Честь снайпера

– Вот этого, – указал он обершарфюреру Аккову. – И мальчишку.

У «вот этого» нос был с небольшой горбинкой. К чему рисковать? А у «мальчишки» были живые глаза, слишком живые для такой скучной дыры, как Яремча. В этих глазах было все: вызов, ум, хитрость – чисто еврейские качества. Необходимо очистить мир от подобной скверны.

В конце концов Салид отобрал десять человек. У каждого нашлась, по крайней мере, одна внешняя черта, присущая евреям. Салид был доволен. Одним выстрелом он убивал двух зайцев: добивался сиюминутной тактической цели и делал еще один шаг в долгосрочной геополитической стратегии. Сегодня он хорошо поработал. И это было только начало.

Десять человек встали отдельно на берегу реки, под древним подвесным мостом. Водопад неумолимо ревел и плескался. Наверху, у убогих лачуг Яремчи, толпились местные жители, смотрящие вниз. Один из бронетранспортеров взобрался на противоположный берег и остановился, развернувшись к заложникам.

Салид почувствовал, что эти люди должны знать, почему все должно произойти именно так. Затея совершенно бессмысленная, никому не нужная, поскольку в застенках СС никто не утруждал себя тем, чтобы объяснять евреям, почему это происходит, однако Салиду хотелось соблюдать правила приличия, несмотря на насилие и кровопролитие войны. Это позволяло сохранить совесть в чистоте. Возможно, в первую очередь он поступал так не ради этих людей, а ради себя самого.

– Я знаю, что вы ни в чем не виноваты, в узком значении слова «вина». Знаю, что вы клянете свою судьбу, ожесточены и не видите общую картину. Я понимаю, что вам страшно. Больше того, я не считаю вас недочеловеками. Вы люди, не только в биологическом смысле способные давать потомство. Но именно это и делает вас такими опасными, и с вами нужно разобраться, используя научные методы рейха. Я знаю, что вы этого не видите и не понимаете, однако так должно быть. Ваша смерть станет жертвой во имя общего блага человечества.

– Господин, я ничего не сделал, о Господи, пожалуйста, пощадите меня! – воскликнул мужчина средних лет, вырываясь из группы заложников.

Тотчас же к нему бросились два бойца полицейского батальона, собираясь сбить его с ног, наказать за подобную дерзость, однако Салид, поняв смысл сказанного, хотя и не сами слова, остановил их поднятием руки.

– Я вам все объясню. Среди бандитов, скрывающихся в горах над вами, есть крайне опасные люди. Их необходимо уничтожить. Прошлой ночью мы провели успешную операцию, но все же результаты оказались не такими, как хотелось. Кое-кому из бандитов удалось уйти. Вполне возможно, что они покинут свое укрытие и спустятся к вам, за помощью и пропитанием. Вы и думать не должны о том, чтобы им помочь. Тот, кто сделает это, обречет всю свою деревню. И я хочу, чтобы это врезалось в ваше сознание, поскольку среди вас много тупых тугодумов, неспособных усвоить простой урок. Я решил сделать это посредством данной акции. В ней нет показной жестокости и унижения. Будем надеяться, ваша жертва поможет остаться в живых тем, кто не был отобран. Увидев партизана, они не станут ему помогать и тотчас же сообщат ближайшему немецкому солдату или полицаю. Этим они обеспечат безопасность Яремчи и всех ее жителей. Так что вам сейчас предстоит послужить человечеству, господа.

Послужить своей деревне. Послужить рейху. И вы должны этим гордиться.

Он отступил назад.

Обершарфюрер Акков, сидевший в бронированном корпусе Сд-251, нажал на гашетку МГ-42, заранее наведенного на цель. Он вел огонь в течение двадцати секунд, расстреляв около четырехсот мощных патронов калибра 7,92 миллиметра. Из пулемета размазанной струей брызнули стреляные гильзы, а сам пулемет, хоть и сдерживаемый крепкой хваткой станины, судорожно задергался. В своем действии он производил впечатление какого-то зловещего, но прекрасного поршня, вырабатывающего дым, искры, пламя и обжигающее тепло.

Сплошной поток огня прошелся по сбившимся в кучу заложникам, поглощая их вихрем дыма и грохота. В воздух поднялось облако пыли. На таком небольшом расстоянии летящие с огромной скоростью пули обладали колоссальной энергией; проходя насквозь через живую плоть, они продолжали двигаться дальше по нисходящей траектории и впивались в почву, поднимая похожие на гейзеры фонтанчики. Потревоженная земля тотчас же превратилась в ревущий циклон.

Все заложники – шестеро мужчин, две женщины и двое мальчишек-подростков – рухнули как подкошенные, но поскольку обершарфюрер был отличным стрелком, он направил поток огня ниже плеч жертв, поэтому нанесенные пулями ранения оказались скрыты под просторной крестьянской одеждой, а хлынувшая в обилии кровь быстро впиталась в почву.

– Акков, добавь еще лекарства, – приказал гауптштурмфюрер.

Акков выпустил еще одну длинную очередь. Новые двести пятьдесят пуль изрешетили тела, и во все стороны разлетелась закружившаяся смерчем земля.

Отлично сработано, – похвалил Салид. Он обернулся к крестьянам. – Жители Яремчи, усвойте этот урок. Вы не должны помогать бандитам. Наказанием за это будет смерть, и не только для вас самих, но и для ваших жен и детей. Если вы откажетесь повиноваться, ваша деревня будет стерта с лица земли. Вы ведь не хотите, чтобы о вашем существовании забыли так же, как о стертой с лица земли Лидице? Ради собственного блага вы должны подчиниться.

Он подал сигнал, и бойцы полицейского батальона стали садиться в три бронетранспортера. У Салида возникло ощущение, что он сделал очень хорошее дело.

Дождавшись, когда все его люди рассядутся по машинам, Салид забрался в кабину головного бронетранспортера. Акков развернул карту.

– Господин гауптштурмфюрер, поселок в пяти километрах дальше по дороге, за ущельем под названием Наташино Чрево. Он называется Ворохта.

– Значит, едем в Ворохту, – поморщился Салид, потому что начинался дождь.



В горах на высоте тысяча двести метров, недалеко от Яремчи

Они поднялись высоко, выше дождевых туч. Мир внизу исчез в море ватного тумана, из которого выступали лишь вершины далеких гор, похожие на острова. Здесь царило ощущение спокойствия, хотя нельзя было узнать, насколько тут безопасно. Беглецы нашли пещеру – здешние горы были изрыты ими как оспой – и пробрались внутрь. Они удалились от места засады на несколько километров и поднялись на несколько сот метров над тропой.

Эта пещера оказалась больше предыдущей; все трое смогли разместиться в ней без навязчивой близости друг к другу. Мужчины очистили ее от паутины и плесени, сделав хоть немного пригодной для обитания. Наконец все уселись на земляной пол. Оба городских жителя валились с ног от усталости, но Крестьянин не мог сидеть без дела и вскоре ушел на поиски грибов.

Он вернулся через несколько часов. В руках он держал какие– то грибы, гроздья местных ягод, маленьких, красных и сладких, и даже мертвого зайца.

– Отличная работа, – похвалила его Петрова.

Это обрадовало Крестянина, уловившего теплый тон. Он ответил по-украински, и Учитель прилежно перевел его слова:

– Он говорит, что поставил десять силков. Завтра утром первым делом их проверит. Уж один-то заяц обязательно попадется, он уверен.

– Немецкие патрули забираются в эти места?

– Нет. Ну почти никогда не забираются, – сказал Учитель. – Иди сюда, я тебе покажу.

Он провел Милу к выходу из пещеры. Оттуда им открылась панорама Карпат: они напоминали зеленый океан, покрытый капризной рябью возвышенностей, десятками лесистых вершин, взметнувшихся вверх на полтора километра, таких же неповторимых, как волны, и таких же бесконечных. Все склоны покрывали высокие сосны, чья мягкая короткая хвоя искрилась в лучах света, и когда налетевший ветерок шевелил ветвями, все вокруг оживало переливающимся сиянием.

– Карпаты большие, – объяснил Учитель. – Теперь ты видишь, почему у немцев нет особой нужды их завоевывать. Для них достаточно контролировать долины.

Он указал вниз, и Мила, посмотрев в ту сторону, действительно увидела вдалеке некое подобие шрама, рассекающего сплошной лес.

– Дорога?

– Да, единственная, которая ведет от Яремчи к небольшим поселкам – Ворохте, Ясине и Рахову и, наконец, к Ужгороду. Южнее Львова это единственная дорога через горы. Если Красная армия начнет мощное наступление и фронт рухнет, немцы, скорее всего, побегут из Станислава через горы именно по ней, к следующей линии обороны. Поэтому они постоянно патрулируют дорогу, поскольку ее нужно держать открытой. Но так высоко в горы немцы почти не поднимаются – только если у них имеются хорошие разведданные. Так что мы в безопасности.

– Наслаждайтесь грибами, товарищи, – сказала Петрова. – Нам необходимо двигаться, иначе добыча ускользнет. Я не собираюсь питаться грибами и зайчатиной и спать в этой дыре, если не вознагражу себя за все лишения тем, что прикончу эту эсэсовскую сволочь.






Первая интерлюдия в Тель-Авиве




Центральное управление «Моссада»

Наши дни

Охота всегда ведется в джунглях, причем самых разных. Джунглях товаров широкого потребления, денежных переводов, валютных спекуляций, нефтяных контрактов, контрактов на поставки свинины (даже свинины!), необработанных алмазов – любых джунглях, где что-то одно обменивается на что-то другое.

Гершон Гольд знал все тонкости игры, однако по виду в нем ни за что нельзя было заподозрить охотника. Шестидесяти с лишним лет, склонный к полноте, типичный представитель израильского среднего класса – бизнесмен, финансовый аналитик, владелец розничной торговой сети, что вам больше нравится. Гольд предпочитал свободные брюки и рубашки спортивного покроя, некоторые из которых ему шли, но большинство – нет. Он носил очки с квадратными стеклами в черной пластмассовой оправе и подделку под «Ролекс» (зачем тратить такие огромные деньги на часы?). Когда-то свои поседевшие волосы Гольд зачесывал налево, однако в последнее время перешел на прямой пробор в духе Мейера Лански[14], чем вызывал постоянные насмешки со стороны друзей и жены. Он обожал черные штиблеты с острыми носками. У него не было ни лоска, ни изящества, ни красоты, ни шика, в отличие от молодых стремительных оперативников «Моссада», которые ходили, держа наготове пистолеты «Тавор» с глушителем, в камуфляже и в масках, скрывающих лица. Он не был летчиком– истребителем, одним из тех облаченных в высотный комбинезон хищников, которые бороздят небо на Ф-16, готовые сбить любой МиГ или всадить ракету точно в яблочко с такой ничтожной высоты, что реактивная струя от двигателей поднимает в воздухе пыль.

– Гершон, следи за своей диетой, – каждое утро кричала ему вслед жена, когда он уходил из своего уютного коттеджа в Герцлие, северном пригороде Тель-Авива. За четыре минуты он доезжал на машине до также расположенного в Герцлие заведения, которое было известно ему как «институт», в то время как весь остальной мир называл его «Моссадом». Это был комплекс зданий, над которым доминировал черный куб из стекла и стали высотой в девять этажей. Куб был разбит на отдельные ячейки, и Гершон занимал ячейку на третьем этаже, с окном, выходящим на раскинувшееся в нескольких километрах море. С верхних этажей открывался лучший вид, но Гершон понимал, что ему не суждено когда-нибудь им насладиться.

На третьем этаже размещался отдел по борьбе с терроризмом, а Гершон работал в группе экономической разведки. Другими словами, он занимался теорией и практикой охоты в джунглях.

По восемь, десять, а иногда и двадцать часов в день Гершон методично прочесывал джунгли, и поэтому являлся таким же охотником, как оперативник из спецназа и летчик-ас. Он незримо присутствовал на задворках тысячи рынков, за которыми можно следить из киберпространства. Цена кофе в Джакарте, падение китайского юаня, прогнозы урожая персиков в Азербайджане, влияние нового седла «удобозад», разработанного компанией «Швинн», на рынок продажи велосипедов, особенно с учетом весьма неоднозначного решения «Швинн» сосредоточиться в первую очередь на стареющем поколении бэби-бумеров[15], стоимость гранатомета РПГ-7 в открытой торговле в зоне племен на северо-западе Пакистана. Вот такие джунгли – самые разные джунгли. Дыни, теннисные мячи, осколочные гранаты, приборы инфракрасного видения, скейтборды (второе рождение? какое-то время все указывало на это, однако новые данные оказались удручающими), посудомоечные машины «Мейтаг» в Кувейте, американский сортовой виноград на юге Франции (возить уголь в Ньюкасл?[16]), лицензионные игрушки «йо-йо» в Южной Корее, контрафактные игрушки «йо-йо» в Северной Корее.

В назойливом любопытстве Гершона не было ничего случайного. В джунглях скрывался Международный Терроризм. Какими бы ни были исполнители, каким бы ни было идеологическое рвение, для того чтобы активно действовать, Международному Терроризму требовался постоянный приток денег. Денег на обучение, денег на разъезды, денег на подкупы, денег на экспертизу, денег на еду и кров. Кроме того, подобно «Дженерал моторс», конгломерат, каковым являлся Международный Терроризм – Гершон про себя называл его «Меж-тер и Ко», – сильно пострадал от глобального экономического кризиса, поэтому сейчас как никогда нуждался в богатом спонсоре.

Каждый раз, когда имело место отклонение от нормы, некое случайное событие, выходящее за установленные рамки, это указывало на то, что кто-то предлагал на рынке товар, оплата за который должна была перевестись в наличные. А уже на эти наличные можно было приобрести пластид, патроны калибра 5,45х39 мм, реактивные гранатометы РПГ или даже более современные и действенные инструменты: электронику, ракеты, радиостанции увеличенного радиуса действия, артиллерийские орудия, ядерное оружие – абсолютно все для уничтожения собратьев-людей. Следовательно, отклонение требовалось внимательно изучить, оценить, разобрать и проанализировать. Практически всегда дело заканчивалось ничем, однако никто не мог поручиться, что так будет всегда, поэтому охота велась круглосуточно, без выходных, по всему земному шару.

Разведывательным ведомствам, ведущим эту войну, все было давно известно, и группа экономической разведки отдела по борьбе с терроризмом израильского «Моссада» тут не была исключением. Она ничем не отличалась от любой другой разведки любой другой страны, если бы не одна деталь: у израильтян имелось секретное оружие, и имя этому оружию было Гершон Гольд.

Сегодняшний день, как две капли воды похожий на любой другой день, был днем международной системы торгов КОМЕКС. Гершон выбирал рынки наугад, с помощью простой программы его собственной разработки, которая, если так можно выразиться, вытаскивала бумажки с названиями из большой шляпы. Алгоритм должен был быть случайным. Никакой закономерности, потому что закономерность можно определить, и тогда какой-нибудь толковый программист, работающий на противника, вычислит его, Гершона. Правда, не имелось никаких свидетельств, что этот толковый программист существует, но Гершон предпочитал действовать осторожно, аккуратно и терпеливо. В конечном счете только так и можно одержать победу.

КОМЕКС представлял собой международный рынок товаров и услуг под эгидой Нью-Йоркской коммерческой биржи. Это была целая вселенная глухих, непроходимых джунглей. И Гершон повел на нее наступление.

Он отслеживал колебания цен на товары на протяжении недели, мгновенно преобразуя цифры в наглядную диаграмму. Диаграммы выводились по двадцать штук, накладываясь одна на другую, по горизонтали – время (одна неделя), по вертикали – процентное изменение стоимости. При нормальных условиях все двадцать линий должны были выглядеть приблизительно одинаково, потому что каждая отражала мудрость рынка, представляя колебания цен в течение одного и того же периода времени, отражающие одну и ту же игру психологических и внешних факторов. То есть если в нормальных условиях золото немного дорожало, вместе с ним дорожали и олово, лимоны, контракты на поставку свинины и марганец. Все двадцать линий, хоть и изображенные в разных масштабах цен, вели бы себя примерно одинаково. Именно это и определялось как нормальная ситуация, особенно если учесть, что Гершон учел в своем алгоритме фактор погоды и другие переменные величины, неподвластные человеку.

Можно без особого труда написать программу, учитывающую самый широкий круг параметров, и она будет механически делать расчеты и извещать пользователя о любых отклонениях, и все же для того, чтобы принимать окончательное решение, требовались человеческий глаз, человеческое чутье, человеческая интуиция. Всем этим и обладал Гершон Гольд.

Он выводил одну двадцатку диаграмм за другой, и нигде не было никаких признаков чего-либо необычного. Снова и снова, но все выглядело нормально, и, наконец, пришло время закончить с КОМЕКСом и подвергнуть пристальному анализу следующий рынок.

Вот только…

Гершон обратил внимание на одну мелочь, крошечный пустячок, сущую ерунду.

Маленький всплеск в середине графика, отражающего зависимость стоимости от времени. Вернувшись к этим диаграммам, Гершон всмотрелся в них еще раз. Вроде бы все нормально.

Но…

Одна линия выдавала выброс, не совпадающий по интенсивности с аналогичными всплесками сверху и снизу.

Гм.

Что не так? Действительно тут что-то есть или нет? И что это такое?

Гершон перевел курсор на эту линию, выбрал ее, а остальные удалил.

На графике осталась одна изгибающаяся ломаная.

Гершон прочитал подпись.

ПЛ.

Черт побери, что такое ПЛ? Чуть более высокое значение означало, что кто-то купил этого ПЛ за большие деньги, чем в среднем по рынку. Гершон просмотрел архив, изучая поведение ПЛ на протяжении последнего года, неделю за неделей, и не нашел ни одного выброса такой же интенсивности.

Что происходит с этим ПЛ?

На самом деле начинать нужно было с другого.

Что такое ПЛ?

Это была платина.