Бумажные призраки

22




Мы с риелтором устроили своеобразную игру: кто первым тронется с места и покинет Кровавую Викторию. Я тяну время изо всех сил и помогаю Барфли устроиться на заднем сиденье. Наконец Труди не выдерживает и, махнув рукой как белым флагом, уезжает.

Я жду еще пять минут, после чего выезжаю на перекресток. Желтого «Мини Купера» Труди нигде не видно. Тогда я проезжаю одну улицу и сворачиваю к небольшому викторианскому домику, где раньше жила Викки Хиггинс. В двух кварталах от него Викки Хиггинс умерла.

Слишком уж близко.

Однако это действительно дом Джона Хиггинса, мужа Викки. Я несколько раз проверила адрес, да и Труди только что это подтвердила. Как она и сказала, новая жена Джона живого места на доме не оставила – в нем не осталось ничего от былой викторианской женственности. Уцелел лишь крошечный вензелек над крыльцом. Серый сайдинг, алюминий, пластиковые окна, большая пристройка – все эти перемены удешевят любой дом, что уж говорить об историческом памятнике.

Во дворе установлено баскетбольное кольцо, а к перилам на крыльце пристегнут дорогой розовый трехколесный велосипед. Педантичный хозяин огородил трехдюймовым пластиковым заборчиком идеально ровную и чистую лужайку. Возможно, новая жена и двое детей помогли Джону Хиггинсу забыть свое страшное прошлое, которое поселилось в каких-то двух кварталах отсюда. А может, он и не хочет забывать.

Выходить из машины нет смысла. На мои письма и звонки Джон не отвечал (я даже звонила ему на работу в юридическую контору). К тому же сейчас никого нет дома. Я просто хочу увидеть своими глазами, где Викки Хиггинс оставила портиться размороженный стейк. Как знать – вдруг и Карл что-нибудь вспомнит. Броские цвета дома, в котором жила Викки Хиггинс, запросто могли отпечататься в каком-нибудь укромном уголке его памяти.

Помню, год назад, в одной далласской закусочной, мать Викки показала мне фотографию младшей дочери на крыльце этого самого дома, с малярной кистью в руке. «Викки так гордилась своей работой. Называла дом «разукрашенной леди», а потом дала ему и имя: Олив. Он был зеленый, с красными ставнями цвета пименто. Все архитектурные особенности Сан-Франциско 1890-х бережно сохранены. Поначалу ее одолевали сомнения: может, покрасить в пурпурный и персиковый? Бирюзовый и золотой? И так далее. Как-то ей попалась старинная статейка из калифорнийской газеты, автор которой предупреждал: новая тенденция красить дома в яркие цвета доводит до сумасшествия даже спокойных и благонадежных граждан. Порой я гадаю, может, это правда? Может, цвет дома свел кого-то с ума и заставил убить мою дочь?»

Мать Викки поведала мне об этом спустя почти два часа беседы. К тому времени глаза у нас обеих были на мокром месте. Она показала мне фотографию свадебного платья, которое положили в гроб вместо тела – ведь Викки, как и мою сестру, до сих пор не нашли.

Прямо на столик в кафе (помню сервировочную салфетку с кроссвордом и крестиками-ноликами) я выложила шесть фотографий Карла с разных ракурсов. Она сказала, что никогда не видела этого человека.

Мы встречались в пятнадцати милях от ее дома. Она подумала, что это вполне нейтральная территория для встречи со странной девушкой, которая умоляла о встрече (потому что у нее тоже пропал без вести близкий человек). Разумеется, я и так знала, где она живет – в скромном деревенском домике в Плано по соседству со старшей дочерью (двумя годами ранее та послала меня куда подальше и захлопнула дверь у меня перед носом).

Когда мы выпили по первой чашке кофе, я успокоилась. Мать Викки была рада поговорить о пропавшей дочери – и не важно, чем я руководствовалась на самом деле.

– Осторожнее! – шипит Карл.



Ворота пристроенного к дому гаража начинают подниматься. Кто-то либо уезжает, либо подъезжает. Очень скоро на подъездную дорожку влетает ответ – зеленая «Приус». Из машины выскакивает тощая краснолицая женщина в черных лосинах для занятий йогой и обтягивающем розовом топике. Полагаю, это Диди, вторая жена Джона – та, что бездумно прошлась серым ластиком по дому Викки. А заодно по морщинам на своей аватарке в «Фейсбуке». Труди тоже явно взяла этот ластик на вооружение.

– Мне только что позвонила Труди и предупредила, что вы можете сюда заглянуть! – противно вопит она. – Прочь от моего дома, а то я звоню мужу!

И копам!

Она уже лезет в окно машины, демонстрируя все щербинки на ненакрашенном лице, обдавая меня вонью його-пота и прилежно съеденного на завтрак вареного яйца.

В одном из пластиковых контейнеров у меня в багажнике лежит несколько фотографий Викки, белокурой, бледной и хорошенькой. Эта женщина – жалкое подобие Викки, небрежная и скверная репродукция. Мать Викки говорила, что Джон встретил эту мегеру на поминках, когда его пропавшую жену официально признали умершей. «Ну и поделом ему! Вечно он работал допоздна».

– Вообще-то мы не у вас дома, – вмешивается Карл. – Мы стоим себе на улице и никого не трогаем. А про Труди вообще первый раз слышим.

– Ах ты сукин сын! Труди сказала, какая у вас машина!

Диди засовывает руку в салон и крепко хватает меня за хвост.

– На вашем месте я бы ее отпустил, – предупреждает Карл. – Это в ваших интересах. Она куда сильнее, чем выглядит.

Женщина не унимается.

– Ох, как мне надоела эта Викки! Ходит за мной, как тень.

– А вам не приходило в голову, что это вы – ее тень? – спокойно осведомляется Карл. Я пытаюсь осадить его злобным взглядом, но не могу повернуться. Хватка Диди не ослабевает.

В одном он прав. Я знаю, как вырваться из этих клешней. Но пока не готова этого делать. Разум Карла вновь оживился. Может, он узнал дом? Вспомнил Викки? Или он всегда ее помнил?..

– Слышали про Николь Лакински, которая пропала в Уэйко? – спрашивает Карл. На мою щеку приземляется теплая капля его слюны.

– Ты вообще слышишь, что я говорю? Мне плевать! – Вопль Диди оглашает улицу, совершенно безмятежную и тихую (только неумолимо гудят кондиционеры на окнах).

– У Николь и Викки было кое-что общее, – продолжает Карл.

– Что? – почти одновременно спрашиваем мы с Диди.

– Об этой мелочи ничего не говорили на суде. Адвокат и прокурор решили, что обеим сторонам это только навредит. – Карл хватает Диди за запястье. – Советую вам расспросить мужа.

Мускулистый узел на его предплечье нервно дергается. Хватка у Карла железная.

– Так-так, теперь я вспомнила, кто ты такой. Фотограф, которому удалось отмазаться. Серийный убийца. В газетах писали, что ты бездомный. Живешь в каком-то реабилитационном центре.

Барфли начинает волноваться – сначала коротко тявкает, потом принимается быстро и хрипло лаять. Не дай бог, швы разойдутся. Или соседи вызовут полицию. Глазки Диди бегают между мной и Карлом. Она пытается вырвать руку из его хватки, но при этом не отпускает мой хвост. Каждый волосок на моей голове вопит от боли.


– Вздумаешь обо мне болтать – я, пожалуй, нанесу тебе еще один визит, – говорит Карл. – Профессиональную фотосессию хочешь?

Ну все, довольно. Я нажимаю кнопку стеклоподъемника, Диди в последний момент успевает вырваться и отскочить. Одними губами я говорю ей «извините» и трогаюсь с места.

Диди может выкрасить дом в какой угодно цвет, но внутри по-прежнему заправляет мертвая Викки. Это она решает, достаточно ли хорош секс у Диди и часто ли муж будет говорить ей «люблю». Она решает, когда ей срываться и орать на детей, когда детям чувствовать себя одинокими, нелюбимыми или разбалованными, какие игрушки ломать, когда и почему.

Ограничится ли Диди одним бокалом вина или тремя, проспит два часа или семь, накрасится ли утром, заправит кровать и разложит ли сверху все эти бессмысленные подушки. Сколько бы Диди ни занималась йогой, только Викки решает, как ей дышать – глубоко или не очень.

Может, Диди не всегда дергала за хвосты первых встречных. Может, и Викки не была такой уж душкой, какой ее описала мать. Но мертвым прощают все грехи.

Я заговариваю с Карлом, только когда Диди в зеркале заднего вида превращается в крошечную фигурку, похожую на нарисованного ребенком человечка. Уверена, ее пальцы-палочки сейчас звонят куда не надо, но я все равно резко торможу прямо посреди дороги.

– Это правда? Между пропавшими девушками была какая-то связь? Прокурор скрыл улики?

Дело об исчезновении Николь Лакински живет и дышит внутри меня. Она значит для меня гораздо больше, чем все остальные пропавшие – кроме сестры, конечно. Информации было просто море: свидетельские показания, копии судебных протоколов, статьи в газетах и Интернете. А сколько бутылок «Шайнера» я поставила копам – не счесть. Сколько раз я флиртовала и нарушала границы дозволенного с подозрительными типами. Неужели я не заметила самую крупную деталь головоломки?

– Понятия не имею, – отвечает Карл. – Может, напомнишь? И кого я еще убил, по-твоему?





23




Гигантский оранжевый шар луны играет в прятки с горой ночных облаков. Обманчиво успокаивающее зрелище – на этой темной дороге я чувствую себя так, будто меня хоронят заживо; шины протяжно стонут, соприкасаясь с асфальтом, а рядом спит серийный убийца. От радио никакого толку: там только оглушительные помехи.

Время от времени машину встряхивает на колдобинах. Это меня пугает и не дает заснуть. Барфли принял вечернюю дозу болеутоляющих и спит без задних ног. Карл тоже проглотил пару собачьих таблеток (или сделал вид), после чего прислонил к двери пуховую подушку и захрапел. У его ног лежит горстка камней и гальки, «намытых» на последней парковке. «Золото», – сказал он на полном серьезе.

Карл заставил меня купить подушку с наполнителем из натурального пуха и плотную наволочку в виде американского флага. И еще одну подушку и спальный мешок для Уолта, которому он заботливо постелил на полу под задним сиденьем. «Прекрасная койка», – сказал он Уолту. Или Барфли. Или обоим. Еще 310 долларов 24 центра выброшено на ветер.

Я мысленно представляю себе все скрытые камеры в магазине товаров для дома, на кассе, на парковке. А ведь здесь, в Брайане, я хотела лишь тихонько забрать новую арендованную машину и убедиться, что бронь следующего отеля никуда не делась.

В «Уотабургере», где у нас был поздний обед, я переоделась. Прощай, сарафан «Энн Тейлор»! Мой наряд в следующем акте: короткая джинсовая юбка, обтягивающая белая майка, красный лифчик с эффектом «пуш-ап» и дешевые босоножки на высоком каблуке. Я распустила волосы, вставила в нос колечко, подвела глаза черным карандашом.

В автопрокате «Авис» я уверенно всучила менеджеру вторые липовые права. Волосы на фотографии светлые, а у меня до сих пор оттенка «вишневая кола», но я решила, что придираться никто не будет.

Пофлиртовав с симпатичным пареньком за стойкой (его звали Майк), я спросила, не читал ли он научно-фантастический триллер, где рыжие девушки действовали на главного злодея, как криптонит. Мой парень обожает эту книгу, сказала я Майку. Поэтому я покрасилась в такой цвет, чтоб ему угодить. Мы едем на охоту в Оклахому, но потом я, пожалуй, его брошу. Он уже предлагает мне вставить силикон в сиськи, моих ему, видите ли, мало!

После этой фразы Майк с трудом мог смотреть мне в глаза, однако строго наказал никого не пускать за руль (впрочем, нам обоим было ясно, что ему все равно). Я выбрала белый четырехдверный пикап, потому что таких машин на дорогах Техаса как собак нерезаных.

Историю про злодея, который терял силу при виде рыжих девушек, рассказывал мне тренер, пока я колошматила боксерскую грушу. Он пытался донести до меня простую мысль: ахиллесовой пятой человека всегда оказывается что-то неожиданное. Удар по психике, а не по башке.

Я немного доплатила за пикап со съемной брезентовой крышей и тонированными окнами. Пришлось воспользоваться кредиткой – это было неизбежно.

Карл все это время сидел в машине и носу оттуда не показывал. Пропустил очередной мой выход. Теперь их уже два. Рейчел бы мной гордилась. С Арти, администратором мотеля, я была недовольной женой, ехавшей на похороны тетушки. С озабоченным менеджером автопроката – рыжей вертихвосткой, которой надоел ее парень-работяга. Еще чуть-чуть – и я начала бы размахивать своей майкой, как флагом Конфедерации.

Пришлось идти на риск и разрешить Карлу ненадолго сесть за руль «Бьюика», а самой поехать в пикапе. Бросить «Бьюик» на студенческой парковке предложил он. И сам же быстренько прикрутил обратно настоящие номера, после чего установил вторые липовые на пикап. Я тем временем перетаскала коробки и чемоданы из старой машины в новую.

Поскольку «Бьюик» арендован на три недели, автопрокат еще долго не будет его искать. И уж точно не станет искать на этой парковке.

Рановато, конечно, мы поменяли машины и номера. Слишком быстро обзавелись собакой и накликали на себя гнев Диди. Слишком быстро – и изящно – Карл начал действовать со мной в унисон.

Пока он не смотрел, я заглянула под консоль «Бьюика» – хотела забрать шарф Лолиты. Шарфа там не было.



Через дорогу быстро перебегает какая-то тень. Я бью по тормозам. Карл подскакивает на месте. «Енот», – успокаиваю его я. Он оборачивается и проверяет, как дела у Барфли. Тот даже не проснулся.

– А это еще кто?! Сзади?

– Может, твоя подружка-призрак вернулась. – Рискованно, знаю. В учебнике советовали научиться принимать галлюцинации как данность и по возможности подыгрывать. «Вреда от этого никому не будет. Не провоцируйте конфликты».

– Да хватит называть их призраками! – рявкает Карл. – Давно за нами едет эта машина?

Я смотрю в зеркало.

– Не знаю. За нами часто кто-то едет, машины вроде всегда разные. Я слежу.

– Тормози.

– Что?!