, по какой его жена не смогла приехать, или с последствия этой причины. Но Слава, похоже, и не хотел вникать в подробности.

— Значит, вы втроем? — усмехнулся Кислый.

Он запросто мог предложить Мурату одну постель на троих — для него, для Ларисы и для Евсюка. Возможно, именно это он и собирался сделать, с тем, чтобы Мурат проглотил эту пилюлю. Трофим заметил коварную хитрость в его взгляде. И вдруг решил сыграть на опережение. Мурат, конечно, еще тот фрукт, но все-таки друг ему, а не портянка. Да и Ларисе настроение незачем портить.

— И мы втроем, — сказал он, кивком показав на Аллу.

Слава дернулся как ужаленный, резко глянул на него, но решил не обострять обстановку и заставил себя улыбнуться.

— Да, между прочим!.. — Алла подошла к Ларисе, взяла ее под руку и, с одобрительной иронией глянув на Трофима, повела гостью в дом.

Она разрядила ситуацию, взяв Ларису в свою женскую компанию и оставляя Славу в мужской. Но при этом ее ничуть не возмутило трио, которое предложил Трофим.

— А мы остаемся умирать, — с усмешкой сказал Мурат, взглядом провожая женщин.

— Чего? — сурово глянул на него Слава.

— Да шучу я, — отмахнулся тот.

— А шутишь к чему… боцман?

— Дима умрет первым, — кивнул на Евсюка Мурат. — А я второй в очереди.

— Это, по-твоему, смешно? — нахмурился Слава.

— А тебя что, тоже в очередь поставили? — спросил Евсюк.

Он пытался улыбаться, но это плохо у него получалось.

— Да звонил робот, — кивнул Кислый. — В третью позицию пытался поставить.

— А меня во вторую, — признался Мурат.

— Когда звонили? — спросил Слава.

— Да вот, ехали… — Мурат кивком показал на машину. — Сначала Диме, потом мне…

— Мне тоже звонили, — сказал Трофим. — Тоже недавно. Ваша позиция в очереди четвертая.

— И все-таки это смешно! — стараясь держаться бодрячком, выдавил Мурат.

— Если есть кто-то пятый, — пожал плечами Евсюк.

— И пятый, шестой… — скривился Слава, давая понять, что не хочет воспринимать эту чушь всерьез.

— На мне очередь обрывается, — качнул головой Трофим. — Я умру, сказали, последним.

— В смысле, как последняя сволочь? — Слава не удержался от соблазна съязвить.

— В смысле, нас четверо, а не пятеро, и не шестеро…

— А девчонки считаются? — спросил Евсюк. Он растягивал губы в улыбке, но его голос дрожал.

— А ты что, за девчонками спрятаться хочешь? — уколол его Слава.

— Да мне и раньше звонили, то вторым в очередь поставят, то третьим. И четвертым был, а пятым или шестым нет, — мотнул головой Мурат.

— Ты никогда не был шестым? — скривился Кислый. На душе кошки скребут, но жалить ему это не мешало. Злая у него натура. Скотская.

— Слушай, ты! — не выдержал Мурат.

— А то что? — Слава грозно расправил плечи.

— Если драться, то с Димой. Он должен умереть первым! — натянуто улыбнулся Мурат.

Не выдержала его хлипкая душонка, дрогнул он перед Славой и, пытаясь отшутиться, перевел стрелки на Евсюка. Трофим усмехнулся, наблюдая за происходящим. Странная у них компания, и как она только до сих пор не рассыпалась. Хоть и на честном слове, но все еще держится.


— Да хватит вам, — поморщился Евсюк. И, глянув на Мурата, сказал: — Несешь какую-то ересь!

— Молитву лучше прочитай, — с ухмылкой сказал Слава.

— Какую еще молитву? — покосился на него Дима.

— Отходную!

Евсюк фыркнул, выразительно глянув на Кислого, и вдруг схватился за горло, захрипел, закашлял, выпучив глаза, землистого цвета лицо стало еще темней. Он с силой, казалось, пытался вдохнуть воздух, но что-то мешало ему это сделать. Но, возможно, он просто забавлялся.

— Эй, ты чего? — засмеялся Слава. — Муратка еще даже молитву не вспомнил!

— Дима, ты чего? — забеспокоился Трофим.

Он тоже надеялся, что Евсюк притворяется, но сомнения отпали, когда из его рта хлынула пена. Глаза закатились, он стал падать, Трофим подхватил его, уложил на землю, встав при этом на колено.

— Димка, ты это… не надо! — Слава потрясенно смотрел на Евсюка.

— Дурацкие шутки у тебя, боцман! — пробормотал Мурат.

— Какие шутки? «Скорую» давай! — крикнул Трофим.

Но «Скорая помощь» уже не требовалась. Дыхание у Димы остановилось, взгляд остекленел. Трофим нащупал яремную вену на шее, но пульс не прощупывался. Он не растерялся, ударил Диму кулаком по груди, пытаясь запустить сердце. Это не помогло, тогда он достал носовой платок, вытер пену со рта Евсюка, однако сделать другу искусственное дыхание не смог — побрезговал, вместо этого придумал себе оправдание. Дима должен был умереть первым, именно это с ним и случилось, но отчего наступила смерть? Вдруг Евсюка отравили? Тогда в его слюне содержится яд, а Трофиму еще рано умирать, он четвертый в очереди…





Глава 2





Острый скальпель снимал стружку легко, но медленно, следователь не торопился, он затачивал карандаш с такой скрупулезностью, с какой ювелир проводит огранку алмаза, а оружейник затачивает саблю. Даже не следователь, а дознаватель, молодой еще, только-только из академии, но уже такой важный. Трофим с усмешкой наблюдал за ним, за этой его попыткой взять визави на психологический прием. Попытка жалкая, однако карандаш лейтенант заточил очень аккуратно и до игольной остроты. Закончив, отложил его в сторону, взяв вместо него авторучку.

— Крупицын Трофим Игоревич? — уточняя, спросил он.

Соломенные волосы у парня, белесые брови, усы хлипкие, и тоже бесцветные, точно пена. Вспомнив о пене, Трофим, нахмурился. Он хорошо помнил пену на губах Димы Евсюкова. У него случился резкий отек гортани, ему бы точно искусственное дыхание не помогло, но Трофим чувствовал себя так, как будто был виноват в смерти Евсюка. Возможно, лейтенант Чагин также грешил на него. Но бояться нечего. Если дело все еще у дознавателя, значит, смерть не признали криминальной.

— Крупицын.

— Восемьдесят третьего года рождения?

— Одна тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения, — глянув на карандаш, поправил Трофим.

— Ну да, — слегка смутился лейтенант.

Уж так он старался произвести впечатление важного и опытного, склонного к педантизму и скрупулезности следователя, а оступился сразу на такой мелочи.

— Евсюков был восемьдесят первого года рождения, — усмехнулся Трофим. — На два года старше меня. Вы это хотели узнать?

— Старше вас на два года, но дружили вы со школы?

— Потому что жили в одном дворе.

— Четыре друга?

— Да, и я должен умереть последним, — кивнул Трофим.

Он уже знал, что Чагин беседовал и с Муратом и с Кислицыным, наверняка кто-то из них рассказал о странных звонках.

— И кто мог вам звонить? — ничуть не удивился лейтенант.

— Вы полиция, у вас техника. Это я должен у вас спрашивать.

— Может, это был розыгрыш? — не моргнув глазом, предположил дознаватель.

— Если это был розыгрыш, значит, разыграл кто-то из своих, я правильно понимаю?

— Возможно.

— А что, интересный вариант! Кислицын человек не бедный, подарок ему нужно дорогой, а тут сразу на пороге у него умирает друг. И тут уж ему не до подарка!