Бронзовые звери

– Стойте! – вскричала она.

– Зофья, что ты делаешь? – спросил Энрике.

Она наклонилась вперед, ощупывая другие лодки. Ее чувства напряглись, и она ощутила дрожь металла сквозь кожу. Еще несколько мгновений, и она все поняла. Гондола с серебряной звездой, на самом деле, была сделана из золота, Сотворенное, чтобы по-своему распределять вес, в то время как лодка справа оказалась полностью деревянной.

– Вот эта гондола, – сказала она, указывая на серебряную звезду.

– Он в любой момент мог обернуться, – воскликнул Гипнос. – Мы немедленно должны скрыться.

Зофья возилась с взрывным устройством, перегнувшись через борт лодки. Полы ее пальто коснулись затхлой воды, и она с трудом сдерживала рвотные позывы. Зофья диктовала свою волю устройству: Ты желаешь быть здесь, желаешь стать частью этого предмета. Снова и снова она мысленно прокручивала в голове эти слова, как заклинание, пока взрывное устройство полностью не слилось с гондолой.

– А теперь бежим! – воскликнул Гипнос. – Мы привлекаем внимание!

Зофья попыталась отодвинуться назад, но ее рука словно застряла.

Она снова рванулась назад, но металлическая поверхность словно хотела втянуть ее в себя. Не я, я тебе не нужна, приказала она. Хватка ослабела, но у нее все равно не хватало сил, чтобы оторваться от гондолы.

– Крути педали, – приказала она и, стиснув зубы, изо всех сил потянула правую руку левой.

Постепенно жесткая хватка ослабевала, и Зофья поморщилась, глядя на исцарапанную ладонь.

– Я помогу, Феникс, – сказал Энрике. Он обхватил ее за талию и потянул изо всех сил. Зофья повалилась на него, их лодка резко закачалась, и они едва не врезались в проплывавшую мимо гондолу.

– Attento! – завопил гондольер.

Зофья выпрямилась, чувствуя, как пылает рука. Канал теперь выглядел еще более оживленным. Гондольер принялся осыпать их ругательствами, а другие лодки замедляли ход, чтобы посмотреть, что происходит. Зофья взглянула на мост. Время словно замедлило свой ход, и она заметила, что плечи Руслана вздрогнули, словно он что-то почувствовал. И начал оборачиваться.

Зофья резко обернулась к Энрике:

– Поцелуй меня.

Его глаза округлились.

– Сейчас? Разве я…

Но Зофья обхватила ладонями его лицо и притянула к себе. В следующее мгновение крылья лебедя затрепетали, поднимаясь и пряча их от посторонних глаз. Крики стихли. Зофья чувствовала лишь, как лодка борется с течением, когда Гипнос изо всех сил пытался отплыть подальше. Зофья так увлеклась отвлекающим маневром, что почти забыла, что это был поцелуй…

Пока не осознала, что происходит.

Под сводом лебяжьих крыльев было темно и тепло. Она ощущала прикосновение обветренных и сухих губ Энрике к своим губам. Зофья оборвала поцелуй. Все это оказалось довольно разочаровывающим, хотя она и сама не знала, чего ожидала.

– Это было не так уж и ужасно, – заметила она.

Энрике молчал, и она почувствовала, что ее лицо пылает, что-то внутри сжималось от смущения.

– Но могло быть гораздо лучше, – ответил он.

– Как?

Она хотела знать. В следующее мгновение она ощутила, как теплые руки скользнули по ее щеке. Зофья широко раскрыла глаза в темноте, и хотя от этого она не видела лучше, но ей казалось важным, чтобы, когда это произойдет, ее глаза были открыты. Она почувствовала, как что-то приближается к ней, теплое дуновение коснулось ее губ, а затем и случилось то, что называют поцелуем.

Зофья знала причины возникновения жара. Понимала, что такое происходит, когда атомы и молекулы сталкиваются, и от этого движения возникает энергия. Тепло, не похожее на вспышку, а, скорее, на медленно поднимающуюся волну, окатило ее с головы до пят. И, да, от того, что ее целовали и она целовала в ответ, возникала энергия. Она стала участником в невидимом кружении частиц. Словно танец внутри ее тела. Она наклонилась вперед, растворяясь в неожиданном тепле, исходившем от Энрике, улавливая новые ощущения: прикосновение небритой щеки к ее коже, его зубы на ее нижней губе, жаркая влажность его рта, поглощающего ее. И это нельзя было назвать неприятным. Как раз наоборот. Энрике крепче прижал ее к себе, и она ощутила его сердцебиение. И в этот момент она заметила это, точнее, отсутствие этого. Письмо Хелы исчезло.





16. Северин




Вечером перед Карнавалом Северин поглаживал фиолетовый бутон ядовитого цветка живокоста и ждал.

Почти три года назад Лайла устроила цветочное пиршество, как особый десерт для некоторых известных людей, гостивших в Эдеме. Стояла поздняя весна, и Париж напоминал взволнованную невесту в день свадьбы – печальную, покрытую испариной, недовольную кажущимся недостатком внимания к ее персоне, в то время как распускающиеся бутоны цветов сияли, словно драгоценные камни, украшая город.

Тристан расчистил место в саду, и Сотворенный художник, занимавшийся текстильными тканями, соорудил шелковую палатку, которая удерживала бы в себе прохладный воздух, который затем овевал бы гостей, словно легкий ветерок. На праздничном столе не было столового серебра, а Лайла заканчивала раскладывать груды желтых георгинов, алых роз, небесно-голубых гортензий и венки из жимолости. Они выглядели пугающе живыми. Капля росы, застывшая на ободке цветочной чашечки примулы, казалось, вот-вот скользнет по лепестку.

И все же, даже стоя в конце стола, Северин ощущал запахи марципанов и ванили, кокоса и цитрусовых, которыми веяло от искусно выполненных цветов. Хотя цветок казался здесь явно лишним. Длинный стебель живокоста с фиолетовыми лепестками, мерцающими голубыми бликами, словно небо в сумерках.

– Ты использовала ядовитый цветок? – спросил Северин, указывая на живокост. – Сомневаюсь, что у наших гостей хватит смелости попробовать его.

– А что, если бы я сказала им, что это самый сладкий из всех цветов, что под этими смертоносными лепестками скрывается густой миндальный крем с мякотью пряной сливы внутри? – сказала Лайла, ее глаза коварно блеснули. – Такой вкус достоин того, чтобы ощутить дыхание смерти, ты разве не считаешь? Если, конечно, ты настолько смел, как я думала.


– Что ж, теперь ты взываешь к моему тщеславию и любопытству, – произнес Северин. – И это означает, что я просто не могу не поддаться искушению.

– Значит, это действует? – с улыбкой откликнулась Лайла.

– Конечно, действует, – ответил Северин. Протянув руку, он отломил кусочек сахарного листа живокоста и положил в рот, ощутив на языке вкус ванили и кардамона. Он протянул кусочек Лайле, которая тут же запихнула его в рот. Она вскинула брови, явно довольная своей работой.

– Что думаешь? – спросила она, взглянув на него.

Она была так близко, что ему пришлось опустить голову, чтобы посмотреть на нее. Раньше он никогда не прикасался к ней, не целовал ее губы или шрам на спине. Она была для него чудом, озаренным солнцем кристаллом, который мог отражать свет, открывая свои загадочные, многоцветные прожилки.

– Думаю, стоит сказать, что в твоих губах и руках скрыта колдовская сила, и в них столько же притягательной сладости, как и во всех твоих десертах.

Он хотел, чтобы слова прозвучали изысканно, даже возвышенно. Ведь, в конце концов, это были не его слова, а строчка из Генриха V, написанная Шекспиром. Но стоило ему их произнести, как слова превратились в заклинание. Возможно, всему виной был мягкий свет, озарявший палатку, или же разноцветные сахарные лепестки. Как бы там ни было, его слова, призванные казаться изящными, прозвучали честно, и хотя он позаимствовал их, но сказаны они были от души.

– Замечательные слова, – сказала Лайла, заливаясь краской. – Однако слова без действий едва ли убедительны.

– Что я должен сделать, чтобы убедить тебя?

– Не сомневаюсь, что ты можешь что-нибудь придумать, – с улыбкой сказала Лайла.

Он был слишком ошеломлен тем, что сказал, и тем, что она не посмеялась над ним, что только следующим утром он догадался, что, на самом деле, ей понравилось его внимание. Ему следовало поцеловать ей руку. Следовало сказать, что ее улыбка – западня, из которой ему никогда не выбраться.

Следовало, следовало, следовало…

Не существовало яда более сильного, чем тень этих слов, и они с новой силой преследовали его с тех пор, как он ушел из маскарадного салона.

Северин все еще думал об этом, когда услышал за спиной шаги в ядовитом саду. Он не обернулся, сжав за спиной щипцы.

– Нашел что-нибудь? – спросила Ева. Она коснулась его спины. Прикосновение было легким, но голос прозвучал резко.

– У меня в руке, – ответил он.

Он нашел щипцы этим утром, когда искал предмет, которым можно было бы подменить божественную лиру. Он понадобился бы ему, чтобы обмануть Руслана.

Ева взяла щипцы, и он услышал скрип шелка, когда она спрятала их в рукав. Она изогнулась, словно жарко обнимая его, обхватив руками за талию. А затем прошипела ему на ухо:

– Если только замечу, что пытаешься меня обмануть, убью тебя. Я могу сделать так, что твоя кровь выкипит.

– Если бы я в этом сомневался, то не доверился бы тебе, – спокойно откликнулся Северин.

Ева стояла неподвижно. Он слышал, как быстро бьется ее сердце. Прошлой ночью она набросилась на него после того, как они покинули маскарадный салон.

– Я видела ее, – гневно воскликнула Ева. – Узнала ее, когда она уходила. Неужели ты действительно думал, что сможешь спрятать ее от меня?

– Нет, – начал Северин.

– А вся эта чушь насчет встречи на Мосту Вздохов, – огрызнулась Ева. – Это была уловка? Ты решил мне не помогать? Потому что я знаю, что видела, и пойду к Руслану и…

– Избавь меня от угроз и скажи, чего хочешь, – резко оборвал ее Северин. – Я не собираюсь оставлять тебя в неведении, но сомневаюсь, что ты поверила бы, даже скажи я правду. Важно лишь то, что нам обоим необходимо избавиться от Руслана, и я уверен, что мы могли бы прийти к соглашению.

Так и произошло.

Северин медленно обернулся, не обращая внимания на мнемонических жуков на стене. Со стороны казалось, что он любуется цветами, и она подошла поближе. Он склонился над Евой, и она обвила его руками за шею.

Если они были любовниками, то их объятия выглядели вполне естественно, когда она прижималась головой к ложбинке на его шее и целовала мочку уха. Ева привстала на цыпочки, прижавшись губами к его уху, и что-то незаметно сунула ему в карман. Он ощутил жесткость кожаных ремней.

– Он догадывается, что здесь что-то не так.



СЕРДЦЕ СЕВЕРИНА БЕШЕНО ЗАБИЛОСЬ, когда он нацепил на руку кожаный браслет, который передала ему Ева. Этот браслет был надежно скрыт от посторонних глаз рукавом костюма.

Скоро.

Совсем скоро он их увидит. Мысль билась внутри, отчаянная, словно молитва. Как они сейчас? Болит ли рана у Энрике? Обнимет ли его Гипнос, как старого друга? Все ли в порядке у Зофьи?

И взглянет ли Лайла на него когда-нибудь так, как прежде?

Это был довольно себялюбивый круг вопросов, сосредоточенных вокруг его собственных желаний. Он ничего не мог с собой поделать. Надежда была упражнением в заблуждении. Он мог лишь надеяться на нечто подобное, если втайне думал, что заслуживал их, и хотя понимал, что ужасно разочаровал друзей, в его руках по-прежнему находился божественный инструмент. А с лирой он мог верить во что угодно.

– Месье Монтанье-Алари. Вы готовы?

В дверях стояла Ева, держа в руках сотканный из ледяных кружев и его крови Сотворенный футляр. У нее за спиной маячил один из членов Падшего Дома в маске. Северин направился к ним и, проходя мимо сияющих красных стен, заметил свое отражение. Для его костюма Ева выбрала красную лакированную маску medica della peste – Чумного доктора, которая болталась сбоку в складках алого плаща. Казалось, будто вдоль его спины вырастают рогатые гребни, словно у рождающейся химеры.