Бумажные девочки

Кетту пришлось произносить эти слова через детский комбинезон — Мойра пыталась взобраться ему на голову. Ее руки закрывали ему уши, поэтому он был глух и слеп и не понимал, что ответила воспитательница, но, когда стащил ребенка с головы, оказалось, что та кивает.

— Мы с радостью ее примем, мистер Кетт, — ответила женщина.

Она указала в сторону двери яслей у себя за спиной: маленькое приземистое зеленое здание, которое находилось на площадке для игр новой начальной школы Элис. Внутри двадцать детей создавали шум целой сотни. Эви держалась рядом с Кеттом, одной рукой цепляясь за его ногу и выглядывая оттуда с нервным возбуждением, смешанным с ужасом. Она перехватила его взгляд.

— С тобой все будет в порядке, — заверил Роберт. — Это только на утро, ты же помнишь? Твоя сестра не спорила.

Тут он почти не погрешил против истины. Намек на возможную истерику возник только раз, когда Элис не могла найти новый школьный кардиган в привезенных чемоданах, но погода стояла жаркая, и Кетт в качестве компромисса разрешил ей обойтись без него.

— На Элис произведет впечатление, если ты будешь вести себя как большая девочка.

Эви ничего не ответила; она просто стояла, крепко стиснув маленькие кулачки, и у Роберта сжалось сердце. Девочке пришлось многое перенести — исчезновение Билли ударило по ней сильнее, чем по ее сестрам. Элис была старшей, но вела себя совершенно иначе по отношению к большинству людей, которых встречала. В ее предыдущей школе повторяли слова вроде РАС и СДВГ[2], и девочка находилась в списке ожидания на направление к специалисту, но правда состояла в том, что она была просто Элис, приятно необычная, в некоторые дни разочаровывающе ужасная, в другие странная — именно это слово чаще всего использовали для ее характеристики. Конечно, это если вы не являлись Робертом Кеттом, а в его случае самым распространенным словом было надоедливая.

Но Эви замечала все, что происходило вокруг, наблюдала, постоянно размышляла. Ее большие голубые глаза даже не моргали, и Кетт знал, что в этот момент в голове у нее бушевал настоящий мысленный шторм.

— Пара часов, — пообещал он. — И я принесу тебе «Смартиз»[3].

Если у Эви еще оставались сомнения, упоминание о «Смартиз» позволило ей сразу от них избавиться. С сияющей улыбкой она протянула руку женщине, которая, рассмеявшись, взяла ее.

— «Смартиз», — сказал Кетт. — Наркотик для детей, верно?

На лице женщины появилось неодобрительное выражение, но сразу же исчезло. Она посмотрела на Мойру, которая снова пыталась покорить свой Эверест — голову Кетта.

— Никакой миссис Кетт? — спросила она, к счастью, понизив голос так, что Эви ее не услышала.

— Я вернусь очень скоро, — сказал Роберт, игнорируя вопрос. — Люблю тебя, моя красотка.

— Люблю тебя, папа, — прокричала Эви в ответ и практически потащила женщину за собой.

Кетт подождал, когда дверь за ними закроется, после чего стащил Мойру с лица и поставил перед собой.

— Две из трех, совсем неплохой результат, — сказал он. — Будем надеяться, что полицейская команда Нориджа любит детишек.





* * *


Команда Нориджа ненавидела детишек. Причем ненавидела со страстью, которая стала очевидной, как только Кетт вошел в полицейский участок.

— Вы шутите, да?! — проревел мужчина. К счастью, кричал он не на Мойру, а на молодую женщину, сидевшую в приемной, в то время как ее маленький ребенок лежал на полу и пытался оглушительным криком пробить дыру в потолке. — Вы ведь знаете, что пришли не в ясли? Вы в курсе, что у нас тут полицейский участок?

Женщина — скорее девушка, едва ли больше шестнадцати — вздрогнула так, словно мужчина замахнулся на нее битой, и, с трудом сдерживая слезы, подняла вопящего ребенка.

Кетт внутренне ощетинился. Мойра немного успокоилась, но продолжала извиваться, точно мешок ужей. Он выругал себя за то, что не принес из машины коляску. Даже сейчас, после стольких недель, Роберт все еще рассчитывал, что это сделает Билли. Он хватал ребенка, а Билли — коляску. Всегда.

Рассерженный мужчина демонстративно обошел женщину с ребенком, прижимая кипу бумаг к груди, словно в них содержались результаты следующей лотереи. Неприятный тип, это было очевидно с самого начала. От некоторых людей исходят негативные флюиды, словно у них под кожей находятся магниты, отталкивающие всех, кого они встречают. Что-то в его коротких седеющих вьющихся волосах, неухоженных бровях и торчавших из носа волосках, а также корке, образовавшейся в уголках глаз — не говоря уже о желтых ногтях, — отталкивало. Дешевый серый костюм был на два размера больше, чем нужно, и только коричневый ремень удерживал брюки на тощей талии.

И все же в нем ощущалось нечто внушительное.

Ему было под шестьдесят; рост превышал на пару дюймов пять футов и одиннадцать дюймов Кетта[4]. Он двигался быстро и неуклюже, как носорог. Причем разозленный носорог. Кетту уже приходилось иметь дело с такими людьми, находившимися по другую сторону закона, и он знал, что их нельзя недооценивать.

Шею мужчины охватывал шнурок с удостоверением личности на неглаженой рубашке. Из чего следовало, что он здесь работал.

— Еще одна, — прорычал дылда, когда увидел Кетта, и едва ли не оскалил зубы на Мойру. — Детям здесь не место, так что сделайте одолжение: если вашему ребенку нечего тут делать, уберите его отсюда.

Роберт встал на пути мужчины, не давая ему пройти между двумя рядами стульев. В приемной участка Нориджа находилось совсем немного посетителей — несколько печальных людей, которые равномерно распределились на стульях, и молодой сержант, стоявший у окна, — но высокий мужчина с ребенком привлек всеобщее внимание.

— А как насчет того, чтобы быть немного доброжелательнее? — спросил Кетт, оставив при себе дюжину ругательств. — Это всего лишь дети. Уж поверьте, они хотят быть здесь не больше, чем любой из нас.

Мужчина фыркнул и начал протискиваться мимо Кетта, продолжавшего неподвижно стоять у него на пути. Затем ткнул в него пальцем.

— Поверь мне, сынок, я не в том настроении, чтобы мной пренебрегать.

— Пренебрегать? — Кетт едва не задохнулся от возмущения. — Уверен, это совсем не то, что вы подумали…

— Сядьте и дождитесь своей очереди, или я сам отведу вас в ее конец, чтобы вы немного остыли.

Кетт сделал глубокий вдох, размышляя о том, не следует ли ему просто повернуться и уйти. Он не должен здесь находиться, и ему вовсе не обязательно предлагать им свою помощь. Если команда Нориджа так его принимает, какое ему до них дело?

Он уже открыл рот, чтобы сказать это, но в последний момент обратил внимание на документы, которые держал в руках мужчина: зернистая копия фотографии улыбавшейся, с редкими зубами, девочки в школьной форме. Кетт сразу ее узнал — он успел войти в курс дела после того, как уложил дочек спать. Мейси Мэлоун, одна из двух пропавших одиннадцатилеток.


— На самом деле, — сказал Роберт, — я намерен войти внутрь. Мне нужно поговорить с вашим суперинтендантом.

Мужчина нахмурился, и его лицо стало еще более неприятным.

— О ней, — уточнил Кетт, кивая на фотографию. — Меня зовут Роберт Кетт, я старший детектив-инспектор из столичной полиции. Мой суперинтендант, Бинго… Барри Бенсон, попросил меня к вам зайти.

— Он попросил, да? — спросил мужчина; его рот двигался так, словно он жевал табак. Вытер с губ белые сгустки, оглядел Кетта с головы до ног, потом посмотрел на Мойру.

— Я только что приехал, — объяснил Кетт. — И еще не успел устроить ребенка в ясли.

— Из Лондона, — произнес мужчина, презрительно поглядывая по сторонам. Роберт вздохнул. Он не сомневался, что последует дальше: большая шишка. — К нам пожаловала большая шишка? — продолжал местный служитель порядка. — В нашу глушь, чтобы раскрыть дело, помочь нам, деревенщинам, у которых вместо головы репа…

— Что-то вроде того, — ответил Кетт, уставший от агрессивного поведения мужчины. — Так вы отведете меня к вашему суперинтенданту или вам нужно спросить разрешения у сержанта?

Мужчина наклонился так близко к Роберту, что едва не коснулся его лица волосами, торчавшими из носа.

— Я суперинтендант Колин Клэр, — заявил он. — И совершенно уверен, что нам не нужна ваша помощь, старший инспектор Кетт. И тем более — вашего ребенка.

«Эх, — подумал Роберт, — заехать бы ему ногой по зубам… На этом можно было бы и закончить». Вместо этого он сделал глубокий вдох, переложил Мойру в левую руку, протянул правую и произнес:

— Я сожалею. Давайте начнем сначала.

Секунду казалось, что Клэр просто пройдет мимо. Но он кивнул и сжал руку Кетта в своей огромной сухой ладони, сделав это дважды, словно наливал себе пиво в баре.

— Извиняться следует мне, — сказал он и как-то весь съежился. — Вы застали меня не в самый лучший момент. Пресс-конференция об исчезнувших девочках…

— Я могу как-то помочь? — спросил Кетт.

— Не сейчас. Но вам лучше поехать со мной; встреча будет проходить в доме Мэлоунов. Я знаю, кто вы такой, старший инспектор Кетт, мне известны ваши знаменитые расследования. Может быть, вы и сможете нам помочь…

Роберт отступил в сторону, пропуская Клэра.

— А моя дочь? — спросил он вслед уходившему мужчине.

Не поворачивая головы, Клэр крикнул через плечо:

— Вы можете взять ее с собой, если обещаете, что она не станет шуметь.





Глава 4




За все восемнадцать месяцев и четыре дня своей жизни Мойра Кетт ни разу не производила столько шума, сколько сейчас. Она вопила так, что почти все, кто собрались на улице, смотрели на нее.

— Ну, давай, — уговаривал Кетт. — Пожалуйста, ты уже устала…

Он посмотрел на собравшихся. Почти все, около тридцати человек, являлись репортерами и занимали почти всю ширину улицы; некоторые прислонились к своим фургонам, другие продолжали фотографировать Кетта на телефоны и камеры. Он хотел показать им средний палец, но сумел удержаться. К тому же трудно сделать такой жест, когда твои руки пытаются удержать извивающееся тело.

— Нет! — прокричала Мойра свое любимое слово. — Нет! Туфли!

Так она говорила, когда хотела ходить, что и продемонстрировала, лягнув Кетта в лицо, пока тот пытался уложить девочку в коляску.

— Проклятье, — пробормотал он.

— Вот, попробуйте это, — сказал кто-то у него за спиной, и неожиданно перед ним появилась девушка-констебль в форме, держа в руке старомодный полицейский свисток.

Выпустив из него пару трелей, она протянула свисток Мойре, и та сразу успокоилась. В больших глазах застыло удивление; она начала исследовать незнакомую блестящую игрушку. Пока девочка отвлеклась, Кетт пристегнул ремень.

— Боже, благодарю вас, — проговорил он, поворачиваясь к констеблю. Немногим больше двадцати, под форменной шляпой скрываются угольно-черные волосы эльфа, блеск в глазах делает ее еще моложе. Едва ли она давно работает в полиции — никто так не выглядит после года службы. — Я решил уже, что она собирается использовать против меня какой-то приемчик, вроде броска с прогибом.

Девушка нахмурилась.

— Пожалуй, вы слишком молоды для ВФР[5], — сказал Кетт. — Это рестлинг. Ладно, не имеет значения…

— Теперь это называется иначе, — с улыбкой сказала девушка, протянув ему руку, и он пожал ее. — Я констебль Кейт Сэвидж и была рада вам помочь.

— Сэвидж[6]? — переспросил Кетт. — Звучит неплохо.

— Решает многие проблемы. В особенности во время допросов. «Позвать сюда Сэвидж!» Плохие парни обычно сразу во всем сознаются.