Божественный театр
Часть 19 из 32 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Или наоборот? Лучше открыто появиться среди актеров? Чтоб злыдарь сразу понял – просто так он Налачи Бахт не возьмет…
* * *
Время близилось к семи, а солнце – к горизонту, когда Папаша Муниц с облегчением обнаружил, что обочинные заросли постепенно редеют. И деревья впереди расступаются, обещая появление – наконец-то! – поляны, куда можно будет съехать, чтобы расположиться на ночь. До сих пор чертов проселок только сужался, так что фургоны, казалось, уже проламывали себе путь сквозь кусты собственными боками. И просветов в этих кустах не наблюдалось.
Тут еще и свежестью повеяло, и лошади, почуяв близость воды, встрепенулись, повеселели, прибавили, не дожидаясь понуканий, шагу. Папаша Муниц повеселел тоже.
Он не раз уже успел обругать себя за то, что послушался этого кретина Аглюса и поехал-таки по незнакомой дороге. Которая выглядела с каждым часом все хуже – словно вовсе никуда не вела!
Впрочем, кажется, выбора все равно не оставалось…
Грозный владыка «Божественного» театра даже привстал на облучке, вгляделся с нетерпением и надеждой в промельки голубизны меж деревьями. Да, похоже, впереди озеро. А уж на берегу всяко найдется место, где поставить повозки и разжечь костры.
Через несколько минут головной фургон к озеру и подкатил.
Места для стоянки там оказалось сколько угодно – ближе к берегу лес расступался и плавно переходил в широкий песчаный пляж.
Солнце еще не село, и зеркальная озерная гладь пламенела отражением закатных облаков. Неподвижных, словно нарисованные, – из-за полного безветрия.
Столь же неподвижны были и отражения деревьев, росших на другом берегу. И пейзаж определенно радовал глаз. Но Папаша Муниц, едва успев остановить лошадей, внезапно снова разразился проклятьями. И на сей раз он костерил на все лады не безвинных чертей, а «полоумного проходимца» Аглюса Ворона.
Причина была налицо.
Дорога, как сделалось ясно подкатившим следом актерам, действительно никуда не вела. Здесь она и заканчивалась – на берегу изумительно красивого озера, окруженного сплошной непролазной глухоманью…
Аглюс спускался с облучка, заранее втянув голову в плечи.
– Что это значит?! – орал тем временем, краснея и синея, Дракон. – Где Овра? Где Виринта?! – И, узрев наконец виновника, ринулся к нему, так яростно топая, словно мысленно крушил ногами спинной хребет бедолаги. – Какого лешего ты советовал сюда ехать?!
«Злодей» поспешно попятился, всем видом выражая недоумение и раскаяние.
Так сыграть сумел бы лишь очень талантливый актер. И капитану Хиббиту, глядя на него, вновь захотелось, чтобы Ворон оказался монтальватцем. Или хотя бы обычным человеком…
Аглюс в свою очередь послал короткий просящий взгляд ему – сделай, мол, что-нибудь, отвлеки Дракона!..
Каролю уже удавалось несколько раз гасить разгоравшийся скандал, поскольку даже каменное Драконье сердце оказалось не в силах устоять перед обаянием нового комика. Но сейчас он, несмотря на всю свою симпатию к «злодею», заступаться за него не хотел.
Ибо в глубине души был солидарен с антрепренером. Знал Аглюс или не знал, куда советует ехать, но положение, в котором очутился в результате театр, не нравилось капитану Хиббиту крайне. Эх, надо было все же повернуть обратно, когда выяснилось, что они сбились с пути! И почему он не вмешался?…
Дракон все рычал, к нему присоединилась разъяренная Кобра. Оба не видели сейчас ничего и никого вокруг, кроме бедного «злодея», и Кароль, подойдя к хозяйскому фургону, без помех вытащил из баула на облучке карту Нибура. Развернул ее, нашел Байемский округ и дорогу на Брет.
Та действительно раздваивалась – вскоре после въезда в лес, называвшийся почему-то Пёсьим. И ни от нее, ни от Овринского проселка, если верить карте, не отходило более в стороны ни единой тропки. Все озера располагались на некотором – где ближе, где дальше – расстоянии от обеих дорог. И ни одна из них не заканчивалась тупиком.
Да… в случившемся вряд ли можно было винить Аглюса Ворона. Если, конечно, он был монтальватцем. Или обычным человеком.
Но кого-то обвинить все же следовало. Дороги, ведущие в тупик, сами собой не появляются…
Кароль оторвался от карты, окинул взглядом сотоварищей, успевших вылезти из фургонов. В который раз свирепо обругал про себя законспирированного монтальватца. Неужели так трудно подать какой-то знак, успокоить – «мол, рядом я, не волнуйся»?…
Тем временем Папаша Муниц предпринял попытку схватить Ворона за грудки. Тот отскочил, и старик разразился новой порцией брани. Конца скандалу, судя по всему, не предвиделось, а между тем следовало позаботиться о ночлеге. Солнце садилось, о возвращении в любом случае нечего было и думать.
Кароль сунул карту обратно в баул и подошел к остальным актерам, наблюдавшим за бурей с почтительного расстояния.
– Дамы и господа, – сказал он со вздохом, – скоро стемнеет. Надо бы делом заняться. Давайте, что ли, составим фургоны в ряд и распряжем лошадушек…
Это оказалось лучшим способом утихомирить Дракона. Как только тот заметил, что кто-то взялся распоряжаться вместо него, он тут же перестал орать и забыл о провинившемся «злодее». Принял командование на себя и погнал Кароля в лес за хворостом.
Вскоре на берегу запылали два костра. Мужчины занялись лошадьми, которых следовало вычистить, напоить, накормить и стреножить на ночь, женщины – приготовлением ужина.
Лица у всех при этом были такие довольные, словно труппа не заплутала в лесу, а приехала сюда на пикник. Мысль о том, что завтрашний день будет потрачен на долгое, досадное возвращение, удручала, похоже, одного лишь Папашу Муница. А уж подозревать, что дорога на Овру оказалась тупиковой неспроста и «пикник» добром не закончится, не приходило в голову даже этому всюду видевшему подвох старику…
И невнятною тревогой был томим, казалось, только капитан Хиббит.
Снова и снова приглядываясь к своим нынешним коллегам, он продолжал гадать, кто же все-таки мог подстроить эту каверзу. Но в поведении даже и самых подходящих кандидатур по-прежнему ничего сомнительного не видел.
И потому вздохнул едва ли не с облегчением, когда из леса, с той самой злополучной дороги, что привела их сюда, на берег озера вдруг выехал всадник на сером в яблоках жеребце.
Раскель!
Так вот в чем дело…
Глава 9
На лице молодого аркана при виде актеров, суетившихся на берегу, выразилось неподдельное изумление.
Он остановил коня, уставился на них, как бы не веря своим глазам. Потом воскликнул:
– Вот так встреча! – и медленно подъехал ближе. Нашел взглядом антрепренера, поклонился ему с седла и сказал озадаченно: – Здравствуйте, каер Муниц. Как вы здесь оказались? Разве это не дорога на Овру?
– К черту в логово эта дорога! – буркнул старик. – Ты-то тут откуда взялся, бездельник?
Дракон, в отличие от своей труппы, отдыхал. Сидел всем на зависть за раскладным столом в компании жены и увесистой винной бутыли и только отдавал время от времени распоряжения.
– Я-то? Я ехал в Овру, – ответил Раскель и растерянно огляделся по сторонам. – Да, похоже, не доехал. Как и вы до Брета?…
Иза Стрела, хлопотавшая у костра над котелком, выпрямилась.
– Цыганенок, – сказала она протяжно. – Смотрите, подружки, – хоро-ошенький! В синенькой рубашечке, в аленькой жилеточке! – и кокетливо помахала Раскелю рукой.
Он машинально улыбнулся в ответ, сверкнув белыми зубами. Потом соскочил с коня и подошел к Муницу, злобно ворчавшему себе под нос:
– Овра!.. Знал бы, сидел бы в Байеме! Занесли черти…
– Не понимаю, – сказал Раскель. – Мы все умудрились заблудиться? – И снова с беспокойством оглянулся на лес. – Я думал быть в Овре к полуночи… но дороги, кажется, дальше нет?
Капитану Хиббиту, который, присматривая за кострами, украдкой наблюдал, конечно, и за неожиданным гостем, беспокойство аркана показалось на удивление искренним, и он слегка поморщился. Еще один талантливый актер на его голову, хоть плачь…
Папаша Муниц, словно прочитав мысли Кароля, рявкнул:
– Думал – вот и катись в свою Овру! Цыган нам тут не хватало для полного счастья… отродья воровского!
Раскель отступил на шаг и нахмурился:
– Ай, каер Муниц, обижаете! Разве я украл у вас чего? Или плохо за лошадушками вашими смотрел?
Тон его изменился – стал обиженно-нагловатым. Акцент усилился, появились просторечные интонации, словно аркан вспомнил вдруг, кто он такой. И эта перемена тоже не понравилась Каролю. Только что Раскель изъяснялся грамотно и выговор имел, как у всякого урожденного нибурца… Неужели и вправду не думал оказаться вместо Овры на берегу озера и растерялся при виде труппы настолько, что даже выпал на время из обычной роли невежественного бродяги? Да не может такого быть!
– Не украл, так украдешь, – безапелляционно заявил Муниц. – Знаю я ваше племя!
– Никогда! – с жаром воскликнул Раскель, ударяя себя в грудь. – Я не вор, солнцем клянусь! – И тут же просительно заныл: – Не гоните меня, куда я поеду? Пути нет… стемнеет скоро… дозвольте с вами переночевать. Обратно уж больно далеко!
Муниц немного посопел и буркнул:
– Ладно, оставайся. Про лошадушек кстати вспомнил… вот ими и займись, а то мои болваны до утра не управятся.
Аркан просиял:
– Спасибо, каер!
Он взял своего серого под уздцы и торопливо зашагал к фургонам, где Титур, Беригон и Аглюс все еще возились с театральными клячами, которых, как-никак, было целых восемь.
А капитан Хиббит подбросил хворосту в костер и вздохнул, поскольку понял, что спать ему сегодня уж точно не придется.
Аркан-соглядатай своими чарами сбил труппу с пути, нагнал ее в лесной глухомани. Все ясно. Ночью пойдет на дело.
«Не подведи, друг!» – воззвал Кароль про себя к монтальватцу, который тоже должен был все понять. – «Самый что ни на есть удобный случай – берем вора с поличным!»
* * *
Покуда длились приготовления к ужину и ночлегу, на Песий лес спустился тихий и весьма романтический вечер. Небеса потемнели, лишь на западе озаренные полыханьем заката, и украсились с восточной стороны розовым, безупречной формы диском Факела, первой ниамейской луны. Жара спала, духота развеялась, сменившись благоуханной прохладой. Весело трещали костры, довольно фыркали лошади. Пел лягушачий хор в прибрежных зарослях камыша…
К раскладному столу Папаши Муница добавились еще два, составленные в один большой, на коем тут же задымились миски с походным кулешом и призывно заблистали бутылочки, повытащенные актерами из разных укромных мест. Дракон с Коброй, которые в течение последнего часа и так себе ни в чем не отказывали, поглядели на эту красоту без энтузиазма и, не дожидаясь, пока их подопечные усядутся пировать, удалились на покой. Предварительно назначив караульным в ночь Князя – «в дороге завтра выспишься!», остальным же строго-настрого велев не засиживаться. Потому как в обратный путь надлежит отправиться на рассвете.
* * *
Время близилось к семи, а солнце – к горизонту, когда Папаша Муниц с облегчением обнаружил, что обочинные заросли постепенно редеют. И деревья впереди расступаются, обещая появление – наконец-то! – поляны, куда можно будет съехать, чтобы расположиться на ночь. До сих пор чертов проселок только сужался, так что фургоны, казалось, уже проламывали себе путь сквозь кусты собственными боками. И просветов в этих кустах не наблюдалось.
Тут еще и свежестью повеяло, и лошади, почуяв близость воды, встрепенулись, повеселели, прибавили, не дожидаясь понуканий, шагу. Папаша Муниц повеселел тоже.
Он не раз уже успел обругать себя за то, что послушался этого кретина Аглюса и поехал-таки по незнакомой дороге. Которая выглядела с каждым часом все хуже – словно вовсе никуда не вела!
Впрочем, кажется, выбора все равно не оставалось…
Грозный владыка «Божественного» театра даже привстал на облучке, вгляделся с нетерпением и надеждой в промельки голубизны меж деревьями. Да, похоже, впереди озеро. А уж на берегу всяко найдется место, где поставить повозки и разжечь костры.
Через несколько минут головной фургон к озеру и подкатил.
Места для стоянки там оказалось сколько угодно – ближе к берегу лес расступался и плавно переходил в широкий песчаный пляж.
Солнце еще не село, и зеркальная озерная гладь пламенела отражением закатных облаков. Неподвижных, словно нарисованные, – из-за полного безветрия.
Столь же неподвижны были и отражения деревьев, росших на другом берегу. И пейзаж определенно радовал глаз. Но Папаша Муниц, едва успев остановить лошадей, внезапно снова разразился проклятьями. И на сей раз он костерил на все лады не безвинных чертей, а «полоумного проходимца» Аглюса Ворона.
Причина была налицо.
Дорога, как сделалось ясно подкатившим следом актерам, действительно никуда не вела. Здесь она и заканчивалась – на берегу изумительно красивого озера, окруженного сплошной непролазной глухоманью…
Аглюс спускался с облучка, заранее втянув голову в плечи.
– Что это значит?! – орал тем временем, краснея и синея, Дракон. – Где Овра? Где Виринта?! – И, узрев наконец виновника, ринулся к нему, так яростно топая, словно мысленно крушил ногами спинной хребет бедолаги. – Какого лешего ты советовал сюда ехать?!
«Злодей» поспешно попятился, всем видом выражая недоумение и раскаяние.
Так сыграть сумел бы лишь очень талантливый актер. И капитану Хиббиту, глядя на него, вновь захотелось, чтобы Ворон оказался монтальватцем. Или хотя бы обычным человеком…
Аглюс в свою очередь послал короткий просящий взгляд ему – сделай, мол, что-нибудь, отвлеки Дракона!..
Каролю уже удавалось несколько раз гасить разгоравшийся скандал, поскольку даже каменное Драконье сердце оказалось не в силах устоять перед обаянием нового комика. Но сейчас он, несмотря на всю свою симпатию к «злодею», заступаться за него не хотел.
Ибо в глубине души был солидарен с антрепренером. Знал Аглюс или не знал, куда советует ехать, но положение, в котором очутился в результате театр, не нравилось капитану Хиббиту крайне. Эх, надо было все же повернуть обратно, когда выяснилось, что они сбились с пути! И почему он не вмешался?…
Дракон все рычал, к нему присоединилась разъяренная Кобра. Оба не видели сейчас ничего и никого вокруг, кроме бедного «злодея», и Кароль, подойдя к хозяйскому фургону, без помех вытащил из баула на облучке карту Нибура. Развернул ее, нашел Байемский округ и дорогу на Брет.
Та действительно раздваивалась – вскоре после въезда в лес, называвшийся почему-то Пёсьим. И ни от нее, ни от Овринского проселка, если верить карте, не отходило более в стороны ни единой тропки. Все озера располагались на некотором – где ближе, где дальше – расстоянии от обеих дорог. И ни одна из них не заканчивалась тупиком.
Да… в случившемся вряд ли можно было винить Аглюса Ворона. Если, конечно, он был монтальватцем. Или обычным человеком.
Но кого-то обвинить все же следовало. Дороги, ведущие в тупик, сами собой не появляются…
Кароль оторвался от карты, окинул взглядом сотоварищей, успевших вылезти из фургонов. В который раз свирепо обругал про себя законспирированного монтальватца. Неужели так трудно подать какой-то знак, успокоить – «мол, рядом я, не волнуйся»?…
Тем временем Папаша Муниц предпринял попытку схватить Ворона за грудки. Тот отскочил, и старик разразился новой порцией брани. Конца скандалу, судя по всему, не предвиделось, а между тем следовало позаботиться о ночлеге. Солнце садилось, о возвращении в любом случае нечего было и думать.
Кароль сунул карту обратно в баул и подошел к остальным актерам, наблюдавшим за бурей с почтительного расстояния.
– Дамы и господа, – сказал он со вздохом, – скоро стемнеет. Надо бы делом заняться. Давайте, что ли, составим фургоны в ряд и распряжем лошадушек…
Это оказалось лучшим способом утихомирить Дракона. Как только тот заметил, что кто-то взялся распоряжаться вместо него, он тут же перестал орать и забыл о провинившемся «злодее». Принял командование на себя и погнал Кароля в лес за хворостом.
Вскоре на берегу запылали два костра. Мужчины занялись лошадьми, которых следовало вычистить, напоить, накормить и стреножить на ночь, женщины – приготовлением ужина.
Лица у всех при этом были такие довольные, словно труппа не заплутала в лесу, а приехала сюда на пикник. Мысль о том, что завтрашний день будет потрачен на долгое, досадное возвращение, удручала, похоже, одного лишь Папашу Муница. А уж подозревать, что дорога на Овру оказалась тупиковой неспроста и «пикник» добром не закончится, не приходило в голову даже этому всюду видевшему подвох старику…
И невнятною тревогой был томим, казалось, только капитан Хиббит.
Снова и снова приглядываясь к своим нынешним коллегам, он продолжал гадать, кто же все-таки мог подстроить эту каверзу. Но в поведении даже и самых подходящих кандидатур по-прежнему ничего сомнительного не видел.
И потому вздохнул едва ли не с облегчением, когда из леса, с той самой злополучной дороги, что привела их сюда, на берег озера вдруг выехал всадник на сером в яблоках жеребце.
Раскель!
Так вот в чем дело…
Глава 9
На лице молодого аркана при виде актеров, суетившихся на берегу, выразилось неподдельное изумление.
Он остановил коня, уставился на них, как бы не веря своим глазам. Потом воскликнул:
– Вот так встреча! – и медленно подъехал ближе. Нашел взглядом антрепренера, поклонился ему с седла и сказал озадаченно: – Здравствуйте, каер Муниц. Как вы здесь оказались? Разве это не дорога на Овру?
– К черту в логово эта дорога! – буркнул старик. – Ты-то тут откуда взялся, бездельник?
Дракон, в отличие от своей труппы, отдыхал. Сидел всем на зависть за раскладным столом в компании жены и увесистой винной бутыли и только отдавал время от времени распоряжения.
– Я-то? Я ехал в Овру, – ответил Раскель и растерянно огляделся по сторонам. – Да, похоже, не доехал. Как и вы до Брета?…
Иза Стрела, хлопотавшая у костра над котелком, выпрямилась.
– Цыганенок, – сказала она протяжно. – Смотрите, подружки, – хоро-ошенький! В синенькой рубашечке, в аленькой жилеточке! – и кокетливо помахала Раскелю рукой.
Он машинально улыбнулся в ответ, сверкнув белыми зубами. Потом соскочил с коня и подошел к Муницу, злобно ворчавшему себе под нос:
– Овра!.. Знал бы, сидел бы в Байеме! Занесли черти…
– Не понимаю, – сказал Раскель. – Мы все умудрились заблудиться? – И снова с беспокойством оглянулся на лес. – Я думал быть в Овре к полуночи… но дороги, кажется, дальше нет?
Капитану Хиббиту, который, присматривая за кострами, украдкой наблюдал, конечно, и за неожиданным гостем, беспокойство аркана показалось на удивление искренним, и он слегка поморщился. Еще один талантливый актер на его голову, хоть плачь…
Папаша Муниц, словно прочитав мысли Кароля, рявкнул:
– Думал – вот и катись в свою Овру! Цыган нам тут не хватало для полного счастья… отродья воровского!
Раскель отступил на шаг и нахмурился:
– Ай, каер Муниц, обижаете! Разве я украл у вас чего? Или плохо за лошадушками вашими смотрел?
Тон его изменился – стал обиженно-нагловатым. Акцент усилился, появились просторечные интонации, словно аркан вспомнил вдруг, кто он такой. И эта перемена тоже не понравилась Каролю. Только что Раскель изъяснялся грамотно и выговор имел, как у всякого урожденного нибурца… Неужели и вправду не думал оказаться вместо Овры на берегу озера и растерялся при виде труппы настолько, что даже выпал на время из обычной роли невежественного бродяги? Да не может такого быть!
– Не украл, так украдешь, – безапелляционно заявил Муниц. – Знаю я ваше племя!
– Никогда! – с жаром воскликнул Раскель, ударяя себя в грудь. – Я не вор, солнцем клянусь! – И тут же просительно заныл: – Не гоните меня, куда я поеду? Пути нет… стемнеет скоро… дозвольте с вами переночевать. Обратно уж больно далеко!
Муниц немного посопел и буркнул:
– Ладно, оставайся. Про лошадушек кстати вспомнил… вот ими и займись, а то мои болваны до утра не управятся.
Аркан просиял:
– Спасибо, каер!
Он взял своего серого под уздцы и торопливо зашагал к фургонам, где Титур, Беригон и Аглюс все еще возились с театральными клячами, которых, как-никак, было целых восемь.
А капитан Хиббит подбросил хворосту в костер и вздохнул, поскольку понял, что спать ему сегодня уж точно не придется.
Аркан-соглядатай своими чарами сбил труппу с пути, нагнал ее в лесной глухомани. Все ясно. Ночью пойдет на дело.
«Не подведи, друг!» – воззвал Кароль про себя к монтальватцу, который тоже должен был все понять. – «Самый что ни на есть удобный случай – берем вора с поличным!»
* * *
Покуда длились приготовления к ужину и ночлегу, на Песий лес спустился тихий и весьма романтический вечер. Небеса потемнели, лишь на западе озаренные полыханьем заката, и украсились с восточной стороны розовым, безупречной формы диском Факела, первой ниамейской луны. Жара спала, духота развеялась, сменившись благоуханной прохладой. Весело трещали костры, довольно фыркали лошади. Пел лягушачий хор в прибрежных зарослях камыша…
К раскладному столу Папаши Муница добавились еще два, составленные в один большой, на коем тут же задымились миски с походным кулешом и призывно заблистали бутылочки, повытащенные актерами из разных укромных мест. Дракон с Коброй, которые в течение последнего часа и так себе ни в чем не отказывали, поглядели на эту красоту без энтузиазма и, не дожидаясь, пока их подопечные усядутся пировать, удалились на покой. Предварительно назначив караульным в ночь Князя – «в дороге завтра выспишься!», остальным же строго-настрого велев не засиживаться. Потому как в обратный путь надлежит отправиться на рассвете.