Бронзовые звери

– Бедная Лайла, – произнес Руслан, напевая в ответ птичке. – Она только и думает о том, что у нее осталось всего десять дней, и теперь это число тоже не дает мне покоя. Полагаю, ты не возражаешь?

Северин почувствовал легкую электрическую вибрацию сквозь рукав. Руслан что-то искал, возможно, какой-то знак, что Северин испытывает гораздо больше, чем показывает. Он сделал глубокий вдох, желая, чтобы сердце замедлило биение. Успокоилось.

– Нисколько, – ответил Северин. – Это сделает наш апофеоз еще более желанным.

Руслан погладил стеклянную головку воробья своими золотыми пальцами.

– Абсолютно согласен. Кроме того, я знаю, что Лайла никогда нас не найдет, но чувствую себя гораздо лучше, зная, что она целиком и полностью…

Он хлопнул рукой по столу. Стеклянный воробей разлетелся вдребезги. Уголок его крыла слабо шевелился, словно механизм был застигнут врасплох.

– Мертва, – с улыбкой закончил Руслан.





7. Зофья




Зофья чиркнула спичкой о коробок, глядя, как крохотное пламя жадно пожирает дерево. Запах серы разлился в воздухе, успокаивая ее, и она поднесла огонек к свече и окинула взглядом свою последнюю работу – кусок металла, отбитый молотком до толщины ткани и ставший невероятно гибким, который мог воспламеняться по команде.

В убежище матриарха она чувствовала себя в полной безопасности, но понимала, что придет время уходить отсюда. И когда настанет этот момент, она будет во всеоружии.

В Падшем Доме считали, что они погибли, но если бы враги нашли ее и друзей, то воплотили бы это предположение в реальность. И опасность исходила не только от Падшего Дома. Гипнос тайно связался с Домом Никс и подтвердил, что Орден запрашивает сведения и проводит исследования, касающиеся событий, последовавших за Зимним Конклавом. Если администрация Сфинкса доберется до них, их всех арестуют, и теперь, когда у них осталась только неделя жизни Лайлы, все их планы пойдут прахом.

Прошло уже два дня, как они нашли адрес и ключ от безопасного убежища матриарха.

– Лучше бы этот дом был покрасивее, потому что я не уйду из него ни при каких обстоятельствах, – объявил Гипнос.

Когда они распахнули облупившуюся деревянную дверь под номером 77 на Калле Трон Страда, то обнаружили небольшой, но богато обставленный дом. Гипнос первым исследовал его, оставив остальных на пороге. Не обнаружив ни скрытых ловушек, ни затаившихся злоумышленников, он широко улыбнулся, и его глаза засияли.

– Все в точности, как обещала матриарх, – сообщил он.

В доме было несколько спален, гостиная с элегантным роялем, на котором Гипнос тут же бросился играть, кухня, где Лайла тут же начала перебирать продукты, большая библиотека, заставленная странными штуковинами вдоль стен, в которых тут же растворился Энрике, а на другом конце библиотеки – маленькая комнатка, где Зофья могла Творить.

Это была крошечная каморка, со стенами, выкрашенными белой краской, крошечным слуховым окном и длинным стальным верстаком. Инструменты, висевшие на стене, давно устарели, но все равно могли принести пользу. Зофья тут же осмотрела стеклянный токарный резец, кусачки, пыльные банки с селитрой и азотом, пробирки с хлористым калием и аммиаком, стопки спичечных коробков и металлический лом, разложенный вдоль стен. Коснувшись алюминиевых и железных пластин, она ощутила, как металл изнутри пытается прочитать ее волю. Хотела ли она, чтобы он гнулся? Стал острым? Огнеупорным?

Прикосновение к металлу ослабило странное ощущение, словно внутри у нее сжалась тугая спираль, не оставлявшее ее с тех пор, как они покинули озеро Байкал. Все это время она чувствовала себя так, словно пробирается сквозь темноту с широко раскрытыми глазами, но это не помогало ей разобрать хоть что-то в этом непроглядном мраке. Каждый шаг уводил ее все дальше на неизведанную территорию, и она не знала, что ждет ее впереди, и ни в чем не была уверена.

В этом и заключалась проблема темноты.

Как-то Зофья случайно заперлась в подвале их дома. Хела с родителями уехали на базар, и Зофья, испугавшись, ухватилась за первую попавшуюся вещь, которую нащупала в темноте. Это оказался шелковистый мех звериной шкуры. Лишь когда Хела нашла ее, в свете фонаря, разлившемся по стенам, Зофья обнаружила, что2 прижимает к себе: шкура без кожи, с болтавшимися по бокам лапами и головой.

Зофья тут же отшвырнула ее от себя, но навсегда запомнила, как темнота подшутила над ней. Ее ужасало, как темнота искажала все вокруг, делая незнакомый поворот знакомым и наоборот. В детстве страх темноты был столь всепоглощающим, что она забиралась в постель к Хеле.

– Здесь нечего бояться, Зося, – сонно бормотала сестра. – Темнота не причинит тебе вреда.

Умом Зофья понимала это. Темнота была не чем иным, как отсутствием света. Но за последние несколько недель это понимание приобрело немного другой смысл. Теперь это было отсутствие знания.

И эта мысль угнетала ее. Ее отпускало лишь тогда, когда она Творила, и вот Зофья полностью отдалась работе. Пока остальные искали подсказки, которые помогут раздобыть карту и добраться до храма под Повельей, Зофья создавала одно изобретение за другим. Она насчитала, по меньшей мере, дюжину членов Падшего Дома в Спящем Дворце. Каждый был вооружен двумя взрывными устройствами малой дальности и двумя кинжалами. Она не знала, было ли у них другое оружие, а также понимала, что ее предположения могут ничего не значить. Последние пару дней Зофья создала семь миниатюрных взрывных устройств, четыре свернутые спиралью веревки, которые можно было спрятать в каблуке туфли, и разжевала пять спичечных коробков.

Зофья как раз вносила финальные штрихи в Сотворенную ткань, когда в дверь постучала Лайла.

– Ты, конечно, можешь быть Фениксом, но должна питаться чем-то еще, кроме пламени, – сказала Лайла, поставив перед ней поднос.

Зофья осмотрела его содержимое: ряд помидоров аккуратно разделял лежавшие по бокам тарелки мясо и сыр. На другой тарелке лежали ломтики порезанного хлеба, а рядом с ними – мисочка с оливковым маслом. В желудке громко заурчало, и Зофья потянулась к хлебу.

Лайла неодобрительно взглянула на нее.

– А где хорошие манеры?

Нахмурившись, Зофья протянула ей руку, и Лайла вручила ей салфетку. Салфетка не справилась с пятнами грязи на ее руках, но Зофья знала, что Лайле нравились церемонии.

– Тебе не стоит есть здесь, – ласково сказала Лайла.

– Я так хочу, – откликнулась Зофья, вгрызаясь в хлеб. – Это повышает продуктивность.

– Разве тебе повредит немного солнца и свежего воздуха? – спросила Лайла.

– В этом нет необходимости, я же не растение, и мне не нужен фотосинтез, чтобы усваивать питательные вещества, – откликнулась Зофья.


– Что ж, я могла бы принять участие в процессе фотосинтеза сегодня днем, если ты присоединишься ко мне.

– Нет, – ответила Зофья и добавила: – Спасибо.

Ее больше заботили другие вещи, вроде изготовления предметов, которые помогли бы противостоять тому, что ожидало их в Повелье.

– Как скажешь, – с улыбкой ответила Лайла.

Но Зофья заметила, что глаза подруги не улыбались. С тех пор, как они добрались сюда из Изола ди Сан-Микеле, Лайла стала еще молчаливее. Прошлой ночью, возвращаясь в свою спальню, Зофья увидела, что Лайла стоит посреди гостиной, снова и снова растирая пальцем ладонь. Утром, когда они собирались за трапезой, завершая свой пост, Лайла смотрела на свой перстень. И сейчас Зофья взглянула на него: Восемь.

И хотя она сидела, Зофья вдруг почувствовала себя так, будто споткнулась и упала.

Осталось всего восемь дней, а еще столько неизвестного.

– Мне надо работать, – сказала Зофья.

Она указала на верстак, тяжело дыша.

– Феникс? – ласково произнесла Лайла. Зофья подняла голову и увидела, что Лайла внимательно смотрит на нее своими ласковыми карими глазами. – Спасибо. Я ценю все, что ты делаешь.

Зофья торопливо поела и вернулась к работе, но что бы она ни делала, странное ощущение падения не отпускало ее. Словно она вслепую пыталась отыскать дорогу в полной темноте. И дело было не только в том, что Лайле осталось совсем мало времени. Она постоянно чувствовала прикосновение письма Хелы к своей коже. Несколько раз в день Зофья доставала письмо и аккуратно расправляла руками смятый конверт. Он казался потертым и мягким на ощупь, прямо как ужасная шкура в подвале. Единственная разница между ними заключалась в том, что на этот раз Зофья решила не думать о смерти.

– Почему ты не боишься темноты? – как-то спросила Зофья сестру.

Хела повернулась к ней в ночном сумраке. И хотя она не видела серых глаз Хелы, Зофья знала, что они открыты.

– Потому что знаю, что стоит немного подождать, и свет снова вернется, – ответила Хела, погладив ее по волосам. – Он всегда возвращается.

– А что, если ты потерялась в темноте? – спросила Зофья, прижимаясь к ней.

Ей не нравилось, когда к ней прикасались, но Хела была нежной и теплой и знала, как обнимать ее.

– Сделала бы то же самое, сестренка… Я бы подождала, когда появится свет, который откроет мне путь. И тогда мне не было бы так одиноко.

И, оставшись одна, Зофья прижимала руки к груди, думая о Хеле и Лайле. Что бы ни ожидало ее внутри конверта, она уже ничего не могла изменить. Но судьба Лайлы зависела от многих факторов, которые Зофья пока еще могла контролировать. И это совсем не было похоже на то, как если бы она потерялась в темноте. Ей необходимо работать и ждать, а когда, наконец, взойдет солнце, она увидит свой путь.



– ФЕНИКС.

Подняв уставшие глаза от верстака, Зофья увидела в дверях Энрике. Волны жара поднялись изнутри при виде него. Он лишился уха, но, застав ее врасплох, он произвел на нее то же впечатление, что и прежде. Зофья взволнованно разглядывала его. Интересно, все дело в странных радужных переливах его черных волос? Чернильной глубине глаз или выступающих скулах?

Последние два дня она время от времени видела, как Энрике работает в библиотеке. Энрике никогда не сидел спокойно. То напевал себе под нос, то постукивал ногой или барабанил пальцами по корешкам книг.

Все это должно было раздражать ее, но вместо этого она чувствовала себя не такой одинокой.

– Феникс, я помешал тебе? – спросил Энрике, входя в комнату. Он окинул взглядом ее верстак, и его глаза округлились. – Здесь хватит на маленькую армию.

Зофья посмотрела на свои изобретения.

– Здесь хватит, возможно, человек на пятнадцать.

– Но ты ведь понимаешь, что нас всего пятеро.

Зофья нахмурилась.

– Мы не знаем, что ждет нас в Повелье.

Энрике улыбнулся.

– Именно об этом я и хотел поговорить. Ты не подождешь меня в библиотеке? А я пока приведу Лайлу.

Зофья кивнула, отодвигая стул. Ее спину ломило от боли, а глаза жгло, когда она вышла из тускло освещенной лаборатории и направилась в библиотеку. Гипнос встретил ее, тут же разразившись песней.

– Моя прекрасная и необузданная муза! – пропел он, прежде чем заговорить. – И как продвигается создание разрушения?

Зофья вспомнила округлившиеся глаза Энрике.

– Продуктивно, – ответила она. – Возможно, даже чересчур.

Она почувствовала, что улыбается, усаживаясь на высокий стул рядом с ним. Гипносу всегда удавалось развеселить людей. Хотя последнее время Энрике почти не улыбался ему. Сейчас все было совсем не так, как в Спящем Дворце, и это лишь добавляло сбивающей с толку темноты. Она вспомнила, как увидела их поцелуй, как они растворялись друг в друге. Иногда она представляла себя на месте Гипноса. Но то, что они больше не были вместе, не означало, что Энрике когда-нибудь захотел бы быть с ней. Мысли не обладали физическими формами, но Зофья чувствовала, что эта мысль тяжестью сдавливала ее изнутри.

– Вы с Энрике были так заняты, – сказал Гипнос. – А я тем временем играл на рояле и пел непристойные песенки теням. Но это очень безразличная публика. Никаких аплодисментов.