Честь снайпера
Часть 36 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Гершон ощутил приступ тошноты, как это происходило с большинством тех, кто видел перед собой эти гнусности.
Но он продолжил и через две минуты стал экспертом по части Ганса Швейцера, который после славы военных дней пребывал в забвении в качестве художника заштатного рекламного агентства и скончался лишь в 1980 году. Но все же правосудие восторжествовало. Художника, воспевавшего нацизм, присудили к уплате штрафа.
Так кто же подпал под влияние Ганса Швейцера?
Кто через семьдесят лет после того, как последнего фашиста пристрелили среди развалин Берлина бойцы Красной армии, на шел образы настолько выразительными и мощными, что заказал воспроизвести их?
Стоило начать с родственников. Гершон поработал с открытыми базами данных, ничего не нашел и отправил по электронной почте сообщение своему знакомому в Исследовательском центре холокоста. Ответ пришел через считанные минуты.
Гершон, на мой взгляд, сын не должен отвечать за проступки отца. В данном случае вопрос еще более спорный, поскольку Швейцер в действительности виновен только в том, что своим искусством прославлял преступление. Да, он создавал одни из самых ненавистных образов и процветал за счет этого. В психологическом смысле он являлся пособником убийц, однако это находится уже за рамками правового поля. Сам Швейцер никого не убивал, он только рисовал.
Ты уверяешь, что это связано с национальной безопасностью. В таком случае я должен оказать содействие и сообщить, что у Швийцера был сын. Он обладал определенным художественным талантом и на протяжении многих лет работал в рекламном бизнесе. Этот же талант унаследовал и сын сына, в настоящее время старший партнер одной рекламной фирмы в Берлине под названием «Имиджторрент». Его зовут Лукас Швийцер, и меня огорчает, что он вернул себе фамилию деда, чтобы снимать проценты с его «славы». Похоже, это ему удалось. Поступай с этой информацией как считаешь нужным, но помни, что эти люди виноваты лишь в том, что превращали в зрительные образы безумные фантазии тех, кто действительно творил зло. К чему скатится мир, если наказывать будут тех, кто повинен лишь в том, что «рисовал плохие вещи»?
Гершон не собирался наказывать Лукаса Швейцера за интеллектуальные преступления его деда, но хотел внимательно к нему присмотреться.
Особых усилий для этого не потребовалось, поскольку система защиты внутренних баз данных «Имиджторрента» оказалась слабой. Гершон без труда проник туда и через считанные минуты вскрыл ящик электронной почты Лукаса Швейцера. В первую очередь его интересовала «мусорная корзина», где в изобилии лежали удаленные файлы. Он просматривал их до тех пор, пока не нашел каталог, озаглавленный «Нордайн».
Это была переписка художника и заказчика.
Художник: Сожалею, что вы разочарованы моим отказом. Я поймал себя на том, что у меня нет никакого желания развивать дальше ваши мысли. Да, я извлекаю выгоду из прошлого моей семьи, можете называть меня лицемером, однако для меня эта область по-прежнему остается болезненной.
Заказчик: Буржуазное нытье. Вы получили щедрый аванс. Вы согласились претворить в жизнь мои замыслы. Ваша точка зрения на этот счет меня не интересует. Используйте свой талант так, как я хочу, как я требую, или вам и вашей фирме придется столкнуться с разорительными юридическими проблемами. Мне нужна та же чистота линий, которая отмечала работы великого Мьелнира, и этот талант течет в ваших жилах. Примите же наконец то, кто вы такой на самом деле.
Художник: Дайте мне знать, устраивает ли вас последний вариант. Я постарался полностью отказаться от концепции превосходства и использовал один-единственный образ, созданный дедом. Вам ведь НЕ НУЖНЫ ассоциации с ним, не так ли? Об этом не может быть и речи. Вам нужна лишь квинтэссенция его «духа», правильно? Очень на это надеюсь.
Заказчик: Ну наконец-то! Да, работа приемлемая, я полностью выплачу вам обещанный гонорар, и с премиальными. Да, кстати, вся эта переписка должна быть уничтожена. Но вы и сами прекрасно это понимаете.
Адрес электронной почты заказчика был следующий: Anton1@Toryavesky.net. Гершону не составило особого труда выяснить, что холдинг «Торявеский» является сердцем деловой империи одного российского олигарха. Этим человеком был Василий Стрельников, которому в самом ближайшем времени предстояло стать новым министром торговли Российской Федерации.
Глава 50
Карпаты
Яремча
Конец июля 1944 года
«Инна лилляхи уа инна иилайхи раджиун».
Ему мы принадлежим, к нему возвращаемся.
Обратившись напрямую к Аллаху посредством «дуа», как называется такая молитва, Салид вышел из состояния религиозного транса. Вокруг ничего не изменилось, но прошло пять секунд.
Обергруппенфюрер СС лежал на узком настиле моста в огромной луже крови, которая пропитала его одежду насквозь и теперь тускло поблескивала в свете скрытого за облаками солнца. Несколько струек просочились в щели между досками и срывались каплями в бурлящие воды реки. Крови натекло так много, что можно было почувствовать ее запах. Глаза трупа оставались открытыми, как и рот. Кровь также вытекала из носа и собиралась в горле, но пока еще не переливалась через край.
Откуда был сделан выстрел?
Откуда-то очень-очень далеко, так далеко, что его звук успел рассеяться, прежде чем долететь сюда трагическим отголоском.
Салид прищурился, осмысливая случившееся. Оцепеневшие подчиненные в ужасе взирали на него, ожидая приказаний. Салиду самому страстно хотелось, чтобы кто-нибудь отдал четкие, точные, продуманные команды. Однако в отсутствие доктора Гределя старшим по званию становился он.
Салид мог думать только о себе.
«Человек, которого я должен был оберегать, убит, несмотря на все мои усилия. Во всем обвинят меня. Но я, по большому счету, посторонний, я здесь чужой. Моим покровителем был доктор Гредель, и вот теперь его нет в живых, снайперу удалось скрыться, я опозорил своего отца, своего деда, своего двоюродного брата муфтия, свою семью, веру, судьбу. Немцы расстреляют меня за вопиющую некомпетентность!
Аллах, ниспошли мне мудрость. Молю тебя, помоги своему сыну Салиду в час наивысшего ужаса, в окружении неверных, для которых он ничто, недочеловек, не оправдавший оказанного ему доверия…»
– Господин гауптштурмфюрер, что нам.
Это был Акков.
Салид лихорадочно попытался собраться с мыслями.
Что? Что? Что?
Собаки.
– Собаки ее найдут! Все остается по-прежнему. Белая Ведьма где-то там, наверху, за пределами выжженной зоны. Нет-нет, пуля попала доктору Гределю в грудь. Значит, выстрел был сделан оттуда! – Салид указал на вершину покрытой соснами горы, до которой была добрая тысяча метров. – Где телефон?
Акков знаком подозвал связиста, притащившего коробку с полевым телефоном «модель-33», за которой тянулся длинный провод. Полевой телефон в твердой скорлупе бакелитового корпуса служил основным средством связи германских сухопутных войск, поскольку был гораздо надежнее рации, обладал спокойным нравом, быстро развертывался в полевых условиях, обеспечивая соединение на большом расстоянии. Электрические батареи служили гораздо дольше, вес был существенно меньше, и в нем никогда не перегорали радиолампы. Открыв аппарат, Салид взял трубку и покрутил ручку, посылая сигнал вызова.
– Грауфельдт слушает.
Грауфельдт, угрюмый унтершарфюрер, был в полицейском батальоне одним из немногих чистокровных немцев.
– Ты слышал выстрел?
– Так точно. Он прозвучал не у нас.
– Спускай собак, Грауфельдт!
Господин гауптштурмфюрер, я уже отправил группы с собаками, они идут в направлении выстрела. Собаки непременно возьмут след. Поскольку выстрел был сделан так далеко, я приказал солдатам оставить автоматы и ранцы и идти с одними пистолетами. Я рассудил, что им нужно будет двигаться быстро, и решающим фактором станет то, сколько сил у них останется, поэтому…
– Да-да, хорошо. Сколько у тебя еще провода?
– Две катушки. Еще с полкилометра. Мне идти вместе с поисковыми группами?
– Да, держись к ним как можно ближе.
– Слушаюсь, господин гауптштурмфюрер.
– Держи меня в курсе. Я двинусь следом за вами и скоро окажусь вне зоны действия телефона. Будете держать связь ракетами. Если схватите Белую Ведьму, дадите сигнал. До этого следуйте по тропе к перевалу и ущелью. В любом случае одно ваше присутствие погонит Белую Ведьму на десантников.
– Будет исполнено.
– Вот и отлично, Грауфельдт.
– Господин гауптштурмфюрер, как прошла.
– Не знаю, и это не имеет значения. Сейчас главное – схватить эту женщину.
– Так точно. Конец связи, я перемещаюсь на новое место.
Теперь Салид уже мог рассуждать более ясно. Он вернул телефон связисту.
– Господин гауптштурмфюрер, нам готовиться выдвигаться к ущелью?
– Пока что нет, Акков. Пусть наши люди соберут всех жителей деревни в церкви и запрут их там.
– Слушаюсь!
– Затем огнеметчики сожгут все дома. Я хочу стереть с лица земли деревню, в которой был убит обергруппенфюрер Гредель. Чтобы от нее не осталось даже воспоминания.
– Так точно, господин гауптштурмфюрер. А как быть с церковью? И с жителями?
– Сожгите церковь, Акков.
Мила не хотела расставаться с винтовкой и закинула ее за спину. Учитель, вооруженный «Стэном», то и дело оглядывался назад, проверяя, ведут ли сербы преследование.
– Смотри! – вдруг воскликнула Петрова, указывая в долину. – Немцы подожгли деревню!
– Этого следовало ожидать. Так работает их мозг. Яремча или Лидице – где бы ни нанесли удар партизаны, приходится расплачиваться простым людям.
Высокие деревья мешали рассмотреть подробности. Были видны лишь столбы густого дыма, которые поднимались вверх к вершинам гор, где ветер смешивал их в сплошное ядовитое облако. Вскоре до беглецов долетел запах: смесь едкой гари сожженного дерева, кисловатого смрада горелой плоти и легкого привкуса бензина, изрыгаемого огнеметами. Криков слышно не было, но и как они могли быть слышны на таком расстоянии?
– Дыма много, – заметил Учитель, жадно глотая воздух, чтобы наполнить болящие от недостатка кислорода легкие. – Немцы решили сжечь деревню дотла.
И тут послышался лай собак. Звук усиливался и затихал, в зависимости от того, подхватывало ли его капризное эхо. Но не вызывало сомнений, что животные охвачены азартом погони.
Долгое время, пока беглецы поднимались по тропе, лай звучал в отдалении. В какой-то момент им даже показалось, что он и вовсе затих. Но собаки были полны сил, как и молодые ребята, бегущие вместе с ними. Когда лай послышался снова, он прозвучал уже гораздо ближе.
И вдруг лай раздался совсем рядом.
– Бесполезно, – задыхаясь, пробормотала Мила. – От собак нам не уйти.
Прошло еще несколько минут. Лай становился громче. Беглецы перешли на бег, но тут Петрова упала и разбила колено.
Но он продолжил и через две минуты стал экспертом по части Ганса Швейцера, который после славы военных дней пребывал в забвении в качестве художника заштатного рекламного агентства и скончался лишь в 1980 году. Но все же правосудие восторжествовало. Художника, воспевавшего нацизм, присудили к уплате штрафа.
Так кто же подпал под влияние Ганса Швейцера?
Кто через семьдесят лет после того, как последнего фашиста пристрелили среди развалин Берлина бойцы Красной армии, на шел образы настолько выразительными и мощными, что заказал воспроизвести их?
Стоило начать с родственников. Гершон поработал с открытыми базами данных, ничего не нашел и отправил по электронной почте сообщение своему знакомому в Исследовательском центре холокоста. Ответ пришел через считанные минуты.
Гершон, на мой взгляд, сын не должен отвечать за проступки отца. В данном случае вопрос еще более спорный, поскольку Швейцер в действительности виновен только в том, что своим искусством прославлял преступление. Да, он создавал одни из самых ненавистных образов и процветал за счет этого. В психологическом смысле он являлся пособником убийц, однако это находится уже за рамками правового поля. Сам Швейцер никого не убивал, он только рисовал.
Ты уверяешь, что это связано с национальной безопасностью. В таком случае я должен оказать содействие и сообщить, что у Швийцера был сын. Он обладал определенным художественным талантом и на протяжении многих лет работал в рекламном бизнесе. Этот же талант унаследовал и сын сына, в настоящее время старший партнер одной рекламной фирмы в Берлине под названием «Имиджторрент». Его зовут Лукас Швийцер, и меня огорчает, что он вернул себе фамилию деда, чтобы снимать проценты с его «славы». Похоже, это ему удалось. Поступай с этой информацией как считаешь нужным, но помни, что эти люди виноваты лишь в том, что превращали в зрительные образы безумные фантазии тех, кто действительно творил зло. К чему скатится мир, если наказывать будут тех, кто повинен лишь в том, что «рисовал плохие вещи»?
Гершон не собирался наказывать Лукаса Швейцера за интеллектуальные преступления его деда, но хотел внимательно к нему присмотреться.
Особых усилий для этого не потребовалось, поскольку система защиты внутренних баз данных «Имиджторрента» оказалась слабой. Гершон без труда проник туда и через считанные минуты вскрыл ящик электронной почты Лукаса Швейцера. В первую очередь его интересовала «мусорная корзина», где в изобилии лежали удаленные файлы. Он просматривал их до тех пор, пока не нашел каталог, озаглавленный «Нордайн».
Это была переписка художника и заказчика.
Художник: Сожалею, что вы разочарованы моим отказом. Я поймал себя на том, что у меня нет никакого желания развивать дальше ваши мысли. Да, я извлекаю выгоду из прошлого моей семьи, можете называть меня лицемером, однако для меня эта область по-прежнему остается болезненной.
Заказчик: Буржуазное нытье. Вы получили щедрый аванс. Вы согласились претворить в жизнь мои замыслы. Ваша точка зрения на этот счет меня не интересует. Используйте свой талант так, как я хочу, как я требую, или вам и вашей фирме придется столкнуться с разорительными юридическими проблемами. Мне нужна та же чистота линий, которая отмечала работы великого Мьелнира, и этот талант течет в ваших жилах. Примите же наконец то, кто вы такой на самом деле.
Художник: Дайте мне знать, устраивает ли вас последний вариант. Я постарался полностью отказаться от концепции превосходства и использовал один-единственный образ, созданный дедом. Вам ведь НЕ НУЖНЫ ассоциации с ним, не так ли? Об этом не может быть и речи. Вам нужна лишь квинтэссенция его «духа», правильно? Очень на это надеюсь.
Заказчик: Ну наконец-то! Да, работа приемлемая, я полностью выплачу вам обещанный гонорар, и с премиальными. Да, кстати, вся эта переписка должна быть уничтожена. Но вы и сами прекрасно это понимаете.
Адрес электронной почты заказчика был следующий: Anton1@Toryavesky.net. Гершону не составило особого труда выяснить, что холдинг «Торявеский» является сердцем деловой империи одного российского олигарха. Этим человеком был Василий Стрельников, которому в самом ближайшем времени предстояло стать новым министром торговли Российской Федерации.
Глава 50
Карпаты
Яремча
Конец июля 1944 года
«Инна лилляхи уа инна иилайхи раджиун».
Ему мы принадлежим, к нему возвращаемся.
Обратившись напрямую к Аллаху посредством «дуа», как называется такая молитва, Салид вышел из состояния религиозного транса. Вокруг ничего не изменилось, но прошло пять секунд.
Обергруппенфюрер СС лежал на узком настиле моста в огромной луже крови, которая пропитала его одежду насквозь и теперь тускло поблескивала в свете скрытого за облаками солнца. Несколько струек просочились в щели между досками и срывались каплями в бурлящие воды реки. Крови натекло так много, что можно было почувствовать ее запах. Глаза трупа оставались открытыми, как и рот. Кровь также вытекала из носа и собиралась в горле, но пока еще не переливалась через край.
Откуда был сделан выстрел?
Откуда-то очень-очень далеко, так далеко, что его звук успел рассеяться, прежде чем долететь сюда трагическим отголоском.
Салид прищурился, осмысливая случившееся. Оцепеневшие подчиненные в ужасе взирали на него, ожидая приказаний. Салиду самому страстно хотелось, чтобы кто-нибудь отдал четкие, точные, продуманные команды. Однако в отсутствие доктора Гределя старшим по званию становился он.
Салид мог думать только о себе.
«Человек, которого я должен был оберегать, убит, несмотря на все мои усилия. Во всем обвинят меня. Но я, по большому счету, посторонний, я здесь чужой. Моим покровителем был доктор Гредель, и вот теперь его нет в живых, снайперу удалось скрыться, я опозорил своего отца, своего деда, своего двоюродного брата муфтия, свою семью, веру, судьбу. Немцы расстреляют меня за вопиющую некомпетентность!
Аллах, ниспошли мне мудрость. Молю тебя, помоги своему сыну Салиду в час наивысшего ужаса, в окружении неверных, для которых он ничто, недочеловек, не оправдавший оказанного ему доверия…»
– Господин гауптштурмфюрер, что нам.
Это был Акков.
Салид лихорадочно попытался собраться с мыслями.
Что? Что? Что?
Собаки.
– Собаки ее найдут! Все остается по-прежнему. Белая Ведьма где-то там, наверху, за пределами выжженной зоны. Нет-нет, пуля попала доктору Гределю в грудь. Значит, выстрел был сделан оттуда! – Салид указал на вершину покрытой соснами горы, до которой была добрая тысяча метров. – Где телефон?
Акков знаком подозвал связиста, притащившего коробку с полевым телефоном «модель-33», за которой тянулся длинный провод. Полевой телефон в твердой скорлупе бакелитового корпуса служил основным средством связи германских сухопутных войск, поскольку был гораздо надежнее рации, обладал спокойным нравом, быстро развертывался в полевых условиях, обеспечивая соединение на большом расстоянии. Электрические батареи служили гораздо дольше, вес был существенно меньше, и в нем никогда не перегорали радиолампы. Открыв аппарат, Салид взял трубку и покрутил ручку, посылая сигнал вызова.
– Грауфельдт слушает.
Грауфельдт, угрюмый унтершарфюрер, был в полицейском батальоне одним из немногих чистокровных немцев.
– Ты слышал выстрел?
– Так точно. Он прозвучал не у нас.
– Спускай собак, Грауфельдт!
Господин гауптштурмфюрер, я уже отправил группы с собаками, они идут в направлении выстрела. Собаки непременно возьмут след. Поскольку выстрел был сделан так далеко, я приказал солдатам оставить автоматы и ранцы и идти с одними пистолетами. Я рассудил, что им нужно будет двигаться быстро, и решающим фактором станет то, сколько сил у них останется, поэтому…
– Да-да, хорошо. Сколько у тебя еще провода?
– Две катушки. Еще с полкилометра. Мне идти вместе с поисковыми группами?
– Да, держись к ним как можно ближе.
– Слушаюсь, господин гауптштурмфюрер.
– Держи меня в курсе. Я двинусь следом за вами и скоро окажусь вне зоны действия телефона. Будете держать связь ракетами. Если схватите Белую Ведьму, дадите сигнал. До этого следуйте по тропе к перевалу и ущелью. В любом случае одно ваше присутствие погонит Белую Ведьму на десантников.
– Будет исполнено.
– Вот и отлично, Грауфельдт.
– Господин гауптштурмфюрер, как прошла.
– Не знаю, и это не имеет значения. Сейчас главное – схватить эту женщину.
– Так точно. Конец связи, я перемещаюсь на новое место.
Теперь Салид уже мог рассуждать более ясно. Он вернул телефон связисту.
– Господин гауптштурмфюрер, нам готовиться выдвигаться к ущелью?
– Пока что нет, Акков. Пусть наши люди соберут всех жителей деревни в церкви и запрут их там.
– Слушаюсь!
– Затем огнеметчики сожгут все дома. Я хочу стереть с лица земли деревню, в которой был убит обергруппенфюрер Гредель. Чтобы от нее не осталось даже воспоминания.
– Так точно, господин гауптштурмфюрер. А как быть с церковью? И с жителями?
– Сожгите церковь, Акков.
Мила не хотела расставаться с винтовкой и закинула ее за спину. Учитель, вооруженный «Стэном», то и дело оглядывался назад, проверяя, ведут ли сербы преследование.
– Смотри! – вдруг воскликнула Петрова, указывая в долину. – Немцы подожгли деревню!
– Этого следовало ожидать. Так работает их мозг. Яремча или Лидице – где бы ни нанесли удар партизаны, приходится расплачиваться простым людям.
Высокие деревья мешали рассмотреть подробности. Были видны лишь столбы густого дыма, которые поднимались вверх к вершинам гор, где ветер смешивал их в сплошное ядовитое облако. Вскоре до беглецов долетел запах: смесь едкой гари сожженного дерева, кисловатого смрада горелой плоти и легкого привкуса бензина, изрыгаемого огнеметами. Криков слышно не было, но и как они могли быть слышны на таком расстоянии?
– Дыма много, – заметил Учитель, жадно глотая воздух, чтобы наполнить болящие от недостатка кислорода легкие. – Немцы решили сжечь деревню дотла.
И тут послышался лай собак. Звук усиливался и затихал, в зависимости от того, подхватывало ли его капризное эхо. Но не вызывало сомнений, что животные охвачены азартом погони.
Долгое время, пока беглецы поднимались по тропе, лай звучал в отдалении. В какой-то момент им даже показалось, что он и вовсе затих. Но собаки были полны сил, как и молодые ребята, бегущие вместе с ними. Когда лай послышался снова, он прозвучал уже гораздо ближе.
И вдруг лай раздался совсем рядом.
– Бесполезно, – задыхаясь, пробормотала Мила. – От собак нам не уйти.
Прошло еще несколько минут. Лай становился громче. Беглецы перешли на бег, но тут Петрова упала и разбила колено.