Брак с летальным исходом

– Скажите, лорд Кастанелло… – Я запнулась, не зная, как задать вопрос. Видела ли горничная хозяина дома, выходящего из моей комнаты? Знает ли она, есть ли в поместье тайные ходы, ведущие из одной спальни в другую? Глупости.

– Милорд уехал сразу же, как только оставил миледи в ее комнате, и сегодня заночевал в городском доме, – холодно произнесла женщина, многозначительно глядя на меня. – И это к лучшему, потому что после тяжелого вечера ему только не хватало просыпаться под истошные крики миледи. Спокойной ночи.





* * *


С утра я чувствовала себя совершенно разбитой, усталой и опустошенной, и виной тому была вовсе не вечерняя прогулка по заснеженным холмам в одном тонком платье. Я боялась, что ко мне вновь возвращаются кошмары, давние спутники худших периодов моей жизни с того дня, как я пересекла черту городских ворот Аллегранцы.

Ночи, наполненные ужасом и смутными, неясными образами человека за моей спиной и следовавшие за ними пробуждения с раскалывающейся головой и тяжестью на сердце, омрачали первые месяцы моего брака с Лайнусом Честером, молодым азартным дельцом, чьи глаза с равным интересом загорались от новой выгодной сделки или удачной карточной комбинации. Бессонные ночи то погружали меня в уныние, то вызывали ничем не объяснимое раздражение, а физическая близость с мужем после всего, что происходило во сне, отзывалась в теле чувством непреодолимого отвращения.

Лайнус не любил такие дни. Стоило ему почувствовать резкую перемену моего настроения, услышать необоснованный отказ от близости, как он, скривившись, подхватывал пальто и исчезал за порогом наших арендованных комнат, громко хлопнув дверью. Потом, естественно, к вящему удовольствию нас обоих, следовали пылкое извинение и бурное примирение, и спокойная жизнь продолжалась. До следующего кошмара.

Или крупного проигрыша мужа.

Да, Лайнус и сам бывал совершенно невыносим, когда ему случалось оставить за карточным столом целое состояние. Тогда страдали не только двери, но и посуда, вещи. Разумеется, ни о каких нормальных отношениях в те периоды не могло идти и речи, и я спала на диванчике на кухне, закутавшись в старый плед и подтянув колени к груди.

Сейчас, когда время сгладило острые углы, а боль и обида давно прошли, мне хотелось с теплотой вспоминать тот неполный год, что я и Лайнус прожили вместе, – наши ссоры и примирения, плохие и хорошие дни, его безумные идеи и мой зарождающийся интерес к магии и науке, благосклонно поддерживаемый мужем. Но перед внутренним взором, подстегнутая недавним сном, упрямо всплывала совсем иная картина: бокал с вином разбивается о паркет, Лайнус с синеющим лицом хватается скрюченными пальцами за горло, я бегу к нему, но ноги ватные, непослушные. И обращенное ко мне лицо мужа в точности такое же, как в кошмарах, что мучили меня ночи и ночи до злополучного приема. Стоило мне тогда поймать взгляд его стекленеющих глаз, как я поняла, что не успела. Мгновение-другое – и мои худшие кошмары стали реальностью.

Сердце забилось отчаянно и гулко – так, словно я вновь оказалась рядом с телом Лайнуса. И тут же мне вспомнился новый сон, иной мужчина. И пусть он держал меня взаперти, пусть презирал, пусть вершил свои странные дела за каменными стенами сторожки – я не хотела видеть его мертвым.

А ведь сейчас, если верить горничной, лорд Кастанелло был в городе далеко отсюда…

Я вскочила с кровати и заколотила в дверь. Спустя вечность в коридоре послышался стук каблучков горничной. Женщина отперла замок и встала, уперев руки в бока, не переступая порога и не давая мне выглянуть в коридор. Толстая пуховая шаль укрывала ее плечи, а волосы были перекинуты на одну сторону и заплетены в небрежную косу. Видно, своим стуком я подняла ее с постели.

– Миледи, – начала она, но я не дала ей договорить.

– Где лорд Кастанелло? С ним все в порядке?

Женщина с подозрением посмотрела на меня, нахмурив брови.

– А отчего миледи вдруг задает такие вопросы?

– Дурной сон, – ответила я. Разве можно было объяснить, что значили в моей жизни кошмары, подобные тому, что я видела в эту ночь. – Прошу вас, свяжитесь с ним, если можете. Мне просто…

Мне просто требовалось убедиться, что с ним все в порядке. Ведь вчера вечером он избавил меня от последствий магического отката, хотя вовсе не был обязан этого делать после всех хлопот, связанных с моим побегом. Я хотела оказать ответную услугу.

– Почему миледи считает, что с милордом может что-то случиться? – упрямо спросила горничная. – Я и не подумаю докладывать ему о ваших истериках, пока вы не объясните все толком.

Я посмотрела на нее с тем же упрямством.

– Мне нужно узнать, как лорд…

И в этот момент я услышала, как хлопнула входная дверь и раздался голос лорда Кастанелло, ровно, привычно и бесстрастно отдававшего кому-то обыденные распоряжения. И хотя из моей комнаты его слова едва различались, это совершенно точно был он – невредимый и, очевидно, вполне удовлетворительно себя чувствовавший.

Я отошла на шаг от двери, ощущая, как отступает паника. Горничная неодобрительно поморщилась.

– Миледи успокоилась? – ядовито поинтересовалась она. – Я могу идти заниматься завтраком?

– Да, конечно.

Я рассеянно кивнула в ответ. Более дела лорда меня не интересовали. Он был жив, а мне лишь оставалось надеяться, что кошмары не повторятся. Ибо беспокойство за человека, который не обращал внимания на мое существование и запер в комнате, как преступницу, пойманную при попытке побега и осужденную без права защитить себя, никоим образом не казалось мне достойным занятием.





* * *


Несколько следующих дней я провела практически в изоляции, и время это тянулось невыносимо медленно. Я никогда не задумывалась, насколько в действительности коротки дни в середине зимы, а теперь мне пришлось ощутить это на собственной шкуре. Горничная приносила завтрак еще в утренних сумерках, а ужин приходилось есть в темноте, довольствуясь лишь неярким отсветом фонаря, закрепленного под окном и освещавшего двор. Остальное время я вынужденно проводила в полном безделье, потому как стараниями лорда Кастанелло была лишена абсолютно всего, даже свечей. И в первую очередь возможности покинуть мою мрачную одинокую темницу.

Всякий раз, когда горничная приходила забрать поднос, я просила передать лорду Кастанелло, что хочу его увидеть и поговорить. Женщина хмурилась, равнодушно пожимала плечами и выходила из комнаты, оставляя мою просьбу без ответа. Впрочем, сам лорд, видно, тоже не испытывал желания встречаться со мной, поскольку за все эти дни так и не появился.

Поэтому все светлое время суток и те ночи, когда я не могла заснуть, я посвящала наблюдениям за двором и сторожкой. Время от времени то сам лорд Кастанелло, то кто-нибудь из его слуг появлялись около одноэтажного домика, стоящего в глубине владений лорда, отпирали его и ненадолго заходили внутрь, но никогда более ни на ком я не видела следов крови, и никто не выносил тел, завернутых в плащи. Хотелось разгадать, что скрывает тяжелая дверь, или хотя бы узнать, что будет, когда я сама окажусь за ней. Честно сказать, мое существование взаперти навевало на меня такую безысходную тоску, что временами я почти желала, чтобы этот момент наступил как можно скорее.

У меня было слишком много времени на размышления. Слишком много времени и слишком мало ответов. Кто подставил меня, объявив смерть лорда Осси убийством с применением ментальной магии? Могла ли я сама подпасть под чье-то влияние, могли ли мы с Эдвином стать жертвами преступников? Белошвейка и ее помощницы, ювелир, повар, управляющий городского особняка Осси, конюх, кучер, служащий магистрата, многочисленные знакомые почтенного семейства будущего супруга, приходившие на помолвку и торжество, – за последние месяцы мы с Эдвином пожали сотни рук, получили десятки сухих поцелуев в щеку от будущих родственников, сделали тысячи ничего не значащих случайных прикосновений. Разве можно упомнить всех, с кем я беспечно общалась, уверенная в своей безопасности?

Да и кому мог перейти дорогу молодой лорд Осси? Я никогда не слышала, чтобы Эдвин, обыкновенно любезный и обходительный, отзывался о ком-либо плохо. Могли ли у него найтись враги столь могущественные, чтобы иметь возможность использовать менталиста? Эдвин не посвящал меня в дела своей семьи, а сам занимался разведением породистых скаковых лошадей в загородном поместье. Мне сложно было поверить, что кто-то из его богатых и знатных покупателей мог пойти на убийство конезаводчика, например, из-за проигрыша кобылы на городских скачках.

Нет, здесь должно было быть что-то совершенно иное.


Другой вопрос – откуда вообще появилось подозрение, что я могла использовать по отношению к Эдвину ментальную магию? Почтенная леди Осси – я невесело усмехнулась, вспоминая немолодую женщину с вечно поджатыми губами и недовольным лицом – с превеликой радостью обвинила бы меня в том, что я приворожила ее единственного сына, опоив подмешанным в кофе любовным зельем. Но запрещенные зелья – это одно, их применение легко доказать, противоядие отлично известно, да и зельевару такой проступок грозит максимум штрафом, исправительными работами и временным лишением лицензии. Ментальная же магия – совсем другой разговор.

И тем не менее господин дознаватель ни минуты не сомневался в моей виновности.

Да еще и этот поспешный брак, основанный на каком-то глупом, полузабытом, притянутом за уши обычае. Зачем лорду Кастанелло понадобилась осужденная за использование ментальной магии преступница? И если за его решением жениться на мне крылась какая-то тайная цель, почему он лишь однажды заглянул ко мне после болезни? Заглянул – чтобы тут же пропасть без объяснения причин происходящего и больше уже не появляться.

Возможно, я и вовсе ему не нужна. Но в таком случае почему не передать меня господину дознавателю за попытку побега? Или же здесь кроется другое, и лорду Кастанелло с его репутацией, не менее сомнительной, чем моя собственная, тоже не хотелось привлекать к себе излишнее внимание отдела магического контроля? А как вообще господин дознаватель оказался на этой безлюдной дороге именно тогда, когда я решилась совершить побег?

Лишь в одном я была уверена точно: кто бы ни выходил со мной на связь с помощью крохотных записочек, спрятанных под салфетками, он непременно сделает это снова.





* * *


– Обед для миледи, – возвестила горничная.

Поднос с тарелками занял привычное место на пустом прикроватном столике, а женщина тут же покинула комнату. Вынужденное затворничество и полное бездействие не способствовали хорошему аппетиту, и я вяло помешивала ложкой бульон, размышляя, хочу ли съесть хоть что-нибудь, когда, взяв в руки пряную булочку, услышала знакомый шорох.

Приподняв салфетку, я вновь обнаружила письмо. Только на сей раз это был не крошечный клочок бумаги, а целый лист, исписанный тем же наклонным почерком. Я не могла сравнить письмо с предыдущей запиской, но была уверена, что посылал их один и тот же человек.

Подойдя ближе к окну, принялась читать.

«Драгоценная Фаринта!»

Я замерла, прижав записку к груди. В первое мгновение обращение, столь знакомое мне по другим, куда более частым и дорогим письмам, кольнуло сердце глупой, бессмысленной надеждой. Только один человек называл меня так, но он, к несчастью, был мертв. Мне потребовалось несколько глубоких вдохов, чтобы напомнить себе: почерк Эдвина куда изящнее, со множеством легких завитков и росчерков. Да и бумагу лорд Осси предпочитал совершенно другую, плотную, белую, с тонкими, едва заметными волокнами и приятным запахом. Это не мог оказаться он, просто не мог. Но теперь мне оставалось предположить, что таинственный доброжелатель, возможно, когда-то был близко знаком с нами.

Или такое обращение – не более чем совпадение?

Времени до возвращения горничной оставалось не так уж и много, и я заставила себя вернуться к письму.

«Нам известно, в каком безрадостном положении вы оказались. Но не падайте духом. Помните: в Аллегранце у вас еще остались друзья, которые желают как можно скорее вызволить вас из беды. Мы начали независимое расследование обстоятельств гибели Эдвина. Спешим вас обрадовать: у нас есть все основания предполагать, что с вас могут быть сняты обвинения по этому делу. Как нам известно, дознаватели из службы магического контроля обнаружили на вас след ментального воздействия. Но это в равной степени может означать и то, что воздействию подверглись вы сами, не будучи ментальным магом. Именно это мы и пытаемся сейчас доказать.

Понимаете ли вы, что это означает, Фаринта? Если закон признает вас невиновной, то смертный приговор, который чуть было не привели в исполнение, лишится юридической силы. А значит, и брак с лордом Кастанелло магистрат будет вынужден признать недействительным, и расторжение его произойдет даже в том случае, если лорд откажется дать вам свободу. Я не гарантирую, что мы сможем вернуть вам все конфискованное имущество, но клянусь, что сделаем все, что в наших силах, чтобы восстановить ваши права и доброе имя.

Но для того, чтобы без помех вывезти вас, когда придет время, необходимо добиться смягчения условий вашего проживания в поместье. И в этом, драгоценная Фаринта, нам нужна ваша помощь. Уверены, что вам, очаровательной молодой женщине, нетрудно будет расположить к себе супруга, пусть даже фиктивного. Перед вашими чарами не сумеет устоять никто, в том числе и лорд Кастанелло. Привлеките его внимание, завоюйте доверие. Выбор средств в этом деле мы оставляем за вами.

Надеемся на ваше благоразумие и скорейшее освобождение. Обещаем, что после того, как вы покинете поместье лорда Кастанелло, все ваши волнения и беды останутся в прошлом».

Я на минуту отложила письмо. Меня мелко трясло от нервного возбуждения. Довериться незнакомцам казалось опрометчивым поступком, но вместе с тем мне до безумия хотелось, чтобы все, о чем говорилось в письме, оказалось правдой. Мне предлагали не просто снять с меня обвинения, нет, я могла получить куда большее. Свободу. Свободу от навязанного брака, постыдного, почти рабского контракта, жестокой необходимости во всем зависеть от лорда Кастанелло. Я почувствовала, как ко мне возвращаются силы и желание сделать все, чтобы вновь стать хозяйкой своей судьбы. Несколько строк на тонкой бумаге, спрятанной под салфеткой, вдохнули в меня надежду. Я и не думала, что когда-либо снова почувствую желание жить.

Образ лорда Осси, улыбающегося легко и открыто, возник перед моим мысленным взором, заставив сердце сжаться в болезненном спазме.

«Эдвин, Эдвин, чистая и открытая душа, в свои неполные двадцать пять – восторженный мальчишка. Ты и после смерти не оставил в беде свою драгоценную возлюбленную».

Я перечитала письмо несколько раз, стараясь запомнить каждое слово, каждую черточку над «т» и каждую угловатую гласную, цвет и плотность бумаги, оттенок чернил. Я понимала, что до прихода горничной письмо надо уничтожить. Оставлять столь явное свидетельство моих планов, даже если бы мне удалось как следует спрятать послание, было по меньшей мере неразумно. Ничего в этом доме и в этой комнате не было по-настоящему моим, никому я не могла полностью доверять. И кто бы из друзей Эдвина ни помогал мне там, в городе, он, наверное, рисковал многим, передавая мне это письмо, а потому я ни в коем случае не хотела навлечь на него неприятности.

Заставить исчезнуть целый лист бумаги, не имея под рукой накопителя или иной энергетической подпитки, оказалось довольно сложно. Но я все же справилась и впервые за несколько дней почувствовала себя немного уставшей. Тонкая бумага рассыпалась в руках белесым пеплом, когда в дверь постучали, и я поспешно отряхнула подол, уничтожая всякое напоминание о полученном письме.

Со стопкой свежего белья в руках, поверх которого лежали принадлежности для ванной комнаты, вошла горничная. Мое сердце взволнованно заколотилось, словно меня застали на месте преступления, и мне стоило немалых трудов успокоиться и принять невозмутимый вид. Еще недавно время тянулось как вязкая патока, а теперь события, казалось, понеслись вперед стремительнее скачущей лошади.

– Миледи почти ничего не съела, – заметила горничная, внимательным взглядом изучая нетронутые блюда.

Я бы не удивилась, если бы лорд дал прислуге указания пересчитывать ложки и вилки, перед тем как унести из моей комнаты поднос. Внимание горничной было столь явным и неприкрытым, что я с трудом удержалась от едкого замечания.

– Спасибо, я не голодна.

Горничная пожала плечами и, забрав поднос, повернулась, чтобы уйти. Я окликнула ее у самых дверей:

– Передайте моему супругу, что я хотела бы поговорить с ним.

– Милорд просил не беспокоить его без повода, – холодно сообщила горничная. – Из-за миледи у него и так слишком много хлопот.

Я на мгновение задумалась, действительно ли лорд отдавал все эти распоряжения или слуги сами приняли решение поберечь хозяина дома от опасной гостьи?

– Так скажите ему, что повод будет, – в тон ей ответила я. – Либо лорд Кастанелло придет сюда и ответит на мои вопросы, либо я не съем больше ни крошки и не пущу за порог никого, включая вас. Тогда на руках у достопочтенного лорда окажется еще одна мертвая жена.

Пока горничная растерянно моргала, застыв с подносом в руках, я мягко, но настойчиво подтолкнула ее в спину и сама захлопнула дверь.