Будь со мной честен

– Подойдите, сестра, – важно произнес он. – Я покажу вам, как это делается.

Я хотела заметить, что сестра, возможно, уже знакома с этой процедурой, но та с улыбкой подошла ближе, и я поняла, что она не впервые сталкивается с людьми в окровавленных белых одеждах, которые учат ее делать то, что она уже умеет.

– Видите, зрачок сузился? Это хороший признак, – сказал Фрэнк. – При поражении мозга такой реакции не наблюдается. А самое плохое, если зрачки разного размера. В данном случае мы имеем дело с незначительными травмами. Поверхностные рассечения, отеки и гематомы, возможно, небольшое сотрясение. Мы понаблюдаем за ней в течение двадцати четырех часов, чтобы убедиться в отсутствии внутреннего кровотечения.

К моему облегчению, Фрэнк спрыгнул со стула, ничего не перевернув и даже не зацепив шторку.

– Вот как? – спросила медсестра, подмигнув мне.

– Так сказал парамедик, – ответил Фрэнк.

– Слово в слово, – подтвердила я. – У Фрэнка поразительно хорошая память.

– Вероятно, его стоит отдать в медицинскую школу. По словам медсестры из приемного отделения, он рассказал ей много интересного о вспышках холеры в Лондоне в девятнадцатом веке.

– В тысяча восемьсот пятьдесят четвертом году Джон Сноу выяснил, что холера передается через грязную воду, – подал голос Фрэнк. – Когда он снял ручку с колонки на Брод-стрит в Лондоне, вспышка закончилась. Не возражаете, если я вас тоже проверю на повреждение мозга?

– Нисколько, – сказала медсестра и села на стул.

Манипуляции с фонариком позволили мальчику рассмотреть ее лицо.

– Вы похожи на фею Динь-Динь, – сказал Фрэнк, выключив фонарик.

Она действительно напоминала фею Динь-Динь: голубые глаза, курносый нос, розовая помада и пышные светлые волосы, небрежно скрученные в высокий пучок.

– Спасибо, – сказала медсестра. – Значит, я буду жить вечно и никогда не состарюсь?

Меня ни капельки не удивил этот вопрос. Ее гладкий, без единой морщинки, лоб выглядел подозрительно моложе, чем руки.

– Могу только сказать, что повреждений мозга у вас нет, – ответил Фрэнк.

– Ладно, раз мне не суждено жить вечно, я лучше вернусь к работе.

Она проверила напор жидкости, вливающейся в руку Мими, и отметила что-то в блокноте.

– Мой отец был врачом, – сказала Мими. – Фрэнку понравилось бы изучать медицину, только ему сначала надо окончить младшую школу.

– Уинстон Черчилль завалил экзамены за шестой класс, – начал Фрэнк. – Ноэл Кауард…

– Фрэнк, – вмешалась я, – медсестра занята.

– Не страшно, – сказала Динь-Динь. – Я на сегодня почти закончила. А теперь, Фрэнк, чтобы убедиться, что с твоей бабушкой все хорошо, мы отправим ее наверх и сделаем МРТ. Магнитно-резонансная томография позволяет получить изображение мозга изнутри, не проделывая дырку в черепе, и посмотреть, как там все выглядит.

– С бабушкой? – удивился Фрэнк. – Она умерла в тысяча девятьсот семьдесят шестом году. В ее череп можно заглянуть через дырку в глазнице, только я сомневаюсь, что вы увидите там что-то интересное.

Он запустил руки в волосы, точно хотел убедиться, что его собственный мозг по-прежнему на месте.

– Не расстраивайся, Фрэнк, – сказала Мими и повернулась к Динь-Динь. – Он мой сын.

– Ой. – Медсестра окинула нас недоуменным взглядом. – Извините, я думала… Не важно.

К этому времени Фрэнк вырвал у себя клок волос. Я отобрала его и спрятала в карман, хотя все уже увидели.

– Прекрати, – тихонько сказала я тоном, каким мама запрещала мне щелкать костяшками в церкви.

– Пойду узнаю, когда освобождается кабинет МРТ, – сказала Динь-Динь, повесив листок с назначениями над кроватью Мими и лучезарно улыбнувшись напоследок.

– Идите домой, – сказала нам Мими.

– Я не хочу оставлять вас здесь в одиночестве, – ответила я.

– Это не обсуждается. Уходите оба.

– А ты не поедешь с нами домой? – спросил Фрэнк.

– Врачи хотят сегодня за мной понаблюдать. А ты нужен Элис дома. Она боится оставаться одна.

– Да, – подыграла я. – Ужасно боюсь темноты.

– В темноте нет ничего страшного, – заявил Фрэнк. – Она на улице, а мы в доме. Пока я с тобой, ты в безопасности.

– Значит, мне с тобой повезло? – сказала я.


– Да.

– Мне тоже, – сказала Мими. – Я люблю тебя, Фрэнк.

Мальчик не ответил, только втянул голову в плечи.

– Пойдем, Фрэнк. Ты слышал, что сказала мама?

Он расправил плечи, отдал салют и сказал:

– Есть, Элис! Только скажи мне, пожалуйста, у тебя есть дурацкая квитанция за парковку или мы обречены?



– Хочешь, я прилечу? – спросил мистер Варгас.

Я позвонила ему вечером следующего дня, когда Мими выписали из больницы. В Нью-Йорке уже наступила полночь. Я надеялась, что патрон еще не спит, однако по голосу поняла, что разбудила его.

– Нет. Не волнуйтесь, уже все в порядке. Извините, что звоню так поздно, просто хотела сообщить, что все обошлось, если бы до вас дошли слухи.

– Ее кто-нибудь узнал?

– Думаю, нет.

– Как она?

– С кем ты разговариваешь? – спросила Мими, пока я пыталась сформулировать ответ.

Я стояла у окна в гостиной, думая, что нахожусь в одиночестве. Начавшие загораться огни вечерней иллюминации расплывались, как в тумане, потому что я смотрела на них сквозь полиэтилен, которым заклеила разбитую дверь. Фрэнк каким-то чудом уснул еще до возвращения Мими.

Что касается больной, то я с трудом уговорила ее вылезти из кардигана и джинсов с засохшими пятнами крови и облачиться в мой спортивный костюм. Будучи ответственной за стирку, я уже заметила, что у Мими нет нормальной домашней одежды. Спала она всегда в белых ночных сорочках с кружевами, и я боялась, что такая нежная вещь будет безнадежно испорчена, если кровь протечет через повязки. Как ни странно, она согласилась позаимствовать мой костюм, хотя отказалась от помощи с переодеванием. Правда, позволила уложить себя в постель и моментально уснула. Теперь она восстала, точно Феникс из пепла, и материализовалась у меня за спиной: в моей спортивке с утопающими в слишком длинных рукавах руками, забинтованная голова упрятана в серый капюшон, под глазами залегли черные круги, а на груди горит алая надпись «Небраска». Увидев эту картину, я чуть не грохнулась в обморок.

– С мистером Варгасом, – сказала я. – Не хотела, чтобы он волновался, если вдруг услышит о несчастном случае. Медсестра сказала приготовить охлаждающий пузырь, чтобы снять отек. Раз вы встали, то я этим займусь.

– Дай мне трубку.

Я усадила Мими на диван и протянула телефон. Дрожащими руками подсунув ей под спину мягкую подушку и укрыв ноги от сквозняка, проникающего сквозь заклеенную дверь, я поспешила на кухню, чтобы наполнить льдом охлаждающий пузырь, найденный по моей просьбе Фрэнком – розовый, в клеточку, с закручивающимся металлическим колпачком. Он напомнил мне пузыри со льдом, которые использовали для лечения похмелья герои романтических комедий в эпоху Дорис Дэй.

– Где ты его взял? – спросила я.

– Попросил на день рождения, когда мне исполнилось шесть.

– Зачем?

– В тот год стояла невероятная жара. Я ходил в нем в школу, привязав к голове бордовым шарфом «Эрмес», который принадлежал в свое время моей бабушке. Принести шарф?

– Думаю, обойдемся. Хотя за предложение спасибо.

Доливая в пузырь немного воды из-под крана, чтобы тот лучше прилегал к лицу Мими, я смотрела в окно на переливающийся огнями Лос-Анджелес. На востоке небо расчертили пестрые фейерверки. По всей видимости, их запускали над голливудской чашей либо над стадионом «Доджерс». Я сначала подумала, что там идет концерт или футбол, и лишь увидев вспышки внизу, на пляже Санта-Моники, и к западу, над холмами Малибу, вспомнила, что сегодня Четвертое июля.

Когда я вернулась в гостиную, Мими закончила разговор, и по ее лицу текли слезы. Я положила пакет и схватила коробку салфеток.

– Где Фрэнк? – спросила она.

– Спит. Что с вами?

– Спит? Это невозможно.

– Как видите, возможно. Я завернула его в плед, уложила на полу в малой гостиной, навалила на него гору диванных подушек и включила канал с корейским языком. Что случилось? У вас что-то болит?

– Всё.

– Приложите лед. Я посмотрю по времени, можно ли выпить еще одну таблетку болеутоляющего.

– Я не об этом.

Мими сняла капюшон и приложила лед к тому глазу, который опух меньше.

– Это пузырь Фрэнка, – сказала она. – Подарок на день рождения. Сначала я купила обычный, голубого цвета, и Фрэнк страшно огорчился. Я целую вечность искала такой, как ему хотелось. Все не решалась купить розовый. Когда я сказала Фрэнку, что сомневаюсь, он заявил: «Розовый – это индийский синий».

Она взяла салфетку и вытерла слезы.

– Я постоянно думаю, что с ним будет, если со мной что-то случится.

– С вами все хорошо. Так сказали врачи. И я здесь.