Бронзовые звери

Именно так Руслан и удерживал ее при себе. Если бы она не стала выполнять его приказов, ее отцу пришлось бы за это заплатить. Северин припрятал эту информацию, чтобы обдумать на досуге.

– И что это ты делаешь? – резко спросила Ева.

– Собираюсь насладиться восходом солнца, – откликнулся Северин. – Хочешь присоединиться?

Ева прищурилась, а затем ее взгляд упал на божественную лиру, висевшую у него на боку.

– Ты не можешь пойти с этим.

Северин пожал плечами. Откусив яблоко, он протянул лиру Еве. Ее глаза округлились, когда она осторожно взяла ее.

– Ты можешь сохранить ее, – сказал он, а затем улыбнулся. – Хотя я ожидаю чего-нибудь более надежного, чем твои руки. Они уже обнимали меня, и не могу сказать, что чувствовал себя в безопасности.

Ева злобно уставилась на него. Завитки рыжих волос обрамляли ее лицо. Она выглядела так, будто хотела что-то сказать, но затем бросила взгляд на пятерых стражников Падшего Дома, безмолвно окруживших их.

– Я собираюсь прогуляться, поэтому ты должна изготовить для меня футляр. Что-нибудь открывающееся при помощи капли моей крови, что будет храниться у Руслана, – сказал Северин. – Полагаю, для такого мастера, как ты, это не составит труда.

И, не дожидаясь ее ответа, Северин направился к двери. Немного помедлив, член Падшего Дома рванулся вперед и распахнул ее перед ним, и Северин вышел к причалу.



ВЕНЕЦИЯ БЕСПЕЧНО ОБЛАЧИЛАСЬ В РАССВЕТ. Для плавучего города богатства не имели значения. Золото пролилось с небес и затопило залив. Раскинувшиеся на другой стороне канала роскошные дома из резного бледного камня, украшенные улыбающимися лицами сатиров и почитаемых богов, таращились на Северина. Он с хрустом откусил яблоко. Северин понимал, что за ним незаметно следят, и не только стражники. Он подождал пару секунд, пока тихий шорох тапочек не подтвердил его подозрения.

В тридцати метрах от него виднелись развалины соседнего дома. Когда-то, судя по всему, это был роскошный особняк, но теперь его облепили строительные леса. Причал перед ним выглядел наполовину прогнившим. Из его легкого сумрака появился мальчишка-беспризорник лет восьми и настороженно уставился на него. У мальчишки были сальные черные волосы, а его огромные зеленые глаза сильно выделялись на бледном лице. Северин ощутил странный холодок, пробежавший по спине. Лайла всегда подтрунивала над ним, когда, завидев ребенка, он старался улизнуть.

– Ты же знаешь, они не кусаются, – говорила она. – Это ты ведешь себя так, будто они опасны.

Но так и было, подумал Северин. И дело было даже не в знаменитых детских истериках, один лишь эпизод которой почти убедил его в том, чтобы изгнать семью из Эдема лишь потому, что они не могли успокоить плачущего ребенка. У детей не было выбора, кроме как нуждаться в заботе других, а если кто-то мог помахать у тебя перед носом твоими нуждами, поманив тебя… ты становился бессильным. Смотреть на ребенка было все равно что видеть уродливое отражение в зеркале своего прошлого, и у Северина совсем не было желания на него смотреть.

Он осторожно опустил руку в карман и, достав второе яблоко, протянул мальчугану.

– Возьми, если хочешь, – предложил он.

У него за спиной, скрываясь в тени Дома Доро Россо, громче зажужжали мнемонические пчелы. Руслан все видел. Отлично, подумал Северин. Так наблюдай.

Худенький маленький мальчуган сделал несколько шагов вперед, а затем хмуро уставился на Северина.

– Prendi il primo morso, – сказал он тонким голоском.

Северин был не силен в итальянском, но все же понял: Откуси первым. Он едва не расхохотался. Этот ребенок не доверял ему.

Тебе же лучше, подумал он.

Северин надкусил яблоко и протянул мальчишке. Тот немного подождал, а затем рванулся вперед, мелькнув тонкими ножками, и выхватил у него яблоко.

– Ora e mio, – проворчал мальчишка.

Теперь оно мое.

Северин поднял руки, изображая, что сдается. А мальчишка, не оглядываясь, бросился бежать к разрушенному дому. Северин смотрел ему вслед, немного обескураженный. Этот мальчуган вел себя совсем не так, как он предполагал. На мгновение Северин задумался, как же он попал в этот заброшенный дом. Жил ли он один? Был ли у него кто-нибудь близкий?

– Месье Монтанье-Алари, – громко позвала его Ева. – Патриарх Руслан желает, чтобы вы явились на завтрак.

Ева стояла в дверях, протягивая ему лиру на красной подушке. По бокам от нее застыли два члена Падшего Дома. Возвращаясь обратно, Северин заметил, что кроваво-красный блеск двери начал тускнеть. Причал выглядел абсолютно чистым, не осталось и следа от вчерашнего убийства. Северин не хотел думать о том, сколько еще пройдет времени, прежде чем Дому Доро понадобится новая жертва.

Если все пойдет по плану, он к тому времени будет уже далеко.



ЕВА МОЛЧА ВЕЛА ЕГО по отделанным алыми панелями коридорам Дома Доро. Над порогом каждого перехода висела шестиконечная звезда, заключенная в золотой круг. Это был символ Падшего Дома, и каждый раз, как Северин видел его, то вспоминал, сколько лет он потратил, чтобы перевернуть того золотого уробороса, герб Дома Ванта. Долгое время он думал, что Дом достанется ему по праву наследования, но его права оказались гораздо внушительнее, чем он представлял. Северин провел большим пальцем по блестящим струнам лиры. Когда он касался их, иногда ему чудился едва различимый женский голос, нашептывавший что-то похожее на предостережение и песню.

Ева остановилась на пороге четвертого прохода. Здесь запах свежей земли, который он ощутил прошлым вечером, сделался сильнее, а хлопанье крыльев – громче.

– И что ты делаешь? – прошипела Ева едва слышно.

Северин вскинул бровь.

– Полагаю, «наблюдаю и жду, затаив дыхание, своего апофеоза». Разве не этого ответа ты ждешь?

– Твои друзья, – ответила Ева. – Я… я не понимаю.

– Неужели? – откликнулся Северин. – Ты могла бы задать этот вопрос патриарху Руслану. Уверен, его заинтригует твой интерес к моим погибшим друзьям.


На мгновение в глазах Евы промелькнула боль. Она вскинула руку, стиснув ожерелье, а затем резко опустила ее. Северин оставался абсолютно невозмутимым. Когда он ничего не ответил, Ева шагнула в сторону и придержала портьеру, в ее глазах застыл гнев.

– Он скоро к тебе присоединится, – безучастно произнесла она. – А я приступлю к изготовлению футляра для лиры.

– Отлично, – с улыбкой откликнулся Северин.

Прежде чем опустить портьеру, Ева посмотрела ему в глаза.

– Убедись, что знаешь, как играть.

Когда она ушла, Северин увидел, что Ева оставила его в оранжерее. Северин замер. На мгновение он перестал дышать. Он не помнил, когда в последний раз добровольно ступал в теплицу. Даже в Эдеме он вырвал розы, за которыми ухаживал Тристан, и засыпал землю солью, чтобы они никогда больше не выросли. В голову пришло непрошеное воспоминание о брате, идущем к нему с благоухающим цветком в руке, его тарантул, Голиаф, примостился у него на плече. Северин крепче стиснул божественную лиру, позволив металлической проволоке вонзиться в кожу ладони. Это был инструмент божественного, и только он мог им воспользоваться, сделать мир вокруг таким, каким бы захотел.

Я могу это исправить, сказал себе Северин. Я все могу исправить.

Несколько минут спустя он открыл глаза. Последние слова Евы эхом звучали в голове. Убедись, что знаешь, как играть. Мальчик, убитый вчера на глазах у него… теперь оранжерея. Руслан намеренно мучил его воспоминаниями о Тристане.

Стиснув зубы, Северин окинул взглядом помещение. Оно было размером в половину главного вестибюля Эдема. Стены увивал плющ, а сквозь сводчатый стеклянный потолок пробивались лучи утреннего солнца. Дорожка, усыпанная белым гравием, петляла к кроваво-красной двери в дальнем конце оранжереи, где наверняка ждал его Руслан.

В этой оранжерее было нечто странное. Он узнал некоторые растения из сада Тристана… молочно-белый дурман и белладонну цвета свежих синяков. Слева от него виднелась шпалера, увитая лавандовыми цветами шлемника. Справа возвышались красные цветы наперстянки, а у входа в другую комнату высокий конский орех, раскинув ветви, затенял оранжерею. Легкая головная боль стиснула его затылок, и Северин догадался, что это за место.

Сад ядовитых растений.

У Тристана была миниатюрная версия такого сада несколько лет назад, и он избавился от него, когда французские должностные лица заявили, что запрещено выращивать подобные растения на территории отелей. Северин помнил, как разозлился Тристан, когда от него потребовали уничтожить эти растения.

– Но они не смертельны, – надулся Тристан. – Многие из них прекрасно используются в лечебных целях! Все пользуются касторовым маслом, и никто, похоже, не обращает внимания на тот факт, что оно изготавливается из ricinus communis — клещевины, которая чрезвычайно ядовита! Ты использовал шлемник, и ничего страшного не произошло.

– Тогда ты не говорил, что дал мне ядовитый цветок, – сказал Северин.

Тристан в ответ лишь застенчиво улыбнулся.

Северин взглянул на цветы шлемника. Несколько лет назад ему потребовалось закрываться в небольшом кабинете, и, чтобы его не подслушали Сотворенные создания, выслушивающие стук человеческого сердца, Тристан дал ему настойку из цветов шлемника.

Убедись, что знаешь, как играть.

Повинуясь импульсу, Северин сорвал цветок шлемника и спрятал в карман. Руслан, возможно, лишился рассудка, но ум пока не утратил, и, если он разместил ядовитые растения рядом с комнатой, где им предстояло встретиться, Северин не знал, какой яд ждал его внутри.

Как раз в этот момент дверь распахнулась, и Руслан вышел в сад. На нем был простой черный костюм, закатанные рукава не скрывали обожженную кожу его левой руки.

– Входи, мой друг, входи, – с улыбкой воскликнул он. – Как же ты, должно быть, проголодался.

Северин присоединился к нему. Оказавшись внутри, Северин понял, что за звук хлопающих крыльев слышал прошлым вечером. Столовая была наполнена Сотворенными животными. Стеклянные вороны расселись на люстре. Колибри из цветного хрусталя молниями проносились у него перед глазами. Великолепный павлин шествовал из угла в угол в нарядном оперении из гранатов и изумрудов, звук трепета его полупрозрачных перьев был подобен звону колокольчиков. Стол из закаленного стекла ломился от дымящихся яств. Здесь были яйца, запеченные в жареных томатах, фритатта с перцем чили, хрустящие хлебцы fette biscottate и кофе в золотых чашках.

– Это была любимая отцовская комната для допросов, – сказал Руслан, ласково похлопав ладонью по своему стеклянному стулу. – Здесь никто и ничего не мог утаить.

– Звучит интригующе, – откликнулся Северин, стараясь, чтобы его голос звучал абсолютно безучастно. – И каким образом?

Он дотронулся до своего стула и вдруг ощутил это… едва заметный поток электричества, пульсирующий в стекле. Прикоснувшись к столу, он ощутил те же вибрации. Мебель читала его… но зачем?

– У этой комнаты свои способы, – с улыбкой ответил Руслан.

Северин вспомнил о цветке шлемника в кармане. Он не знал, работает ли Сотворенный стол по тому же принципу, что и создания, улавливающие звук сердцебиения в том месте, где он когда-то жил, но ему ничего не оставалось, как попробовать. Пока Руслан наливал себе кофе и накладывал еду, Северин оторвал два лепестка и, изобразив кашель, незаметно сунул их в рот и проглотил.

– Я видел, как утром ты покормил уличного оборванца, – сказал Руслан. – Понравился мальчишка? Мы можем оставить его для тебя, если хочешь. У меня никогда не было домашнего питомца, но думаю, это одно и то же… Возможно, он упрям, но мы могли бы это уладить.

Руслан достал из рукава свой Кинжал Мидаса и с улыбкой постучал по виску.

– Должен признаться, что есть такое поверье, – ответил Северин. – Накорми другого, прежде чем есть самому, и никогда не будешь голодать. Кроме того, я собираюсь стать великодушным богом.

Руслан опустил нож, обдумывая его слова.

– Мне это нравится… Великодушие. Каких чудесных божеств мы сотворим, хм?

Руслан поднял чашку с кофе, чокаясь с Северином. Немного подождав, Северин откашлялся.

– Я с нетерпением жду своего апофеоза, а ты нет? – спросил Северин, взяв кусок тарта. – Мы достанем карту к храму в Повелье, как только пожелаешь. Даже к ночи.

Едва лишь произнеся эти слова, Северин понял, что допустил ошибку. Руслан помедлил, разглядывая его поверх своей чашки. Поставив чашку на стол, он улыбнулся, и эта улыбка казалась невероятно понимающей.

– Но я счастлив здесь, – ответил Руслан, слегка захныкав. – Я пока не готов ввязываться во все тяжкие… мы можем поиграть и развлечься и всякое такое.

Руслан наколол на вилку кусочек яйца. Воробей из черно-белого кварца с чириканьем опустился на стол около его тарелки. Руслан опустил вилку и вытянул руку. Стеклянная птичка запрыгнула на его ладонь.

– Давай отправимся туда через десять дней, хорошо? – предложил Руслан.

Холод сковал сердце Северина. Десять дней. Лайле осталось всего девять.