Больше, чем желание

Но теперь мы подошли к той части песни, где я не могу не признать, что я все еще грустная, но я, наконец, поняла, что должна перестать.

— Ты.

Дважды форма выражения этого настроения повторяется и тогда я заканчиваю песню. Уже сейчас становится тяжело дышать и сдержать эмоции становится чертовски тяжело. И почему я не спела что-то более оптимистичное? «Walking on Sunshine» или «I Got A Feelin» или «Happy»?

Наверное, потому что я бы тоже плакала из-за них. Что бы Максон ни думал о моем «обмане», я плохой лжец. Я хотела только лучшего для него и Гриффа. Я стараюсь быть хорошим человеком и помогать другим.

Я и за миллион лет представить себе не могла, как сильно это на меня повлияет.

Небольшой оркестр начинает вступление к следующей песне. Я закрываю глаза и начинаю стонать. Почему я вообще вообразила, что это хорошая идея? Да, я прохрипела в последней песне, что собираюсь бросить его. Это логично. Но, к лучшему или к худшему, я девушка, которая думает своим сердцем, и «I Want You Here» Пламб гораздо ближе отражает то, что я действительно чувствую.

Это еще одна грустная мелодия под пианино. Неужели клавиши это новый способ играть на струнах сердца?

Я уже знаю, что песня нарастает и превращается в мучительный припев. Сомневаюсь, что выберусь невредимой.

Когда начинаются слова, я благодарна, что песня на самом деле не о романтической любви. Но слишком многое в ней отражает чувства в моем сердце, тот факт, что я едва могу дышать, потому что моя боль так сильна. Я спрашивала себя, пройдет ли это когда-нибудь.

По правде говоря, я провела дни, размышляя над этим вопросом.

Я отчаянно хватаюсь за микрофон и пытаюсь удержаться на ногах. Я уже знаю, что мне придется менять весь следующий сет. Все, что я запланировала, становится все печальнее и печальнее. Я счастливый человек по натуре. Мне нужно понять, что этот опыт с Максоном все еще был ценен, даже если нам не суждено было им стать. Он не моя счастливая жизнь, просто урок, который мне нужно усвоить. Я еще не уверена, какие знания я должна была получить, но все происходит по какой-то причине. Я разберусь с этим когда-нибудь.

Мне просто нужно допеть эту последнюю песню, тогда я все исправлю — от сет — листа до личной жизни — и смогу горевать наедине с собой.

Затем я пою, что так долго ждала, когда он войдет в мою жизнь… и теперь его нет. Я не была готова. Я в агонии. Может, это звучит мелодраматично, но я это чувствую.

Я опустошена.

Внезапно я ничего не вижу. Все плывет перед глазами. Я чувствую влагу на лице. Черт, я же плачу перед публикой, вообще-то проливая настоящие слезы. Музыка всегда была для меня терапией и, наверное, неплохо так справляться со всем, но не перед этими людьми, которые пришли сюда отдохнуть.

Я отстой.

Я и в будущем буду петь караоке, но только песни, которые заставят людей улыбаться. Вещи, через которые я могу легко пройти и не чувствовать всю эту тянущую вниз боль, которая укоренилась в моей душе.

Я почти закончила. Конец песни близок. Мне просто нужно пройти через ту часть, которая разрывает меня больше всего…

Я закрываю глаза и представляю перед собой Максона, когда я пою, как отчаянно я хочу, чтобы он был здесь, мой голос переходит на горестный крик.

В песне есть небольшой отрывок, который отражает начало и завершает все. Я не могу его петь. Я просто не могу закончить эти стихи. Я должна уйти со сцены прямо сейчас.

— Простите, я вернусь через полчаса.

Пытаюсь сбежать в бар для сотрудников. Грифф ждет меня у задней занавески и обнимает. Я падаю в его утешительные объятья и слышу оглушительные аплодисменты публики.

— Им понравилось? — я задыхаюсь.

— Да. Это было так по-настоящему и свежо. Это была ты, — уверяет он меня, улыбаясь и ведет в темный угол. — Даже я это почувствовал.

Я благодарна ему за эту полуприватность. Поскольку кухня находится прямо за моей спасательной занавеской, на самом деле нет никакой возможности остаться одной. Так что я остаюсь с Гриффом.

— Ты? Но ты никогда ничего не чувствуешь.

Это заставляет его засмеяться.

— Я знаю. Верно?

Неправильно. То, как он говорит, дает мне понять, что в эти дни он чувствует нечто гораздо большее, чем ничего.

— А как ты с Бриттой? — я меняю тему.

Я лучше буду говорить о чужих проблемах, чем о своих.

Его лицо застывает. Улыбка превращается в мрачное сжатие губ.

— Мы с ней придем к пониманию. Мы еще не там, но я намерен убедиться, что мы это делаем.

Что Грифф имеет в виду, так это то, что он имеет в виду какой-то результат, что Бритта не сотрудничает, и что он ищет какой-то козырь, чтобы гарантировать, что она это сделает. Она должна знать, что ничто и никто не может остановить Ридов, когда они выбрали цель.

С другой стороны, Бритта не кажется пустяком. Может, она поставит Гриффа на место. Бог свидетель, ему это нужно.

— Надеюсь, ребята, у вас все получится, — дипломатично говорю я.

— Я тоже, — он притягивает меня к своей груди и протягивает салфетку.

— Еще раз прости меня, что не рассказала тебе о Джейми, когда я узнала. — Я действительно чувствую себя ужасно.


— Ты поступила правильно. Если бы ты рассказала мне об этом в ночь, когда Максон сбросил на тебя бомбу, я бы выследил Бритту и выдвинул бы ей все требования. И Максон бросился бы ее защищать. И мы бы никогда не помирились. Ждать несколько недель дерьмово… но это лучше для долгосрочной перспективы.

Облегчение плавит меня. Грифф не был таким понимающим, когда мы впервые заговорили об этом.

— Спасибо. Я рада, что ты понимаешь.

— Ты всегда поддерживала меня. Вытри слезы. Все будет хорошо. Эй, я думаю, что Гас заказал еще одно выступление, чтобы оживить место между вашими сетами. Хочешь посмотреть?

— Мне нужно в дамскую комнату поправить макияж. Я уверена, что…

— Три минуты, — говорит Грифф тоном убедительным и неумолимым.

Я открываю рот, чтобы возразить.

И тут я слышу мелодию песни, которую не слышала ровно две недели, с той сумасшедшей ночи, когда вытащила Максона в караоке.

Я напрягаюсь. Замираю. Смотрю на Грифа.

Он улыбается, выражение его лица снисходительное и высокомерное. Он знает, что случилось.

— Эта песня для красивой женщины, которую я глупо обидел. Я мог бы сказать ей, что люблю ее, но это всего лишь слова, а она заслуживает большего.

Мое сердце все понимает. Я узнала бы этот голос где угодно — во сне, за тысячу миль от цивилизации, в ожидании смерти.

Голос Максона Рида.

Задыхаясь, я оборачиваюсь и вижу его на сцене, в руках у него микрофон, а песня льется мне прямо в уши.

Он смотрит на меня, его лицо выражает извинение и любовь и что-то, чего я никогда раньше не видела.

Любовь.

Моя грудь вздымается. Я кладу руки на сердце, будто боюсь, что оно снова упадет к его ногам. Подступают новые слезы. Он действительно здесь ради меня? И он будет петь?

Он поет. И его способность ладить с мелодией так же ужасна, как и в последний раз, только сейчас он действительно знает слова и его не беспокоит, что подумают другие. Он изливает свою душу — в буквальном смысле. И он смотрит прямо на меня и клянется, что нуждается во мне больше, чем хочет. И что он будет хоть меня — только меня — всю свою жизнь.

У меня подгибаются колени. Я теряю самообладание.

Гриф поддерживает меня своими сильными руками и аккуратно ведет меня к брату. Максон уходит со сцены, чтобы встретить меня и обнимает меня рукой, нежно лаская пальцем мою щеку и вытирая мои слезы.

Когда начинается песня, он возвращает микрофон на подставку. Кого волнует, споет ли кто-нибудь остальное? Все, чего я хочу, это мужчина передо мной.

Я смотрю на лицо Максона, его зеленые глаза ласкают меня с искренней преданностью, которую как я думала, никогда не увижу.

— Прости, — бормочет он. — Мне так жаль. То, что я сделал, было неправильно и необдуманно, и совсем не свидетельствовало о том, что в моем сердце ты всегда будешь на первом месте.

Мне не хватает слов. Я знаю, что он имеет в виду это не потому, что он говорил, а потому, что теперь он показал, что пожертвует всем — своей сделкой, своей потребностью превзойти брата, даже своей гордостью — ради меня.

Он любит меня.

Я рыдаю у него на груди.

Он поднимает мой подбородок пальцем.

— Эй, я здесь и никуда не уйду. Ты видела, во что я одет?

Я все еще надеюсь, что все это означает, что он хочет меня вернуть, когда я смотрю на него глазами, полными слез.

— Одет?

Какое это имеет отношение?

Затем он показывает мне часы на руке. Черный ремешок, белый циферблат с римскими цифрами. Картье.

— Часы моего дедушки. Я понял, что никогда не носил их, потому что не чувствовал себя человеком чести. Ты изменила это. Ты изменила меня.

Я посылаю ему слезливую улыбку. Я бы хотела перестать плакать, но я эмоциональная девушка.

Я также признаю, что сделала что-то не так.

— Прости, что я не сказала тебе правду о том, кто я и почему была здесь, когда мы познакомились. Клянусь. Я знала, что ты нужен Грифу в его жизни… и я полагала, что ты тоже нуждался в нем.

— Ты права. — Он отмахивается от моих извинений. — Если бы я знал, что ты пришла из-за Грифа, я бы не стал слушать ничего из того, что ты хотела сказать об изменении моей жизни и принятии любви. Этот человек не заслуживал правды — или тебя. Но я собираюсь провести остаток своей жизни, чтобы быть достойным тебя, потому что я люблю тебя.