Будь со мной честен
Часть 23 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Не сказал бы, – возразил Ксандер. – Мне нравится.
12
«Кто ваще этот Ксандер?» – написал мне мистер Варгас.
Гм… наш милый редактор уже начал коверкать слова… если так пойдет дальше, он скоро откроет для себя смайлики.
«Ксандер Девлин, – ответила я. – Выпускник Джульярдской школы и мастер на все руки. С виду безобиден».
Отправив сообщение, я стерла переписку. С тех пор как Фрэнк установил на мой телефон рингтон с воем койота, у меня началась легкая паранойя и я старалась не оставлять даже самых невинных улик.
Я готовила субботний ланч на кухне, а Фрэнк и Ксандер в гостиной играли с Мими в игру под названием «Фрэнк, Ксандер или рояль»: нечто среднее между «Прикрепи ослику хвост» и «Угадай мелодию». Мужчины сидели за роялем, а Мими – на диване, с повязкой на глазах, сделанной из вездесущей черной футболки. Прослушав короткую мелодию, Мими должна была в течение пяти секунд назвать исполнителя.
– Раз-два-три-четыре-пять, постарайся… УГАДАТЬ! – восторженно кричал Фрэнк на манер футбольного комментатора.
Может показаться, что это легкая игра: выпускник Джульярда, компьютерная программа и девятилетний мальчик, однако Ксандер постоянно путал следы: чередовал регтаймы с классикой и детскими песенками, заставляя Мими ломать голову. А может, она притворялась. Время от времени я слышала ее смех, а Фрэнк вообще заливался без передышки. Я никогда раньше не слышала, чтобы Фрэнк или Мими так смеялись.
Таланты Ксандера не ограничивались умением развеселить Фрэнка с Мими и найти применение черным футболкам. За три дня он в одиночку установил новую раздвижную дверь, пользуясь самыми примитивными инструментами. Когда я спросила, почему он не возьмет напрокат электропилу, он улыбнулся, как Джей Гэтсби, и сказал:
– Электропилу? Ты серьезно? При Фрэнке?
Кроме того, он прочистил все стоки, добрался пылесосом до мотора сушилки и решетки холодильника и поменял все жидкости в автомобиле. Отдыхая от домашних дел, Ксандер играл на рояле с радостным самоотречением золотистого ретривера, приносящего вам старенький теннисный мячик.
«Кто он и откуда?» – допытывался мистер Варгас.
«Фрэнк говорит, что он просто появляется время от времени».
«В каком качестве?»
«Поначалу как учитель музыки. Теперь больше по ремонту. Насколько я знаю».
«Его вызвала Мими?»
До сих пор я об этом не задумывалась, хотя вывод мистера Варгаса казался логичным. Я смутилась, поскольку обеспечение ремонтных работ входило в мои обязанности.
«Не знаю», – написала я, отложила телефон и занялась салатом. Когда пришло сообщение, я вновь взяла телефон.
«Сколько ему лет?»
«Он старый», – написала я.
Когда я впервые увидела Ксандера при дневном свете, меня удивили морщины на лбу и в уголках глаз. На руках вздувались вены, а светлые волосы чуть серебрились на висках. Я тут же вспомнила Фрэнка, который считал меня в мои двадцать четыре дряхлой старухой, и поправилась:
«Старше, чем я ожидала. Не меньше сорока. Может, даже сорок пять. Явно меньше пятидесяти».
«Значит, молодой, – написал мистер Варгас. – Не оскорбляй чувств своей престарелой аудитории».
Я чуть не написала, что он никогда не постареет, и вдруг вспомнила, что сказал мне патрон на похоронах своей жены. «Она никогда не постареет. Мы должны были стареть вместе».
«Простите», – написала я.
«Прощаю. Приглядывай за ним».
Эх, мистер Варгас, если бы вы только знали! Всю неделю, отправив Фрэнка в школу, я обедала, стоя над кухонной раковиной, чтобы смотреть на Ксандера, работающего во дворе.
«Насчет Ксандера не беспокойтесь, – написала я. – Он обаятельный. Веселый. Фрэнк в нем души не чает».
«Смотри в оба. Помни, твоя задача защищать Мими от проходимцев и жуликов».
Тут мне пришло в голову, что вообще-то я ехала сюда следить за продвижением рукописи, которой пока что в глаза не видела. Задумавшись, что ответить мистеру Варгасу, я вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. На пороге стоял Фрэнк: в войлочной шапке охотника за оленями и твидовом плаще с пелериной, между зубами зажата трубочка от мыльных пузырей. Он так напряженно смотрел на мои коленные чашечки, что они лишь чудом не воспламенились.
Я спрятала телефон в карман.
– Что случилось, Шерлок?
Сыщик вынул изо рта трубку и сказал:
– Меня зовут Фрэнк.
– Спасибо, я знаю.
– Чего ты не знаешь – так это того, что Шерлок Холмс появлялся на экране сотни раз, вероятно, больше любого другого литературного героя. Мой любимый экранный образ создал Бэзил Рэтбоун, «кадаврический британец, который популяризировал шапку охотника за оленями, инвернесский плащ и трубку». Его фильмы вышли в период с тысяча девятьсот тридцать девятого по тысяча девятьсот сорок шестой год, когда измученный войной мир нашел утешение в идее одинокого джентльмена с выдающимся интеллектом, спасающего мир от злых демонов. Что значит кадаврический? Я бы посмотрел в словаре Уэбстера, да у меня слабовато с орфографией: могу найти там нужное слово только случайно.
– Кадаврический – болезненно худой, как скелет, – сообщила я. – Кстати, ты знаешь, что сказал скелет, когда зашел в бар?
– Нет, не знаю.
– Дайте, пожалуйста, пиво и швабру.
Ксандер подоспел как раз вовремя, чтобы вознаградить мою шутку веселым смехом.
– Одна из моих любимых, – сказал он.
– Кто? Что? – спросил Фрэнк. – Не понял.
– Тук-тук, – подсказала я.
– Аааа, она пошутила, – пояснил Ксандеру Фрэнк.
– Я понял. Поэтому и засмеялся, Фрэнк. Понимаешь, шутка работает, когда она описывает ситуацию, которую твой мозг расценивает как невозможную, и ты смеешься над ее абсурдностью. Например, скелет не мог войти в бар.
– Франклин Делано Рузвельт зашел в бар, – сказал Фрэнк. – Событие, которое можно считать невозможным из-за полиомиелита, которым он переболел в тысяча девятьсот двадцать первом году и остался на всю жизнь прикованным к инвалидной коляске.
Фрэнк вознаградил свою собственную юмористическую жемчужину раскатистым смехом.
– Почему вы не смеетесь? – спросил он, не дождавшись поддержки.
Ксандер выдавил неубедительный смешок.
– А Элис почему не смеется?
– До меня медленно доходит.
– Я есть хочу, – сказал Фрэнк.
– Как раз вовремя, ланч готов. Можешь сказать маме?
– Она вернулась к работе, – сказал Ксандер.
– Ну, ладно.
Ксандер стоял в дверном проеме, в пресловутой черной футболке, бессознательно поглаживая свое плечо. Я заметила, что хорошо сложенные мужчины всегда так делают, когда разговаривают с женщинами. У них такой пунктик – как у девушек с длинными светлыми волосами, которые откидывают их назад, разговаривая с мужчинами.
– Давайте поедим вместе, – предложил Ксандер.
– Можно.
– А мы сядем за стол или будем стоять у раковины? – спросил он.
А я-то думала, что ему меня не видно через окно.
– Мне надо сначала отнести ланч Мими, – сказала я, с подчеркнуто деловым видом расставляя еду на подносе. – Начинайте без меня.
Фрэнк уселся перед тарелкой.
– Рузвельт мог заехать в бар на инвалидной коляске, – сказал он Ксандеру.
Я наклонилась взять поднос. Моя коса упала на плечо, и я откинула ее назад. Когда я проходила мимо Ксандера, он повернулся ко мне, и наши руки на мгновение соприкоснулись. В тот момент я поняла: чтобы относиться к нему объективно, я должна держаться от него подальше.
Через неделю, когда я вернулась домой, оставив Фрэнка в школе, Ксандер прыгал на скакалке перед гаражом, с яростью, наводившей на мысль скорее о боксерском ринге, чем о детской площадке.
– И снова здравствуй, – прокомментировал он мое появление.
Скакалка щелкала по дорожке, перебивая стук печатной машинки, доносившийся из окна. Я нырнула в машину, чтобы достать сумку, а потом долго искала в ней ключи. Я провозилась добрых полминуты и надеялась, что за это время Ксандер сосредоточится на своем занятии.
Не тут-то было: он бросил скакалку, потянул за растянутую футболку и вытер вспотевшее лицо. Если верить надписи на футболке, в клубе «Ритц 21 Бар-Би-Кью», Лаббок, Техас, можно было пообедать и потанцевать в уютном прохладном помещении с кондиционером. Я внимательно прочла адрес, почтовый индекс и номер телефона «лучшего мясного ресторана по эту сторону Миссисипи, где подают самые вкусные жареные ребра», только бы не смотреть на ребра обладателя футболки, интересовавшие меня в тот момент значительно больше.
Когда Ксандер прикрыл живот, я наконец обрела дар речи.
– Привет.
– Где ты пропадаешь?
12
«Кто ваще этот Ксандер?» – написал мне мистер Варгас.
Гм… наш милый редактор уже начал коверкать слова… если так пойдет дальше, он скоро откроет для себя смайлики.
«Ксандер Девлин, – ответила я. – Выпускник Джульярдской школы и мастер на все руки. С виду безобиден».
Отправив сообщение, я стерла переписку. С тех пор как Фрэнк установил на мой телефон рингтон с воем койота, у меня началась легкая паранойя и я старалась не оставлять даже самых невинных улик.
Я готовила субботний ланч на кухне, а Фрэнк и Ксандер в гостиной играли с Мими в игру под названием «Фрэнк, Ксандер или рояль»: нечто среднее между «Прикрепи ослику хвост» и «Угадай мелодию». Мужчины сидели за роялем, а Мими – на диване, с повязкой на глазах, сделанной из вездесущей черной футболки. Прослушав короткую мелодию, Мими должна была в течение пяти секунд назвать исполнителя.
– Раз-два-три-четыре-пять, постарайся… УГАДАТЬ! – восторженно кричал Фрэнк на манер футбольного комментатора.
Может показаться, что это легкая игра: выпускник Джульярда, компьютерная программа и девятилетний мальчик, однако Ксандер постоянно путал следы: чередовал регтаймы с классикой и детскими песенками, заставляя Мими ломать голову. А может, она притворялась. Время от времени я слышала ее смех, а Фрэнк вообще заливался без передышки. Я никогда раньше не слышала, чтобы Фрэнк или Мими так смеялись.
Таланты Ксандера не ограничивались умением развеселить Фрэнка с Мими и найти применение черным футболкам. За три дня он в одиночку установил новую раздвижную дверь, пользуясь самыми примитивными инструментами. Когда я спросила, почему он не возьмет напрокат электропилу, он улыбнулся, как Джей Гэтсби, и сказал:
– Электропилу? Ты серьезно? При Фрэнке?
Кроме того, он прочистил все стоки, добрался пылесосом до мотора сушилки и решетки холодильника и поменял все жидкости в автомобиле. Отдыхая от домашних дел, Ксандер играл на рояле с радостным самоотречением золотистого ретривера, приносящего вам старенький теннисный мячик.
«Кто он и откуда?» – допытывался мистер Варгас.
«Фрэнк говорит, что он просто появляется время от времени».
«В каком качестве?»
«Поначалу как учитель музыки. Теперь больше по ремонту. Насколько я знаю».
«Его вызвала Мими?»
До сих пор я об этом не задумывалась, хотя вывод мистера Варгаса казался логичным. Я смутилась, поскольку обеспечение ремонтных работ входило в мои обязанности.
«Не знаю», – написала я, отложила телефон и занялась салатом. Когда пришло сообщение, я вновь взяла телефон.
«Сколько ему лет?»
«Он старый», – написала я.
Когда я впервые увидела Ксандера при дневном свете, меня удивили морщины на лбу и в уголках глаз. На руках вздувались вены, а светлые волосы чуть серебрились на висках. Я тут же вспомнила Фрэнка, который считал меня в мои двадцать четыре дряхлой старухой, и поправилась:
«Старше, чем я ожидала. Не меньше сорока. Может, даже сорок пять. Явно меньше пятидесяти».
«Значит, молодой, – написал мистер Варгас. – Не оскорбляй чувств своей престарелой аудитории».
Я чуть не написала, что он никогда не постареет, и вдруг вспомнила, что сказал мне патрон на похоронах своей жены. «Она никогда не постареет. Мы должны были стареть вместе».
«Простите», – написала я.
«Прощаю. Приглядывай за ним».
Эх, мистер Варгас, если бы вы только знали! Всю неделю, отправив Фрэнка в школу, я обедала, стоя над кухонной раковиной, чтобы смотреть на Ксандера, работающего во дворе.
«Насчет Ксандера не беспокойтесь, – написала я. – Он обаятельный. Веселый. Фрэнк в нем души не чает».
«Смотри в оба. Помни, твоя задача защищать Мими от проходимцев и жуликов».
Тут мне пришло в голову, что вообще-то я ехала сюда следить за продвижением рукописи, которой пока что в глаза не видела. Задумавшись, что ответить мистеру Варгасу, я вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. На пороге стоял Фрэнк: в войлочной шапке охотника за оленями и твидовом плаще с пелериной, между зубами зажата трубочка от мыльных пузырей. Он так напряженно смотрел на мои коленные чашечки, что они лишь чудом не воспламенились.
Я спрятала телефон в карман.
– Что случилось, Шерлок?
Сыщик вынул изо рта трубку и сказал:
– Меня зовут Фрэнк.
– Спасибо, я знаю.
– Чего ты не знаешь – так это того, что Шерлок Холмс появлялся на экране сотни раз, вероятно, больше любого другого литературного героя. Мой любимый экранный образ создал Бэзил Рэтбоун, «кадаврический британец, который популяризировал шапку охотника за оленями, инвернесский плащ и трубку». Его фильмы вышли в период с тысяча девятьсот тридцать девятого по тысяча девятьсот сорок шестой год, когда измученный войной мир нашел утешение в идее одинокого джентльмена с выдающимся интеллектом, спасающего мир от злых демонов. Что значит кадаврический? Я бы посмотрел в словаре Уэбстера, да у меня слабовато с орфографией: могу найти там нужное слово только случайно.
– Кадаврический – болезненно худой, как скелет, – сообщила я. – Кстати, ты знаешь, что сказал скелет, когда зашел в бар?
– Нет, не знаю.
– Дайте, пожалуйста, пиво и швабру.
Ксандер подоспел как раз вовремя, чтобы вознаградить мою шутку веселым смехом.
– Одна из моих любимых, – сказал он.
– Кто? Что? – спросил Фрэнк. – Не понял.
– Тук-тук, – подсказала я.
– Аааа, она пошутила, – пояснил Ксандеру Фрэнк.
– Я понял. Поэтому и засмеялся, Фрэнк. Понимаешь, шутка работает, когда она описывает ситуацию, которую твой мозг расценивает как невозможную, и ты смеешься над ее абсурдностью. Например, скелет не мог войти в бар.
– Франклин Делано Рузвельт зашел в бар, – сказал Фрэнк. – Событие, которое можно считать невозможным из-за полиомиелита, которым он переболел в тысяча девятьсот двадцать первом году и остался на всю жизнь прикованным к инвалидной коляске.
Фрэнк вознаградил свою собственную юмористическую жемчужину раскатистым смехом.
– Почему вы не смеетесь? – спросил он, не дождавшись поддержки.
Ксандер выдавил неубедительный смешок.
– А Элис почему не смеется?
– До меня медленно доходит.
– Я есть хочу, – сказал Фрэнк.
– Как раз вовремя, ланч готов. Можешь сказать маме?
– Она вернулась к работе, – сказал Ксандер.
– Ну, ладно.
Ксандер стоял в дверном проеме, в пресловутой черной футболке, бессознательно поглаживая свое плечо. Я заметила, что хорошо сложенные мужчины всегда так делают, когда разговаривают с женщинами. У них такой пунктик – как у девушек с длинными светлыми волосами, которые откидывают их назад, разговаривая с мужчинами.
– Давайте поедим вместе, – предложил Ксандер.
– Можно.
– А мы сядем за стол или будем стоять у раковины? – спросил он.
А я-то думала, что ему меня не видно через окно.
– Мне надо сначала отнести ланч Мими, – сказала я, с подчеркнуто деловым видом расставляя еду на подносе. – Начинайте без меня.
Фрэнк уселся перед тарелкой.
– Рузвельт мог заехать в бар на инвалидной коляске, – сказал он Ксандеру.
Я наклонилась взять поднос. Моя коса упала на плечо, и я откинула ее назад. Когда я проходила мимо Ксандера, он повернулся ко мне, и наши руки на мгновение соприкоснулись. В тот момент я поняла: чтобы относиться к нему объективно, я должна держаться от него подальше.
Через неделю, когда я вернулась домой, оставив Фрэнка в школе, Ксандер прыгал на скакалке перед гаражом, с яростью, наводившей на мысль скорее о боксерском ринге, чем о детской площадке.
– И снова здравствуй, – прокомментировал он мое появление.
Скакалка щелкала по дорожке, перебивая стук печатной машинки, доносившийся из окна. Я нырнула в машину, чтобы достать сумку, а потом долго искала в ней ключи. Я провозилась добрых полминуты и надеялась, что за это время Ксандер сосредоточится на своем занятии.
Не тут-то было: он бросил скакалку, потянул за растянутую футболку и вытер вспотевшее лицо. Если верить надписи на футболке, в клубе «Ритц 21 Бар-Би-Кью», Лаббок, Техас, можно было пообедать и потанцевать в уютном прохладном помещении с кондиционером. Я внимательно прочла адрес, почтовый индекс и номер телефона «лучшего мясного ресторана по эту сторону Миссисипи, где подают самые вкусные жареные ребра», только бы не смотреть на ребра обладателя футболки, интересовавшие меня в тот момент значительно больше.
Когда Ксандер прикрыл живот, я наконец обрела дар речи.
– Привет.
– Где ты пропадаешь?