Черная перепелка

Первым человеком, кто оплакивал доктора, была гардеробщица тетя Зина. Ладная старушка с добрым лицом, которое сейчас было заплаканным.

Увидев Дождева, она просто разрыдалась. Запричитала, мол, какого парня загубили, молодого, красавца!

— Скажите, Зинаида…

— Да можно просто тетя Зина, — махнула она рукой, мол, какая уже теперь разница, как ее называть.

— Вы слышали когда-нибудь о том, что доктор Тропинин называл женщин перепелками?

— Да… — всхлипнула она. — Такой ласковый был мужчина, всех женщин любил всем сердцем, жалел их. Да, называл их ласково перепелочками, ну, это уж у кого какая фантазия. Некоторые называют девушек рыбками, птичками, а бывают и нехорошие, обидные прозвища… Но никто не обижался, да его все просто обожали!

— Скажите, Зинаида, быть может, вам что-то известно о девушках, с которыми доктор Тропинин был в романтических отношениях? Кому он уделял больше внимания? Больше проводил времени? Выходил из больницы с кем-то вместе, и видно было, что у них роман, отношения?

— Я вам так скажу — Максим Иванович не был бабником, вот так. Это я твердо знаю. Просто заигрывал, флиртовал с девушками, женщинами.

— А его бывшая жена?

— Тропинина? Вот это, между нами говоря, стерва настоящая! Злая баба, как посмотрит, душа в пятки уходит. Мне-то что, я здесь, в гардеробе, работаю… И меня перепелкой Максим Иванович не называл, я не в том возрасте, когда можно записывать меня в птицы… Я, может, сова ночная, бессонница у меня, я так вам скажу… А Тропинина эта — ревновала его ужасно, просто болезненно.

— А к кому именно?

— Да ко всем подряд. Знаете, она однажды как будто бы нечаянно толкнула одну нашу медсестру из гинекологии, Наташу Кравченко. Наташка, она девушка у нас яркая, на выданье… Сама видела, как Максим Иванович шушукался с ней на лестнице, как за локоть брал, как смеялись они над чем-то вместе. Так вот, эту же картину увидела и Тропинина. Я, правда, не видела, но говорят, что она как бы мимо шла, а сама как вильнет бедром, да и толкнула Наташку, та ударилась о стену, чуть не упала. А доктору нашему из терапии, Валентине Петровне, замужней, кстати говоря, пощечину дала, да так, что та отлетела…

— А за что?

— Никто не знает. Тропинина же завхирургией, она к терапии никакого отношения не имеет. Но конфликт был, чего-то не поделили бабы, вернее, кого-то… Сами понимаете, о ком я.

— И что? Эта Валентина Петровна как-то отреагировала? Может, сдачу дала или?..

— Говорят, что Тропинина видела, как Максим Иванович целовался с докторшей на лестнице, между вторым и третьим этажом.

— Все-таки целовался…

— Думаете, Тропинина его убила? Да запросто… Опасная она, так я вам скажу.

— А вы не знаете, кого доктор Тропинин называл черной перепелкой?

— Черной перепелкой? Первый раз слышу…

Ответ на свой вопрос он получил у хирурга Степанова, молодого еще, но абсолютно седого розовощекого мужчины в белом помятом халате — в ординаторской, где тот после дежурства наливался горячим кофе.

В помещении помимо кофе пахло едой, луком и перегаром. В углу комнаты стояла маленькая покосившаяся елочка, украшенная серебряным дождем. На холодильнике стоял поднос со стопкой грязных тарелок и несколькими пластиковыми стаканчиками с розовыми, явно от вина, стенками.

— Так Макса жалко… — посетовал тот, тяжело вздыхая. — Вот уж точно — его красота, прямо какая-то киношная, яркая, довела его до могилы… Ему бы в артисты идти, там было его место. Хотя он ведь и хирург был талантливый, у него вообще все получалось. Вы спрашиваете про черную перепелку? Это он с нашими женщинами щебетал, называл их перепелками, а с нами, мужиками, он был другой. Говорил, что боится женщин, что все они — очень опасные, и никогда не знаешь, чего от них ждать. Что женишься на белой перепелке, а спустя месяц она превращается в черную, готовую заклевать.

— Вы серьезно? А вот кого-то конкретно он мог так называть?

— Понимаете, он считал не только женщин, но и мужчин оборотнями. Рассказывал как-то, когда мы с ним дежурили вместе, что жену свою Юлию просто боготворил, носил ее на руках… А она превратила его жизнь в ад. Вы бы слышали, как она разговаривала с ним — как со слугой, прикрикивала на него, иногда обращалась к нему командным голосом. Ему так стыдно бывало.

— Ревновала? Поэтому так себя вела?

— Не только… Дело в том, что она местная, у нее отец в администрации работает, шишка, короче. После того как Максу кое-кто из администрации помог получить квартиру, тесть сказал, что это халупа и дал дочери деньги на строительство дома прямо на берегу Волги. Короче, родители ее, я думаю, накручивали дочку, мол, зачем вышла замуж за нищеброда… Макс страдал, но об этом мало кто знал. Человеком он был веселым, легким и очень добрым.

— Так что про черную перепелку?

— Он боялся, что влюбится, женится на хорошей девушке, а она тоже окажется той самой черной перепелкой, что погубит его.

— Понятно. А реальные романы у него здесь были?

— Не то что романы. Случались связи у него здесь, на работе. Знаю, кто побывал вот здесь, на этом диване с Максом… Особенно часто это происходило во время ночных дежурств, понятное дело. Да мы все не без греха…

— Валентина Петровна?

Степанов кивнул.

— Там не было ничего серьезного, даже страсти не было. Просто Макс только что развелся, а Валя приняла решение уйти от своего мужа-бизнесмена, который изменял ей с ее же подругой. Там та еще драма была… Вот они и спелись, Валя с Максом. Она вино хорошее делает, вот принесет на дежурство, и, если в больнице тихо, расслабляются… А что? Он был к тому времени уже свободным мужчиной, а она на грани развода.

— А кому он доверял больше всего? Друзья у него были, настоящие?

— Тамаре Борисовне Савушкиной доверял. Вы только не подумайте, там уж точно никакого романа не было, она — женщина-кремень. В свое время пережила драму (господи, бедные женщины, и все-то их бросают или бьют!), после чего разочаровалась в мужчинах и предпочла спокойную жизнь без них, то есть без нас с вами, Дмитрий Сергеевич. Знаете, она часто повторяет одну и ту же фразу, сказанную одной долгожительницей из Швейцарии, кажется. На вопрос, как вам удалось дожить до ста с лишним лет, та дама отвечала: «Теплая овсянка по утрам и никаких мужчин, от них одни проблемы». Вот по этому принципу наша Тамара и живет. И глядя на нее, на то, что она всегда спокойна, улыбчива и внешне выглядит как человек, вполне довольный своей жизнью, невольно задумаешься… Может, для некоторых, особенно чувствительных женщин это на самом деле вариант — жить без мужчины, научившись получать от жизни остальные радости? Не знаю, как вы, а мне не хотелось бы быть женщиной, я не выдержал бы. И вот когда я пытаюсь встать на место женщин, особенно на место Юлии, я начинаю понимать ее…

— Вы это серьезно?


Дождев, произнеся это, смутился, что-то часто он произносит это слово, как человек, совершенно не уверенный в себе.

— Вполне. Я и жене своей не завидую, это сколько же надо иметь терпения, чтобы выдерживать меня со всеми моими недостатками, постоянными вызовами в больницу, небольшой зарплатой и дурным характером. К тому же от моих рубашек тоже иногда пахнет женскими духами…

— Скажите, та квартира, которую Тропинин снимал после развода… Я был там, это ужасная квартира, в старом доме, где в подъезде пахнет кислой капустой и воняет кошачьей мочой. Он что, действительно не мог позволить себе снять получше жилье? Или купить в ипотеку, я не знаю… Врачи так мало зарабатывают?

Степанов посмотрел на Дождева так, как если бы не был уверен, что имеет право говорить на эту тему. Но потом все же решился, но так разволновался, что, забывшись, достал пачку сигарет, распахнул окно в мороз и закурил!

— Сразу после развода Максу сильно подфартило. Он спас какого-то очень богатого человека, причем оперировал где-то на турбазе, в ужасных условиях… Сделал все необходимое, после чего этого человека перевезли в областную клинику. Никто не знает имя этого человека. Люди любопытные, склонные фантазировать. Ну, и придумали, что это нашего мэра подстрелили на охоте, а подстрелил… Лучше промолчу. Словом, Максу хорошо заплатили, подарили машину… А потом, когда он в городе стал своим, когда люди ему стали доверять, он стал принимать гонорары за операцию в конвертах, впрочем, как и все мы… Но параллельно он оперировал и бесплатно, когда этого требовал случай. Вот такой был Макс. А Юля… вы понимаете, что она не могла простить ему то, что когда он был ее мужем, то денег почти не зарабатывал, а когда поднялся, так почти одновременно с этим и развелся.

— Когда вы сказали, что он больше всего доверял Тамаре Савушкиной, вы имели в виду какие-то финансовые дела? Передачу денег, к примеру?

И тут лицо Степанова вытянулось, а щеки стали красные.

Дождев чуть не расхохотался — он понял, что произошло.

Степанов, с утра разбавив новогодние алкогольные пары кофе, а может, и водой, вновь расслабился и, забывшись, что разговаривает со следователем, наговорил много лишнего.

— Да успокойтесь… Все в порядке, — Дмитрий поспешил успокоить хирурга. — Я ищу убийцу Тропинина — это для меня самое главное. А у вас есть какие-либо предположения, кто бы это мог сделать? Юлия Тропинина, к примеру?

Он даже не успел договорить, как услышал уверенное:

— Могла. Она — да. Говорят, их убили заточкой или шилом, я имею в виду, тем, что легко всадить в тело… Проще, чем нож.

— Вот что значит — небольшой городок, где все всех знают и где информацию не скроешь.

— Я бы и подумал сразу на нее, ну, что она выследила бывшего мужа, застала их где-то в постели (они же были обнажены) и набросилась на них, колола куда попало… Но она же хирург, понимаете? Если бы она хотела убить, то и одного удара было бы достаточно, но точного. Это во-первых, а во-вторых, Дмитрий Сергеевич, Юля при всей своей гнилой сущности и злости, как бы себя ни вел Макс, чтобы он ни сделал, да пусть даже переспал прямо на ее глазах с кем-то, никогда и ни за что не причинила бы ему боль и уж тем более не убила его. Любила, понимаете? Она говорила кому-то, что ей доставляет удовольствие даже страдать по нему, главное — видеть и находиться с ним рядом. Вот так.

— А что можете рассказать про его спутницу?

— Про убитую девушку?

— Вам же известно, кто она?

— Конечно, известно. А что вы так удивляетесь? Сами же понимаете, что город маленький, а я — врач, я с годами оброс такими связями… И как вы думаете, когда нашли Макса, думаете, не нашлось бы человека, который позвонил бы мне из прокуратуры и не сообщил об этом? Уверен, сейчас половина жителей нашего города вместо того, чтобы с удовольствием опохмеляться после новогоднего застолья, поминают нашего Тропинина… А про девушку что мне известно? Это жена Закатова, она крутилась здесь в больнице осенью, когда ее мужа оперировали. Вся больница ходила смотреть на нее, когда она однажды уснула на кушетке в коридоре рядом с операционным блоком. Она была в летнем сарафане, такая юная, красивая, лежала на кушетке, как русалка, волосы до пола вьются, колени голые, пяточки розовые… Рот нежный полуоткрыт, губы темно-красные, полные, влажные… Потрясающей красоты девушка. И я не удивился бы, если бы еще тогда узнал, что Макс запал на нее, что встречается… Но никто в больнице не знал, что они вместе. Макс после ее отъезда продолжал вести себя так, словно ничего с ним и не происходит, не подавал вида, что сердце его занято, что он страдает от любви, от невозможности видеть Закатову. Так же пощипывал за попки наших медсестер, оказывал знаки внимания всем подряд — словом, никто ничего и не замечал.

— Но как можно скрыть связь с такой яркой девушкой в вашем городе?

— Значит, можно. Сейчас-то я понимаю, почему они прятались, почему были так аккуратны. Она же была замужем, и муж — серьезный человек, понятное дело, что она боялась… Вот же конспираторы! Но знаете, что я вам хочу сказать? Тамара! Вот она могла быть посвящена в эту тайну Макса, могла им помогать. Я бы даже не удивился, если бы узнал, что она предоставляла нашей парочке для встреч свою квартиру.

— Как вы думаете, вот сейчас, когда Макса уже нет в живых, она согласится нам помочь и рассказать все, что ей известно об этой истории?

— Не знаю… Тамара — сложный человек, но она какая-то настоящая, понимаете? Справедливая, неравнодушная, в коллективе ее уважают.

— А где она сейчас может быть? Дома?

— Скорее всего, дома, обычно на праздники собираются у нее, я имею в виду ее подруг, Соню и Наташу. Если бы дело было летом, то они могли бы на выходные отправиться, к примеру, в какой-нибудь местный санаторий или поехать на море… Но Новый год, зима, думаю, они здесь, дома.

Дождев записал все необходимые сведения в блокнот, поблагодарил доктора за помощь и отправился в кабинет главврача больницы.

Сухой маленький человек с бледным лицом, напуганный визитом следователя, не рассказал Дождеву практически ничего о Тропинине. Разговаривал официально, коротко, боясь, что скажет лишнего.

Разговора не получилось.

Дождев вышел из больницы, глотнул свежего морозного воздуха и позвонил Савушкиной. Но ее телефон был отключен.





17




— Так, все, хватит бездельничать! Стекло я убрала, полы в кухне вымыла… Приходите уже в себя и за стол! — скомандовала Наташа. — Нельзя киснуть, нам надо встретить Новый год, понимаете? Хорошо встретить! Мы все в душе понимали, что Макса нет в живых, и не надо мне говорить, что у вас оставалась хоть какая-то надежда на то, что он жив, все равно не поверю!.. И мы все были готовы к подобному, потому соберитесь с силами, встряхнитесь! Тамара, ты же сильный человек, давай поднимай Соню с кресла, а то она совсем раскисла. Повторю, если кто не понял, нам надо взять себя в руки и постараться абстрагироваться, подумать немного о себе, о том, каким будет для нас новый год. И еще — советую всем выключить телефоны. Пусть мы для всех будем в недосягаемости. Потому что буквально через какое-то время на нас обрушится шквал звонков, потому что все уже очень скоро, от Тропининой, узнают о смерти Макса.

— Да… — очнулась от своего оцепенения Соня и принялась искать свой телефон. — Вот это ты правильно сказала.

— Согласна, — поддержала ее Тамара и тоже выключила свой телефон.

— Постойте… А почему никого из вас не интересует, где одежда Макса и этой девушки? — И Соня, пошатываясь, направилась к двери.

— В спальне никакой одежды нет, — сказала Наташа. — Там в шкафах висит какая-то старая женская одежда, скорее всего Марты. Мы можем, конечно, еще раз посмотреть.