Человек в безлюдной арке

– Опоздали, – сокрушенно покачал головой Васильков.

– Не наша вина, командир, – попытался успокоить его старшина Петренко. – Припозднилось начальство. Надобно было на сутки раньше почесаться…

Все это Александр преотлично понимал. Но понимал он и то, что сведения все равно нужны. От них в том числе зависели успех будущего наступления и количество потерь.

Группа прочесала полянку и прилегающую к ней местность. Не нашли ничего, кроме… еще не остывшего трупа немецкого капитана. Тот лежал в обнимку с несгораемым ящиком с маркировкой на металлической крышке «ИОН» (ИОН – (Инсургенция Ост Норд – повстанчество в странах Востока и Севера) – наиболее засекреченный отдел в структуре Абвера). Крышка была откинута в сторону, внутри ветерок гонял клочки пепла – остатки сожженных документов.

Капитан был убит ударом ножа в шею. Оружия при нем не было. Александр обыскал труп и выгреб из карманов мундира личные документы, зажигалку, расческу, платок и несколько писем из Германии. Спрятав находки в вещмешок, Васильков собирался было отдать приказ двигаться дальше в поисках исчезнувшего штаба, но тут к нему подошел глазастый старшина:

– Погляди-ка, что лежало под кустом, – и протянул блестевшую в лучах солнца находку.

– Знатная спичечница, – осмотрел командир бронзовую вещицу.

– Необычная, с узорами и вензелями. Видать, мастеровой человек сработал.

На верхней пластине прямоугольного предмета в витиеватые узоры, состоящие из ветвей и листьев, была вплетена красивая буква «М».

– Где, ты говоришь, ее нашел?

– Да вон, под тем кусточком.

Васильков с Петренко еще раз осмотрели примятую траву под кустами, но больше ничего не обнаружили. Прибавив спичечницу к изъятым вещам убитого немецкого офицера, Александр приказал группе сниматься и идти дальше на запад…





* * *


Москва; июль 1945 года

– Знаешь, Саня… при всем уважении к тебе и к нашей дивизионной разведке историю эту никаким боком к расследованию не пришьешь, – с сожалением констатировал Старцев. – Мало ли таких вещиц ходило по рукам? Тысячи! Десятки тысяч! Пройди по «блошке» – у кустарей много точно таких же встретишь. Спичечницы, зажигалки, зеркала, шкатулки, портсигары…

– Не скажи, Иван Харитонович, – подал голос Бойко. – Простеньких вещиц из жести или латуни – хоть отбавляй. А бронзовых, да еще с такой гравировкой – немного. Я, к примеру, и вовсе не встречал.

– Как не встречал? Ты на Преображенском рынке разве бывал?

– Туда не добирался. Зато Бутырский с Даниловским вдоль и поперек облазил. Нет там такого – точно говорю.

Сыщики обсуждали рассказанную Васильковым историю несколько минут. Не принимали участия в обсуждении лишь сам Васильков да еще Егоров. Александр задумался, вспоминая детали того давнего дня в польских лесах. Размышлял о чем-то и Василий, глядя в распахнутое окно и позабыв о потухшей папиросе.

Потом вдруг спросил:

– Саня, а куда ты дел вещи того офицера?

– Когда вернулись к своим, сдал начальнику штаба. Все, кроме спичечницы.

– Значит, она у тебя?

Тот вздохнул:

– В моем вещмешке она пробыла ровно два часа.

– Потерял, что ли?

– Хуже.

Разговоры в кабинете стихли. Все снова с интересом уставились на бывшего разведчика…





* * *


Польша; август 1944 года

Вывезти штабное имущество немцы могли только по узкой грунтовке, уходящей от полянки куда-то на запад. Это подтверждали и следы колес автомобильной техники.

После переправы и до обозначенного на карте квадрата движением руководил старшина Петренко. Идти первым всегда непросто: слух, зрение и внимание напряжены до предела. Опять же – ответственность. В общем, подустал мужик, потому дальше от поляны Васильков повел разведчиков сам, велев старшине занять место замыкающего. Тоже не самая простая обязанность, но все ж полегче.


На исходе второго часа Васильков объявил привал. Надо было перекусить, подсушить портянки, да и просто отдышаться. Устали.

Назначив двух бойцов в дозор, старшина соорудил самокрутку и уселся на травяной бугорок. Васильков устроился рядом, скинул с плеч вещмешок, уложил на него автомат. Достав из кармана сухарь, молча принялся грызть. Отхлебнул из фляги, откинулся на спину и долго смотрел на проплывавшие в небе облака. Потом задремал…

Объявленный часовой привал использовался бойцами по максимуму. Быстренько перекусив, каждый старался хоть немного отдохнуть, расслабить уставшие мышцы. Никто толком не знал, сколько еще предстояло намотать километров, прежде чем разведгруппа вернется в расположение своей дивизии.

– Командир, пора двигать дальше. Слышь, командир…

Голос старшины пробился сквозь обволакивающий сон. Васильков с невероятным трудом разлепил веки, вспомнил, где находится, и, вздохнув, принял сидячее положение. «Когда закончится война, первым делом по-человечески высплюсь, – в который раз поклялся он сам себе. – Трое суток буду спать, и хрен кто меня разбудит!»

Петренко поднимал остальных разведчиков, незлобиво поругивая, поторапливал.

Ополоснув прохладной водой лицо, Александр намотал на ноги портянки, натянул на опухшие ноги сапоги. Подтянул за ремень автомат, похлопал ладонью по траве в поисках вещмешка и… не нашел его.

– Что за черт? – оглянулся он по сторонам.

Вещмешок валялся метрах в четырех под стволом молодого деревца.

– Старшина, ты мой мешок не трогал? – спросил Васильков.

– Нет, командир. На кой он мне?

– Странно.

Поднявшись на ноги, Александр подошел к дереву, подобрал выцветшую торбу, взвесил на руке… Вроде тяжелый. Такой же он был и прежде. Но лямки развязаны, горловина расправлена.

Это еще сильнее насторожило: он хорошо помнил, что только снял мешок с плеча, но внутрь не лазил. Озадаченно наморщив лоб, Васильков принялся проверять содержимое…

Патроны, пара гранат, перевязочные пакеты, вторая фляжка с водкой для бойцов, сухари, папиросы. Вещи убитого немецкого капитана.

– Спичечница! – замер Васильков. И снова стал копаться в мешке…

Бронзовой спичечницы не было. На всякий случай Сашка проверил все свои карманы – вдруг сунул туда?

Не было ее и в карманах.

– Потерять не мог?.. Нет, брезент целый – ни одной дырочки, – Петренко по-хозяйски изучал пустую торбу. Вернув ее командиру, внимательно посмотрел на собиравшихся бойцов.

– Думаешь, кто из наших? – поймал его взгляд Александр.

– Всех как родных знаю. Из новеньких только Зайцев, да и тот мужик правильный – сибиряк, член партии. Не станет он мараться такими выкрутасами.

– А Ярцев? В штрафбате три месяца чалился.

– Не, за этого сорванца башкой ручаюсь. Исподнюю рубаху последнюю отдаст товарищу. За-ради правды и справедливости головушки своей не пожалеет. За то и загремел в штрафные…

Впервые за многие месяцы войны Васильков оказался в крайне неприятном положении. Вокруг все были в доску свои, проверенные боями – люди, которые пошли бы за него на смерть и за которых он сам, не раздумывая, положил бы свою жизнь. И вдруг какое-то мелкое и позорное воровство!

Между тем старшина действовал.

– Эй, Гафаров! Поди-ка сюда! – позвал он бойца, дежурившего в дозоре.

Тот подошел, на ходу оправляя помятую гимнастерку.

– Ты ничего такого не приметил, покуда народ отдыхал? – поинтересовался Петренко.

– Ничего. Тихо вокруг было. Птицы разок в сотне метров дружно крыльями задробили. А так спокойно. Ни души.

– В сторону лагеря не поглядывал?

– Ну, так… иногда. Сон всех сморил – чего заря пялиться? А что случилось-то?

– Ничего. Иди, готовься к выходу. Стоявшим в дозоре разрешается занять место в середине…

Пожав плечами, Гафаров отошел. А старшина внезапно замолк, будто в его голове промелькнула важная догадка. Да такая, что глаза округлились. Придвинувшись к Василькову, он тихо зашептал:

– Слушай, командир, а я ведь, когда замыкал опосля поляны, пару раз кое-что слышал.

Александр невольно скользнул взглядом по густому кустарнику:

– Что ты слышал?

– Ветка, что ли, сухая хрустела за спиной. И еще шорох – будто кто-то поддел ногой пласт прошлогодней листвы.

– Почему сразу не доложил? – насупил брови Васильков.