CC – инквизиция Гитлера
Часть 11 из 31 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Мероприятия, направленные против евреев и, особенно, против синагог, скоро будут проводиться на территории всей империи. Их проведению ничто не должно препятствовать, однако следует установить связь с полицией общественного порядка, чтобы не допустить грабежей и других эксцессов».
Секретное указание инспектора уголовной полиции Генриха Мюллера полицейским участкам перед проведением ночи еврейских погромов в империи 9 ноября 1938 года
«Евреев следует сконцентрировать в городских гетто, чтобы иметь лучшие возможности для контроля и последующей их депортации».
Рейнгард Гейдрих 20 сентября 1939 года руководству полиции и начальникам оперативных групп
«В Риге ходят разговоры о расовых расстрелах евреев, находившихся до этого в гетто. Преобладающая часть населения говорит об этом с одобрением и надеется на полное устранение евреев и тем самым на освобождение жилого фонда гетто для заселения».
Отчет начальника полиции и СС Латвии и начальника полиции общественного порядка от 23 декабря 1941 года
«Он был самым решительным и самым успешным борцом против врагов государства. Те, кто его убил, несомненно причинили делу национал-социализма громадный вред».
Йозеф Геббельс, запись в дневнике. 5 июня 1942 года
«Время после покушения было страшное. Ежедневно печатались на красной бумаге списки с фамилиями людей, которые в этот день подлежали расстрелу по законам военного времени. Достаточно было сказать, что Гейдрих получил то, что заслужил, чтобы попасть под арест, оказаться в концлагере или быть казненным».
Павел Махачек, тогда в Праге, арестован гестапо после покушения
«Только после войны я впервые услышала, что произошло в Лидице. Село было сожжено, мой отец казнен, моя мать стала узницей концентрационного лагеря. У меня был брат, которому исполнилось тогда 15 лет и 2 месяца. И как раз эти 2 месяца оказались роковыми для его судьбы. Он не попал в Польшу вместе с другими детьми, а был расстрелян».
Мария Цупикова, будучи ребенком, была вывезена гестаповцами из Лидице
«Если бы нацистское господство продлилось дольше, Гейдрих стал бы восходящей личностью, в этом нет никакого сомнения. Он был прототипом того, кто соответствовал желаниям Гитлера. Он олицетворял собой изувера».
Ральф Джордано
Казалось, весенний день будет солнечным и мирным, каким, собственно, только и мог быть день при правлении Гейдриха. Вдали от подвалов пыток Пражского гестапо, от криков истерзанных жертв, от конвейера смерти концлагерей блаженствовал на солнечной стороне своей мрачной власти в собственном господском поместье Паненски Брежаны, переименованном на немецкий лад, Рейнгард Гейдрих, заместитель «имперского наместника Богемии и Моравии».
Уполномоченный «окончательного решения» и организатор холокоста не спешил в этот день, 27 мая 1942 года. В большом саду, окруженном густыми тенистыми лесами, трудились над растительным декором чешские рабочие под открытым небом. Солнечные лучи отражались от зеркально отполированной поверхности служебного «мерседеса», стоящего у подъезда, с многозначительным номерным знаком «СС-3».
Терпеливо ждал водитель, обершарфюрер СС Клейн, пока, его начальник распрощается со своей семьей: с Линой, супругой на сносях, и дочуркой Зильке, которую он еще раз поцеловал, взял на руки и нежно прижал к себе. Обычная сцена, какие бывают во всех нормальных семьях. Отец уезжает на работу. Легкий поцелуй, улыбка — ежеутренний ритуал. «Мы обнимаемся еще раз, — вспоминала Лина Гейдрих в то утро, — я провожаю его до портала замка. Рейнгард садится в открытый «Мерседес», который сразу трогается с места. Я машу рукой, муж машет мне в ответ».
Вернувшись в дом, Лина услыхала восхищенный голос горничной: «О, какое расставание!»
Гейдрих знал, что скоро ему придется достаточно долго обходиться без семьи. Самолет 7052, который должен был доставить его из Праги в главный штаб Гитлера под Растенбургом в Восточной Пруссии, уже застыл в ожидании его на военном аэродроме.
Гейдриху предстояло сделать очередной шаг, вернее, прыжок в стремительной карьере. В 38 лет он получил высокое звание обергруппенфюрера СС. Всесильный шеф службы безопасности (СД), начальник тайной госполиции (гестапо) и немецкой уголовной полиции, уполномоченный по «окончательному решению еврейского вопроса», «человек с железным сердцем», как его с восхищением называл Гитлер, добился «успехов» и на посту заместителя имперского наместника Богемии и Моравии.
В стране царил кладбищенский покой. Антинемецкое сопротивление хотя и не было сломлено, но заметно ослаблено. Как полагал Гейдрих, ему удалось «умиротворить» завоеванную «Чехию», эту кузницу оружия для империи, с помощью кнута и пряника — расстрелами, полевыми судами, а также и социальными уступками. Первая важная цель была достигнута: чешская военная промышленность продолжала поставлять оружие для гитлеровской войны.
С первого дня и в «протекторате» имя Гейдриха стало синонимом слова «террор». Сразу после вступления его в должность на красных плакатах появились списки казненных, в течение первых недель — более 400 фамилий.
Писатель Павел Когоут, как и его отец, участник Сопротивления, сравнивает появление Гейдриха в Праге с «выходом на сцену, где будто появились звезды, под звуки труб и литавр. А красные плакаты с именами казненных говорили нам, что этот человек, видимо, один из самых опасных. И хотя должность заместителя имперского протектора звучала не очень внушительно, однако все почувствовали, что рука Гитлера дотянулась до Богемии и Моравии».
Исполнитель воли своих начальников Гитлера и Гиммлера — именно таковым он считал себя сам.
«Главное в том, чтобы здесь было тихо, поскольку нам нужны покой и тишина для окончательного поглощения этого края» — так разъяснил помощникам Гейдрих основную цель своего прибытия в Прагу. Главная задача заключается в том, «что этот край со временем должен стать немецким, и что чеху здесь в конечном счете делать нечего». И хотя до этого в конце мая 1942 года было еще далеко, тем не менее, Гейдрих был твердо убежден, что уже сейчас должен готовить почву для реализации гитлеровской утопии — сделать из Богемии и Моравии «образцовый субъект» немецкого государства. Способность Гейдриха к террору превращала его в исполнителя мечты о «Великогерманской империи», цель которой порабощение «второсортных народов» до Урала и истребление миллионов людей «Низших рас».
С неподдельным восхищением записывает Геббельс в свой дневник 15 февраля 1942 года:
«Гейдрих действует успешно. Он играет с чехами в кошки-мышки, и они проглатывают все, что он им подсовывает. Он принял ряд исключительно популярных мер, среди которых на первом месте ликвидация торговли на черном рынке. Он подчеркивает, что славян невозможно воспитывать так, как воспитывают германский народ. Их нужно ломать или постоянно гнуть. В настоящее время он применяет второй метод и, надо сказать, с успехом».
Такие «эксперты» были редки и востребованы в кризисных очагах бурно разраставшейся империи Гитлера. Например, в оккупированной Франции, где с драматической быстротой нарастало число актов саботажа со стороны сил Сопротивления. Чтобы сломить сопротивление, нужен был Гейдрих. Он даже успел разработать новое положение об оккупации.
Поэтому надо было ожидать, что он очень скоро сможет значительно расширить свои властные полномочия, став имперским наместником во Франции и Бельгии.
Всего лишь несколько дней тому назад, 6 мая 1942 года, Гейдрих, инспектируя новое место своей деятельности в Париже, спонтанно заявил, что во Франции следует проводить другую политику, нежели на Востоке. Расстрелы заложников здесь неуместны. Однако «политика на Востоке», определявшаяся в основном. Гейдрихом, заключалась не только в ликвидации заложников. В более узком кругу уполномоченный по «окончательному решению еврейского вопроса», касаясь деталей, говорил об «автобусах, предусмотренных для перевозки евреев от вокзала до лагеря и от лагеря до мест работы, в которые можно по пути впускать смертоносный газ. Но этот метод «недостаточен». «Автобусы слишком малы, уровень смертности низок, и есть целый ряд других недостатков».
Поэтому Гейдрих предложил более масштабные, более совершенные и эффективные решения и закончил словами: «Смертный приговор вынесен не только русским евреям в Киеве, но в целом и всем европейским евреям. И французским евреям тоже. Их депортация будет начата в ближайшие недели». Современникам он казался человеком, «сделанным из куска стали», а Гитлер называл его «мой герцог Альба».
Властвуя над жизнью и смертью, себя он считал неуязвимым. То, что он лично мог стать мишенью, ему и в голову не приходило. «Мои» чехи, — успокаивал он себя, — мне ничего не сделают. А если кто-то и хотел бы, то не отважится». Без телохранителей Гейдрих посещал концерты, ездил по Праге в машине с откинутым верхом. Однако иностранные разведслужбы уже давно взяли на прицел шефа госбезопасности как одного из опаснейших нацистов.
Немецкие власти располагали данными, что назревает какая- то акция, направленная против Гейдриха или других видных нацистов. В марте 1942 года при проверке поезда полиция обнаружила у одного музыканта специальное ружье с оптическим прицелом и глушителем. На допросе человек из Москвы якобы заявил, что хотел прикончить Гейдриха. Ему никто не поверил.
Весной 1942 года повсеместно в Богемии и Моравии служба безопасности Гейдриха отмечала рост случаев саботажа. В ежедневном донесении участкового отдела службы безопасности в Праге от 26 мая 1942 года отмечалось, что настроения чехов продолжают и дальше оставаться на прежнем уровне враждебности к немцам:
«В ночь на 24.05 на перегоне Морава-Острава-Витковиц было разбросано около 500 уже известных листовок с коммунистическими лозунгами, на одной стороне которых на чешском языке написано: «Да здравствует ЧССР, Красная Армия и Сталин!», и на другой по-немецки: «Серп и молот, Гитлер порот. Красной Армии твердь — Гитлера смерть!».
«24.05 на пересечении путей Кладно-Прага и Кладно-Нутчит с рельсов сошел паровоз передними колесами. Предполагается, что авария вызвана умышленным ослаблением гаечного крепления болтов на передней подвеске колес».
«23.05 около 23.00 была совершена попытка подрыва пассажирского поезда № 816, следовавшего из Челаковиц в Прагу. Предполагаемый заряд с часовым механизмом был взорван примерно под средним вагоном поезда, в результате чего один из рельсов был вырван из колеи».
Чутьем хищного зверя чувствовал и сам Гейдрих надвигающуюся опасность. За день до отлета из Праги он заявил журналистам: «Я чувствую и вижу, как опять заметно возрастает в этом крае иностранная пропаганда и распространяются различные пораженческие и антигерманские слухи. Вы знаете, что при всей моей терпимости я готов без колебаний нанести жесточайший удар, если почувствую, что здесь все еще считают империю недостаточно сильной, а мою лояльную политику расценивают как проявление слабости».
И так он действительно думал: считал себя предупредительным и пребывал в своей убежденности, что фактически его жертвы, чешское население, в долгу перед ним за проявляемое благородство. Он постепенно утрачивал способность к трезвой оценке реальности.
У «пражского вешателя», как его называли с ненавистью и страхом в «протекторате», появилось желание еще раз посетить концерт в «своем городе — столице образцового государства СС Богемии и Моравии. Последний вечер в Праге, которая ему казалась более немецкой, чем. Нюрнберг, Гейдрих намеревался провести вместе с супругой Линой во дворце Вальдштейн в Старом Месте. В программке, утвержденной самим Гейдрихом, значилось, что вечер посвящается опере, написанной его отцом Бруно Гейдрихом, основателем и директором консерватории в г. Галле. Опера называлась «Аминь». Пронизанная духом Вагнера, она впервые была поставлена на сцене в 1895 году в Кельне, за девять лет до рождения Рейнгарда Гейдриха. Как роковое пророчество воспринимается название ее пролога: «Преступление Рейнгарда». Речь в опере идет, — а как же иначе! — об убийстве.
В то время как Гейдрих, сидя в первом ряду, с серьезным видом внимал звукам музыки, чешское правительство в изгнании ожидало в Лондоне с нарастающей нервозностью вестей с родины, которая ныне стала называться «протекторатом».
Сплотившиеся вокруг президента Эдуарда Бенеша чешские изгнанники не имели единого мнения о том, что следовало предпринять против Гейдриха, чтобы это было и знаменательно, и успешно. Одни требовали еще в 1941 году немедленно нанести тяжелый удар по немецким оккупантам, другие предупреждали о мести немцев гражданскому населению, о непредсказуемо жестоких карательных мерах, если мишенью станет такой человек, как Гейдрих. Смелые одержали верх. Они хотели показать миру, что чешский народ не сдался. Покушение на такого высокопоставленного национал-социалиста должно было придать еще больше мужества всем, кто оказался под пятой у фашистов, и нанести тяжелый психологический удар по до сих пор победоносным германским войскам.
Первоначально как наиболее благоприятный день для покушения было назначено 28 октября 1941 года, то есть день образования Чехословацкой Республики.
Опасное задание должны были выполнить два молодых десантника: Йозеф Габчик, слесарь из Словакии, и чех Карел Свобода. Все участники заговора ясно понимали, на что идут. Операция под кодовым названием «Антропоид» (человекообразная обезьяна) означала команду смертников.
План был совершенно секретным. И лишь узкий круг людей Эдуарда Бенеша знал, для чего в течение многих недель небольшая группа агентов проходила напряженную тренировку на британском полигоне.
Когда Свобода получил травму, партнером Габчика стал Ян Ку- бис, молодой крестьянин из Моравии. Оба знали друг друга по службе в иностранном легионе, вместе воевали против немецкого вермахта, были близкими друзьями и понимали друг друга без слов. Таким образом, из них получилась идеальная пара для осуществления такого рода рискованного предприятия.
После многонедельных отсрочек вечером 28 декабря 1941 года наконец поднялся в воздух с полевого аэродрома Тангмер в Англии «Галифакс» с обоими агентами на борту.
А утром в 2.15 Ян Кубис и Йозеф Габчик приземлились на парашютах примерно в восьми километрах южнее города Пльзень, далеко от намеченной цели. Повинен в этом был туман, потому самолет был вынужден лететь низко над заснеженным ландшафтом, что было небезопасно, так как их мог выдать шум моторов. Но Кубису и Габчику повезло. Первыми людьми, на которых они натолкнулись на родной земле, были не гестаповцы, а лесник и мельник, оба питавшие симпатии к правительству в изгнании и президенту Эдуарду Бенешу. Они спрятали рисковых парней и обеспечили всем необходимым. Кубис и Габчик ушли в подполье, установили контакты с участниками Сопротивления и начали собирать информацию о привычках Гейдриха, определяя наилучший способ устранения «имперского протектора».
Первоначальная идея — уничтожить Геадриха в поезде Прага- Берлин с помощью бомбы — была отвергнута. Многообещающей показалась им мысль напасть на его машину утром, когда Гейлрих находится в пути из резиденции в Прагу. На велосипедах они обследовали весь маршрут с целью отыскать подходящее место для покушения и нашли его, возвращаясь в Прагу, на северной окраине города. На улице Малая — Гольшевицкая водитель Гейдриха из-за резкого поворота и крутого спуска должен был каждый раз снижать скорость. В этот момент, прежде чем машина могла снова набрать скорость, Кубис и Габчик должны были нанести удар. Кубис автоматной очередью уничтожал сидящего в открытой машине Гейдриха, а Габчик для полной гарантии наносил второй удар специальной гранатой с высокобризантным зарядом. Подготовка к операции продолжалась четыре месяца. Потом просочились сведения, что, возможно, Гейдрих может раньше намеченного срока покинуть Богемию и Моравию в связи с предстоящим отъездом во Францию. Теперь Кубис и Габчик больше не могли терять время. 20 мая 1942 года чешское правительство в изгнании радировало в Прагу о своем согласии на покушение. Гейдриху оставалось жить еще семь дней, до 27 мая 1942 года.
Конечно, это был далеко не шедевр, который прослушала публика вечером 26 мая в пражском дворце Вальдштейн. Опера написанная отцом Рейнгарда Гейдриха, хотя и была навеяна автору Рихардом Вагнером, слишком уступала мастерству гения. Но Рейнга Гейдриха, одаренного скрипача и виолончелиста, совсем не трогали композиционные слабости отцовской оперы. Для него опера «Аминь» олицетворяла возвращение в собственное прошлое, в годы юности Рейнгарда Тристана Евгения, юноши из города Галле, которому суждено было стать величайшим преступником века.
А все должно было сложиться по-другому. Предпосылки для этого были благоприятные. Рейнгард Гейдрих второй ребенок из троих детей, родился в семье, занимающей видное положение в общественной и культурной, жизни королевства Саксония. Он имел хороший музыкальный слух и учился играть на скрипке и виолончели, но не завел друзей и уже в школе слыл индивидуалистом. Таким он был всю жизнь.
Гейдрих производил впечатление болезненного, неуклюжего мальчика, слегка косящего на один глаз и говорил фальцетом, за что получил прозвище «коза». Позже, на пике своей карьеры, он избегал публичных выступлений перед большими аудиториями из опасения, что высокий голос, который никак не вязался с его атлетическим телосложением, может вновь, как в школьные годы, превратить его в мишень для подтрунивания и насмешек.
Комплексы неполноценности преследовали молодого Гейдриха, и он пытался защитить себя тем, что изо всех сил старался оторваться от насмешников личными достижениями в чем угодно, особенно в спорте. Всю жизнь ему казалось, будто он непременно должен что-то доказывать другим и себе. Гейдрих стремился быть лучше других, и это ему довольно часто удавалось, а значит, он получал право кое-кого ставить на место. Авторитетом среди сверстников он не пользовался, поскольку с юных лет ретивого честолюбца окружала аура чванливой спеси. Идеи элитарности войск СС, перспектива сплоченного единения благородных германцев, казалось, специально изобретены для такого человека, как Гейдрих, над которым слишком часто потешались окружающие.
Но ничто так не выбивало его из колеи, как утверждение, будто не только он, но и его дед — чистокровные евреи. В свою бытность курсантом военно-морского училища он имел прозвище «белобрысый Моисей». Сокурсники обзывали его и «композитором Моисеем», когда Гейдрих искал утешения в музыке, играя на скрипке. Прошли десятилетия после окончания войны, а вдова Гейдриха Лина продолжает твердо верить в то, что «по своей предрасположенности и мастерству Рейнгард всегда был художником. Он умел чувства выражать в музыке, и если бы тогда мир не был таким сумасшедшим, я сегодня была бы не женой преступника, а обязательно женой гениального скрипача».
Служба в ВМФ казалась Гейдриху до некоторой степени упорядоченной. «Белый Моисей», как его еще называли, добился определенного уважения со стороны сослуживцев, которых часто побеждал в фехтовании, плавании, парусном спорте и на конных скачках. Однако и на флоте друзей у него не появилось. Он оставался странным чудаком, который сам себе доставлял в жизни неприятности. А это без последствий не проходит.
И действительно, мир Гейдриха заколебался, а служба на флоте оказалась под вопросом. Собственно говоря, сначала дело приняло форму обычного фарса. Молодой офицер Гейдрих подвергся в 1931 году суду чести за то, что, пообещав супружество дочери влиятельного старшего советника ВМФ по строительству, отказался от своих слов после того, как познакомился на танцах в Киле с дочерью сельского учителя из Фемарна, Линой фон Остен. Через два дня после знакомства у них уже состоялась и помолвка. Гейдрих вырезал из местной газеты объявление о своей помолвке с Линой и послал вырезку отвергнутой девушке. С юной особой случилось нервное потрясение.
Скандал достиг кульминации. Отец оскорбленной невесты обратился с жалобой к флотскому начальству. Дело дошло до суда чести, на котором Рейнгард Гейдрих вины не признал, вел себя вызывающе, в результате чего совет суда чести постановил уволить молодого офицера из рядов ВМФ за беспринципность и недостойное поведение. Гейдрих был уволен из ВМФ «за недостойное офицера поведение». Так Гейдрих потерял карьеру, положение и твердый заработок.
Его мир рухнул. Что делать? Ехать домой, в Галле, где он, униженный и потерпевший крах, временами плакал как малое дитя? Найти работу было невозможно. Германия переживала тяжелейший экономический кризис. И Рейнгард Гейдрих стал теперь одним из миллионов безработных без надежды трудоустроиться в ближайшем будущем.
Наконец мать Гейдриха обратилась к старому другу семьи шефу мюнхенских штурмовиков (СА) князю Карлу фон Эберштейну с просьбой пристроить сына. Эберштейн имел доступ к Генриху Гиммлеру, который тогда как раз вознамерился создать службу разведки СС, чтобы собирать для себя и руководства партии НСДАП информацию о друзьях и противниках партии. Гейдрих, имея специальность офицера связи, как нельзя лучше подходил для этой цели. Эберштейн организовал встречу Гейдриха с Гиммлером на своей птицеферме Вальдтрудсринг под Мюнхеном. Сама внешность белобрысого верзилы нордического типа, его манера поведения и быстро набросанный им план организации будущей секретной службы СС произвели на Гиммлера такое впечатление, что он тут же принял его на работу: Теперь Гейдрих. опять получил право носить мундир. Его вдова вспоминала: «В то время для Рейнгарда главным было то, что у него появилось дело, которое приобрело масштаб народного, национального и было военным».
Гейдриху исполнилось 27 лет, когда он приступил к работе на новом месте. До лета 1931 года он не имел контактов ни с партией НСДАП, ни с организацией СС. О партии Гитлера он знал только по рассказам своей жены Лины, которая вступила в ее ряды в 18-летнем возрасте. Он невысоко ценил шумные компании подвыпивших штурмовиков СА, однако манеры членов СС, присущие элитарному, закрытому Ордену, полностью соответствовали его чувству превосходства и элитарного самомнения.
Так началось в 1931 году роковое сотрудничество Гиммлера и Гейдриха, приведшие к созданию службы безопасности (СД) и ее батальонов профессиональных убийц. А это определило весь последующий курс войск СС и полиции на годы национал-социализма.
Своей карьерой Гейдрих был обязан Гиммлеру и за это платил ему безупречной лояльностью и беспримерно жестким проведением в жизнь политики СС. Гиммлер очень скоро понял, что Гейдрих обладает такими качествами, без которых невозможно обойтись при превращении СС и полиции в исполнительный орган воли фюрера и для создания культуры массового истребления людей.
Бредни о расовой чистке Гиммлера и бесстрастная ставка на насилие Гейдриха образовали роковую комбинацию. Каждый раз, когда Гиммлер предавался своей заветной мечте об империи избранных германцев, он вновь и вновь был вынужден капитулировать перед Гейдрихом, говоря: «Ох, уж вы тут еще со своей чертовой логикой! Что бы я ни сказал, вы всегда все сводите к нулю своей логикой!»
В действительности Гейдрих, как правило, находил пути выполнения желаний Гиммлера, но так, чтобы самому при этом обрести еще больше власти. Геринг говорил о Гиммлере: «Мозги Гиммлера называются Гейдрихом».
Взаимоотношения между Гиммлером и Гейдрихом не имели прецедента в истории Третьей империи по своим ужасным последствиям для жизней миллионов людей. Два человека, которые никогда не были друзьями, имели абсолютно одинаковые цели и дьявольски дополняли друг друга в своей паранойе к убийству: «У Рейнгарда не было друзей. Ни один человек не может сказать, что он был другом Гейдриха», — подтверждала Лина Гейдрих. И далее: «Он не хотел иметь друзей. Он считал, что не имеет права водить дружбу со знакомыми».
Они мешали бы ему в его кровавом ремесле. У Вальтера Шелленберга, ставшего позднее шефом внешней разведки в рамках службы безопасности Гейдриха, сложилось тоже подобное мнение: «Он мог быть непорядочным вплоть до жестокости. А поскольку его начальник рейхсфюрер СС Гиммлер очень ценил уютную семейную обстановку, то он умело играл роль нежного супруга и отца семейства во время регулярно проводимых музыкальных вечеров в его доме».
Противоречия в биографии преступника века носят больше надуманный характер. Первоначальные успехи секретной службы Гейдриха были более чем скромными: не хватало денег, служебных помещений, сотрудников. Но Гейдрих проявил хорошие организаторские способности, приступив к делу с рвением, особенно при создании сети информаторов по всей стране. С самого начала бросались в глаза такие его качества, как мощный внутренний заряд, почти неисчерпаемая энергия и воля целыми сутками напряженно работать. На пике своей карьеры он так нагружал работой секретарш, что они трудились посменно, а от адъютантов, не справлявшихся с темпами его деятельности, быстро и без сожаления отказывался. Гейдрих личным примером являл новый тип современного менеджера, которого прежде всего интересовало одно — власть. Бывший оберштурмбанфюрер СС Вильгельм Гетль характеризовал шефа службы безопасности так: «Его интересовала не мощь Германской империи, а возможности личного наслаждения властью. Вот и все».
Собственных политических амбиций у него никогда не было. Гейдрих оставался, по сути, беспринципным человеком. Он извлек для себя урок из флотской службы, заключавшийся в том, что в военной организации успех имеет только тот, кто беспрекословно подчиняется начальству. Гейдрих выполнял волю Гиммлера и никогда ему не перечил.
Он рано обнаружил в себе зловещий дар предвидения, который позволял ему читать скрытые мысли Гитлера или Гиммлера. Поэтому скоро стал незаменимым, олицетворяя собой безжалостное многоцелевое оружие, которому нет преград. Долгое время представляли опасность для головокружительного взлета Гейдриха тени прошлого и неприемлемые для члена СС слухи о его якобы еврейском происхождении.
Обращая взгляд в прошлое, Лина Гейдрих вспоминала: «В феврале 1932 года, через несколько недель после нашей свадьбы, мы были шокированы одной вестью. Бывшие сослуживцы мужа по флоту, узнав, что уволенный Гейдрих получил работу в СС партии НСДАП в Мюнхене, уведомили об этом гаулейтера в Галле и сообщили ему, что настоящая фамилия Рейнгарда — Зюс и что он еврей».
Этот слух не остался неуслышанным. 6 мая 1932 года гаулейтер Галле Мерзебург Рудольф Йордан пишет Грегору Штрассеру: «Как стало мне известно, в руководстве находится член партии по фамилии Гейдрих, отец которого живет в Галле. Есть повод предполагать, что его отец Бруно Гейдрих в Галле — еврей». К письму прилагалась выписка из «Музыкального словаря» Гуго Риманса. В конце своего послания гаулейтер считал целесообразным, чтобы «отдел кадров проверил это дело».
Все последующие годы нередко задавался, правда украдкой, вопрос: «Не потому ли Гейдрих так ненавидел евреев, что сам имел в роду еврейских предков?». А слух этот, по мнению Лины Гейдрих, появился еще в 1926 году, когда брату Рейнгарда Гейнцу отказали в работе в Дрездене только потому, что он якобы еврей. Разочарованный и сокрушенный Гейнц ушел из Дрездена в Галле пешком, чтобы, дома потребовать от отца сказать всю правду. От него Гейнц узнал, что отец продолжал материально поддерживать свою мать и после ее второго замужества за слесарных дел мастера Зюса и что на конвертах писем к ней он надписывал: «для фрау Зюс-Гейдрих». Более того, отец рассказал сыну, что учитель музыки донес местным властям, будто он — «еврей Зюс». Отец тогда воспринял это как забавный эпизод в своей жизни.
Но Рейнгарду было не до смеха. Мучительные вопросы преследовали его в начале карьеры в рядах СС, пока 22 июня 1932 года не пришел письменный отзыв экспертизы, подтвердившей мнимую чистоту его расового происхождения. В документе отмечалось: «Из прилагаемой здесь родословной следует, что старший лейтенант ВМФ в запасе Рейнгард Гейдрих имеет германское происхождение без каких-либо примесей цветной или еврейской крови».
В семье было известно, что бабушка Гейдриха Эрнестина Вильгельмина Гейдрих выходила замуж вторично за некоего Густава-Роберта Зюса и как многодетная мать в браке с первым мужем Рейнгардом Гейдрихом часто потом называлась «фрау 3юс-Гейдрих».
Таким образом, неприятным толкам был официально положен конец, но подозрения остались. Рассказывают, что когда первые слухи об этом дошли до Гиммлера, он, мол, просто не поверил. А вот Гитлер после длительной беседы с Гейдрихом пришел к выводу: «Этот человек высокоодаренный, но опасный. Его способности нужны нашему движению. Однако таких людей можно использовать в работе при наличии твердой руки, и для этого очень кстати его не арийская родословная. Он будет вечно нам благодарен за то, что мы не вытолкнули, а оставили его в наших рядах, и будет слепо подчиняться нам».