Большая игра
Часть 17 из 19 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Черный автомобиль остановился у ступеней ресторана. Сзади замер «лендкрузер» сопровождения. Охранники выскочили из машины и подбежали к «гелендвагену». Подгорный сидел, с силой ухватив руль обеими руками, не в состоянии разжать сведенные судорогой, побелевшие пальцы. Надо было выйти из машины и подняться по ступеням ресторана. Гранитные черные ступени, на которых не осталось и следа крови его отца, призывно блестели на морозе. Казалось, они ждали новую жертву.
Макс увидел удивленное лицо охранника у двери автомобиля, не понимающего, почему шеф не выходит, и, с трудом оторвав руку от руля, разблокировал дверь. Охранник что-то спросил, во всяком случае губы его шевелились, но Макс не слышал его слов. Глядя прямо перед собой, он медленно поднимался по гранитным ступеням. Сделав третий шаг, он замер. Именно здесь, тогда в марте, упал отец. Максим сделал еще шаг и увидел, как из ресторана ему навстречу выходит улыбающийся Мигель. В это мгновение прозвучал выстрел. Макс увидел, как улыбка исчезла с лица ничего не понимающего Мигеля. Послышался еще один выстрел. Подгорный ощутил сильный удар в спину. Один из охранников толкнул его вверх по ступеням, к дверям ресторана. Еще два телохранителя бежали рядом, прикрывая с боков. Преодолев лестницу в несколько стремительных прыжков, они всей толпой ввалились в здание ресторана. Больше выстрелов слышно не было, но охранники настороженно столпились вокруг Подгорного, не понимая, что происходит.
Едва пришедший в себя Подгорный увидел полковника Реваева с кем-то оживленно разговаривающего по телефону. Было видно, что полковник крайне недоволен и сейчас по полной программе делится своим недовольством с собеседником.
— Что это было? Кто-нибудь объяснит, что это было? — неожиданно выкрикнул Мигель.
Подгорный оттолкнул одного из своих телохранителей и сделал шаг Мигелю навстречу.
— Ты это у кого спрашиваешь, у меня? Или у него? — Максим кивком головы указал на стоящего рядом Лысака. Тот попятился назад.
— Я не понимаю вас, Максим Сергеевич, я ничего не понимаю, — неожиданно всхлипнул Мигель.
Тяжелый кулак стремительно описал широкую дугу и попал точно в основание челюсти предприимчивого «испанца». Мгновенно потеряв сознание, Мигель рухнул на стоящего у него за спиной охранника ресторана.
— Так понятнее? — Макс, растирая разбитые костяшки другой рукой, повернулся к начальнику своей охраны.
Лысак уже все понял и мгновенно выхватил уже было убранный в наплечную кобуру пистолет. Максим видел, как движется в его сторону рука, держащая смертельное оружие. Сам он бросился вперед, но успел сделать лишь один шаг к человеку, виновному в гибели его отца. Второй шаг Подгорный сделать не успел. Лысак двигался слишком быстро. Но не он один. Появившийся за спиной охранника незнакомый здоровяк что есть силы саданул Лысаку по затылку. Глаза его закатились. Сначала на пол с грохотом упал пистолет, а затем рухнул и сам Лысак.
— Здесь весь день будут людей избивать? — послышался голос Реваева. — Георгий, ты там не убил его, надеюсь. — Полковник обращался к так удачно вмешавшемуся в развитие событий здоровяку.
— Поживет еще, думаю, — усмехнулся оперативник.
— А вы, Максим, как всегда, в своем репертуаре, — накинулся Реваев на Подгорного, — можно же было дождаться, пока мы подойдем ближе. Этот подонок вас чуть не пристрелил.
Подгорный хлопнул следователя по плечу и подошел к оперативнику, только что спасшему ему жизнь.
— Подгорный, Максим, — Макс протянул гиганту руку, тот ответил крепким рукопожатием, — спасибо.
— Майор Мясоедов, Жора, — здоровяк добродушно улыбнулся, — обращайтесь, если что.
— Вы же говорили, что стрельбы не будет, — Макс обернулся к Реваеву.
— Ваше местное управление полиции изъявило желание своими силами взять стрелка. Уж очень им хотелось отличиться, — развел руки Реваев, — вот и отличились. Свирский заметил их и выстрелил в оперов из пистолета, хорошо хоть, промазал.
— Ну, они ему в ответку в лоб и саданули, — ухмыльнулся Жора, — так что со стрелком нам уже не поговорить. Надо было мне на крышу лезть.
— Чтобы под тобой шифер проломился? — покачал головой полковник. — Ты и здесь пригодился. Ладно, герой, грузим этих двоих — и в управление. Хоть с ними потолкуем.
— Обед, я так понимаю, отменяется? — поинтересовался Подгорный.
— Как-нибудь в другой раз, — кивнул полковник.
Загородный дом отдыха для высших чинов Министерства обороны, четыре дня до Нового года
Два человека неторопливо шли по аллее огромного парка дома отдыха высших чинов министерства обороны. Они о чем-то разговаривали сначала негромко, потом все более оживленно. Несмотря на то что в этом парке не было случайных прохожих, собеседников сопровождали два охранника, шедшие в некотором отдалении. Очередная декабрьская оттепель уже к вечеру должна была смениться заморозками, но пока еще было довольно тепло, и даже солнце иногда, выглядывая из-за туч, напоминало о своем существовании.
— То, что ты негодяй, я знал всегда, — кипел гневом Тукай, — но то, что ты готов убить меня, вот этого я, конечно, не ожидал.
— Ну что значит убить, Алексей, не драматизируй, — мягко возразил Рудин, — я и представить себе не мог, что тебя инсульт хватит на ровном месте.
— Это ты называешь на ровном месте?! — еще больше завелся Тукай. — Я посмотрю, как ты себя будешь чувствовать, когда за тобой фэсэошники придут.
— Вот только их нам и не хватает, — Рудин постучал по стволу дерева, — ну ладно я, а тебе чего стоило волноваться, ведь ты же у нас не заговорщик. Чист аки ангелочек! Или я что-то не знаю? На учениях ведь за тобой уже следили.
— На учениях, может, и следили, но в самолете нет. У меня был долгий разговор с командующими авиации и ВДВ, — удивил министр, — хотя, сказать по правде, толку от этих разговоров было немного, наши доблестные генералы слишком боятся потерять свои генеральские погоны.
— Ничего себе, — присвистнул Рудин, — но мне Фролов рассказывал, что тебя от самого трапа встречали, и ты один прилетел, ты их что, на парашютах сбросил, своих генералов?
— Все проще, у нас была техническая посадка на одном из военных аэродромов.
Рудин рассмеялся:
— Оказывается, службу безопасности не так сложно обмануть.
— Не обольщайся, хотя кадровые военные и не любят безопасников, но разговорить можно любого, и командующего ВДВ в том числе. Просто никто не ожидал, что я буду действовать так быстро, поэтому рейс и не проверили.
— Никто не ожидал, что ты загремишь в больницу на три месяца, — перебил Рудин.
— Да уж, здоровье и вправду подкачало, ты как в воду глядел.
— Ну ничего, и здоровье к тебе вернулось, и жизнь, я смотрю, налаживается, — в голосе Рудина промелькнули ехидные нотки, — ты теперь большим человеком станешь. Боюсь, зазнаешься.
— Не завидуй, Иван, кто знает, чем все это обернется, — задумчиво произнес министр. — Последние два дня я много думал обо всем, что произошло. Такой шанс выпал, не хочется им бездарно распорядиться.
— Все обернется так, как нам надо. Не будь таким сентиментальным. Большая игра начинается, Алексей. Очень большая.
— Игра, говоришь? Мне кажется, на той должности, куда меня выдвигают, все игры уже заканчиваются. Там надо мыслить другими категориями. У нас ведь как в стране повелось? Глава государства — это помазанник божий, не важно, царь это, или коммунист, или вообще непонятно кто. А коли на тебя все смотрят и молятся, чуть ли не как на святого, так и сам поневоле немного святым становишься.
Иван Андреевич недовольно поморщился.
— Ох, Алексей, ты слишком серьезно все воспринимаешь. Расслабься. Может, по коньячку? — предложил Рудин, доставая небольшую фляжку откуда-то из-под пальто.
— Да что вы все постоянно с этим коньяком ко мне пристаете! — в сердцах воскликнул Тукай. — Ну нельзя мне пить, нельзя, врачи запретили… Ладно, давай, только капельку. Ты мне лучше ответь на один вопрос, друг мой. Вся эта история с Жамбаевым, ведь это твоих рук дело?
Рудин замялся, оглянулся на шедших позади метрах в тридцати охранников.
— У меня было достаточно времени, чтобы поразмыслить. Ты ведь специально выставил меня заговорщиком, чтобы развязать себе руки. Но как ты все это смог провернуть? Ты же нефтяниками командуешь, а не спецслужбами.
Довольно долго они шли молча. Заходящее солнце бледно светило заговорщикам в спины, и перед ними шагали по дорожке две их гигантские нечеткие тени.
— Знаешь, пусть лучше это так и останется нераскрытым делом, — наконец ответил Рудин, — не обижайся, мне так будет спокойнее. Кстати, кто тебя сейчас охраняет?
— Не волнуйся, это мои ребята, можно говорить спокойно, ко мне у шефа вопросов нет. Холодает, пойдем перекусим.
Собеседники ускорили шаг, направляясь к виднеющемуся за деревьями главному корпусу дома отдыха. Тени тоже зашагали быстрее. Охрана неотступно следовала в отдалении.
Кремль, три дня до Нового года
«Холодает, пойдем перекусим…» — прослушав запись, глава администрации президента с одобрением взглянул на своего заместителя.
— Интересная запись, сегодня сделали?
— Вчера вечером, — отозвался Фролов.
— Молодцы, действительно молодцы, — похвалил Петров. — Кто бы мог подумать, что Рудин на такое способен? Гигант мысли! Ну что, идем на доклад к шефу?
— А смысл? — Фролов покачал головой. — Новый кандидат уже объявлен, и хода этой записи шеф не даст. Тукай в любом случае пойдет на выборы.
— И что тогда, — было видно, что Петрову ход мыслей зама пока не ясен, — оставить все как есть? К тому же Тукай, может быть, на выборы и пойдет, я не против, но Рудина мы отсечем. Он зарвался, сильно зарвался. Шеф не простит ему таких фокусов.
— А потом Тукай не простит нам, — возразил Фролов, — как ни крути, а ведь именно благодаря Рудину власть в стране еще не поменялась. А то, что в итоге Тукая выдвинуть решили, это даже неплохо, на мой взгляд, это хорошая кандидатура. Достойная, скажем так.
— Ну давай ему свечку поставим, — возмутился Петров, — за здравие.
— Через некоторое время состоится перераспределение должностей… при новом президенте, — спокойно отозвался Фролов, — имея на руках этот материал, возможно, мы сможем оказать некоторое влияние на распределение постов. Только нужно действовать очень аккуратно, чтобы не нажить неприятности. Они должны быть нам благодарны за то, что мы не обнародовали запись.
— Насколько я знаю Рудина, чувство благодарности он давно не испытывал и вряд ли к этому способен.
— Но ведь Тукая он продвинул, — настаивал Фролов.
— Продвинул, — согласился глава администрации, — но только из своих личных интересов, не сомневайся.
— Значит, нам надо показать ему, что наши интересы совпадают.
Петров на некоторое время задумался. Было видно, как он пытается просчитать все возможные варианты развития событий. Но даже самый гениальный шахматист видит лишь на несколько ходов вперед. Он перевел взгляд на Фролова. Тот невозмутимо ожидал его решения и, похоже, был полностью уверен, что Петров с ним согласится.
— Рискованная игра, однако. Рудин очень опасный противник. Но там, где большая игра, там и риски большие. — И, помолчав, добавил: — Ну что же, давай рискнем. А сейчас, может, по коньячку?
Крайний Север, 31 декабря
Иван плотно запахнул за собой полог чума, вдохнул морозный воздух. К ногам метнулись две быстрые тени — его любимые собаки ласкались, виляя лохматыми запятыми хвостов. Сэротэтто сел на ближайшие нарты, вставил сигарету без фильтра в костяной мундштук, неторопливо закурил. Собаки улеглись у его ног, преданно глядя на своего молчаливого хозяина. Ночь была холодная, но ясная и безветренная. Темное северное небо сплошь было усыпано звездами, полнолуние должно было наступить лишь через двое суток, тем не менее луна ярко освещала укрытые белым толстым слоем снега приполярные просторы. На зиму большинство семей откочевало на юг, к зимним пастбищам. Теперь вместо тундры людей и оленей окружало редколесье. Здесь было хоть немного, но теплее, чем на открытых пространствах тундры, где ледяные ветра продували насквозь даже теплые оленьи шкуры, которыми были покрыты и олени, и люди. Снега к Новому году выпало очень много, но он был достаточно рыхлый, чтобы олени могли беспрепятственно добывать из-под него ягель. После осеннего забоя стада сильно поредели. Но это Сэротэтто не расстраивало, в конце апреля, начале мая у важенок, как и всегда, начнется отел, появится молодняк. Гораздо больше Ивана, как и всех остальных его соплеменников, расстроили низкие закупочные цены на оленьи туши и шкуры этой осенью. Семья ожидала выручить гораздо большую сумму, чем получила.
Иван докурил, тщательно обстучал мундштук об нарты, убрал его за пазуху. Потрепал по голове сначала одну собаку, затем другую. Встал и почувствовал, как заныла поясница. Все же годы свое берут, у одних чуть раньше, у других чуть позже. Для своего возраста он был еще очень крепкий мужчина. Но день выдался хлопотный, и сейчас Иван чувствовал, что устал. С утра мужчины их стойбища забили несколько оленей. Иван как глава семьи первый накинул тынзян на ветвистые рога метнувшегося было в сторону в последний момент крупного оленя, резко дернул, валя оленя с ног. Подбежавший сын, крепко ухватив за рога, вывернул вбок голову несчастного животного, и Иван привычным быстрым движением полоснул по горлу. Младший сын прижал металлическую кружку к ране, горячая кровь, вырывающаяся из широкого разреза, быстро ее наполнила. Олень был еще жив, когда кружка с остывающей кровью пошла по кругу. Иван сделал первый глоток, за ним остальные. И вновь привычные, заученные за много лет движения. Оленей разделывали быстро, так же как это делали их предки и сто, и пятьсот лет назад. Сначала камус — шкура на ногах оленя, затем широкий разрез, вскрывая брюшнину. Извлекаются внутренности. Отходов нет совсем, то, что может показаться несъедобным жителям южных широт, здесь на Крайнем Севере почти деликатес. Глаза оленя надрезают и потихоньку, громко причмокивая, высасывают. То, что не хотят брать себе люди, достается прыгающим от нетерпения собакам. И вот женщины получают мясо, из которого будет приготовлен сегодняшний праздничный ужин, а молодежь начинает украшать мишурой растущую поблизости невысокую ель.
Макс увидел удивленное лицо охранника у двери автомобиля, не понимающего, почему шеф не выходит, и, с трудом оторвав руку от руля, разблокировал дверь. Охранник что-то спросил, во всяком случае губы его шевелились, но Макс не слышал его слов. Глядя прямо перед собой, он медленно поднимался по гранитным ступеням. Сделав третий шаг, он замер. Именно здесь, тогда в марте, упал отец. Максим сделал еще шаг и увидел, как из ресторана ему навстречу выходит улыбающийся Мигель. В это мгновение прозвучал выстрел. Макс увидел, как улыбка исчезла с лица ничего не понимающего Мигеля. Послышался еще один выстрел. Подгорный ощутил сильный удар в спину. Один из охранников толкнул его вверх по ступеням, к дверям ресторана. Еще два телохранителя бежали рядом, прикрывая с боков. Преодолев лестницу в несколько стремительных прыжков, они всей толпой ввалились в здание ресторана. Больше выстрелов слышно не было, но охранники настороженно столпились вокруг Подгорного, не понимая, что происходит.
Едва пришедший в себя Подгорный увидел полковника Реваева с кем-то оживленно разговаривающего по телефону. Было видно, что полковник крайне недоволен и сейчас по полной программе делится своим недовольством с собеседником.
— Что это было? Кто-нибудь объяснит, что это было? — неожиданно выкрикнул Мигель.
Подгорный оттолкнул одного из своих телохранителей и сделал шаг Мигелю навстречу.
— Ты это у кого спрашиваешь, у меня? Или у него? — Максим кивком головы указал на стоящего рядом Лысака. Тот попятился назад.
— Я не понимаю вас, Максим Сергеевич, я ничего не понимаю, — неожиданно всхлипнул Мигель.
Тяжелый кулак стремительно описал широкую дугу и попал точно в основание челюсти предприимчивого «испанца». Мгновенно потеряв сознание, Мигель рухнул на стоящего у него за спиной охранника ресторана.
— Так понятнее? — Макс, растирая разбитые костяшки другой рукой, повернулся к начальнику своей охраны.
Лысак уже все понял и мгновенно выхватил уже было убранный в наплечную кобуру пистолет. Максим видел, как движется в его сторону рука, держащая смертельное оружие. Сам он бросился вперед, но успел сделать лишь один шаг к человеку, виновному в гибели его отца. Второй шаг Подгорный сделать не успел. Лысак двигался слишком быстро. Но не он один. Появившийся за спиной охранника незнакомый здоровяк что есть силы саданул Лысаку по затылку. Глаза его закатились. Сначала на пол с грохотом упал пистолет, а затем рухнул и сам Лысак.
— Здесь весь день будут людей избивать? — послышался голос Реваева. — Георгий, ты там не убил его, надеюсь. — Полковник обращался к так удачно вмешавшемуся в развитие событий здоровяку.
— Поживет еще, думаю, — усмехнулся оперативник.
— А вы, Максим, как всегда, в своем репертуаре, — накинулся Реваев на Подгорного, — можно же было дождаться, пока мы подойдем ближе. Этот подонок вас чуть не пристрелил.
Подгорный хлопнул следователя по плечу и подошел к оперативнику, только что спасшему ему жизнь.
— Подгорный, Максим, — Макс протянул гиганту руку, тот ответил крепким рукопожатием, — спасибо.
— Майор Мясоедов, Жора, — здоровяк добродушно улыбнулся, — обращайтесь, если что.
— Вы же говорили, что стрельбы не будет, — Макс обернулся к Реваеву.
— Ваше местное управление полиции изъявило желание своими силами взять стрелка. Уж очень им хотелось отличиться, — развел руки Реваев, — вот и отличились. Свирский заметил их и выстрелил в оперов из пистолета, хорошо хоть, промазал.
— Ну, они ему в ответку в лоб и саданули, — ухмыльнулся Жора, — так что со стрелком нам уже не поговорить. Надо было мне на крышу лезть.
— Чтобы под тобой шифер проломился? — покачал головой полковник. — Ты и здесь пригодился. Ладно, герой, грузим этих двоих — и в управление. Хоть с ними потолкуем.
— Обед, я так понимаю, отменяется? — поинтересовался Подгорный.
— Как-нибудь в другой раз, — кивнул полковник.
Загородный дом отдыха для высших чинов Министерства обороны, четыре дня до Нового года
Два человека неторопливо шли по аллее огромного парка дома отдыха высших чинов министерства обороны. Они о чем-то разговаривали сначала негромко, потом все более оживленно. Несмотря на то что в этом парке не было случайных прохожих, собеседников сопровождали два охранника, шедшие в некотором отдалении. Очередная декабрьская оттепель уже к вечеру должна была смениться заморозками, но пока еще было довольно тепло, и даже солнце иногда, выглядывая из-за туч, напоминало о своем существовании.
— То, что ты негодяй, я знал всегда, — кипел гневом Тукай, — но то, что ты готов убить меня, вот этого я, конечно, не ожидал.
— Ну что значит убить, Алексей, не драматизируй, — мягко возразил Рудин, — я и представить себе не мог, что тебя инсульт хватит на ровном месте.
— Это ты называешь на ровном месте?! — еще больше завелся Тукай. — Я посмотрю, как ты себя будешь чувствовать, когда за тобой фэсэошники придут.
— Вот только их нам и не хватает, — Рудин постучал по стволу дерева, — ну ладно я, а тебе чего стоило волноваться, ведь ты же у нас не заговорщик. Чист аки ангелочек! Или я что-то не знаю? На учениях ведь за тобой уже следили.
— На учениях, может, и следили, но в самолете нет. У меня был долгий разговор с командующими авиации и ВДВ, — удивил министр, — хотя, сказать по правде, толку от этих разговоров было немного, наши доблестные генералы слишком боятся потерять свои генеральские погоны.
— Ничего себе, — присвистнул Рудин, — но мне Фролов рассказывал, что тебя от самого трапа встречали, и ты один прилетел, ты их что, на парашютах сбросил, своих генералов?
— Все проще, у нас была техническая посадка на одном из военных аэродромов.
Рудин рассмеялся:
— Оказывается, службу безопасности не так сложно обмануть.
— Не обольщайся, хотя кадровые военные и не любят безопасников, но разговорить можно любого, и командующего ВДВ в том числе. Просто никто не ожидал, что я буду действовать так быстро, поэтому рейс и не проверили.
— Никто не ожидал, что ты загремишь в больницу на три месяца, — перебил Рудин.
— Да уж, здоровье и вправду подкачало, ты как в воду глядел.
— Ну ничего, и здоровье к тебе вернулось, и жизнь, я смотрю, налаживается, — в голосе Рудина промелькнули ехидные нотки, — ты теперь большим человеком станешь. Боюсь, зазнаешься.
— Не завидуй, Иван, кто знает, чем все это обернется, — задумчиво произнес министр. — Последние два дня я много думал обо всем, что произошло. Такой шанс выпал, не хочется им бездарно распорядиться.
— Все обернется так, как нам надо. Не будь таким сентиментальным. Большая игра начинается, Алексей. Очень большая.
— Игра, говоришь? Мне кажется, на той должности, куда меня выдвигают, все игры уже заканчиваются. Там надо мыслить другими категориями. У нас ведь как в стране повелось? Глава государства — это помазанник божий, не важно, царь это, или коммунист, или вообще непонятно кто. А коли на тебя все смотрят и молятся, чуть ли не как на святого, так и сам поневоле немного святым становишься.
Иван Андреевич недовольно поморщился.
— Ох, Алексей, ты слишком серьезно все воспринимаешь. Расслабься. Может, по коньячку? — предложил Рудин, доставая небольшую фляжку откуда-то из-под пальто.
— Да что вы все постоянно с этим коньяком ко мне пристаете! — в сердцах воскликнул Тукай. — Ну нельзя мне пить, нельзя, врачи запретили… Ладно, давай, только капельку. Ты мне лучше ответь на один вопрос, друг мой. Вся эта история с Жамбаевым, ведь это твоих рук дело?
Рудин замялся, оглянулся на шедших позади метрах в тридцати охранников.
— У меня было достаточно времени, чтобы поразмыслить. Ты ведь специально выставил меня заговорщиком, чтобы развязать себе руки. Но как ты все это смог провернуть? Ты же нефтяниками командуешь, а не спецслужбами.
Довольно долго они шли молча. Заходящее солнце бледно светило заговорщикам в спины, и перед ними шагали по дорожке две их гигантские нечеткие тени.
— Знаешь, пусть лучше это так и останется нераскрытым делом, — наконец ответил Рудин, — не обижайся, мне так будет спокойнее. Кстати, кто тебя сейчас охраняет?
— Не волнуйся, это мои ребята, можно говорить спокойно, ко мне у шефа вопросов нет. Холодает, пойдем перекусим.
Собеседники ускорили шаг, направляясь к виднеющемуся за деревьями главному корпусу дома отдыха. Тени тоже зашагали быстрее. Охрана неотступно следовала в отдалении.
Кремль, три дня до Нового года
«Холодает, пойдем перекусим…» — прослушав запись, глава администрации президента с одобрением взглянул на своего заместителя.
— Интересная запись, сегодня сделали?
— Вчера вечером, — отозвался Фролов.
— Молодцы, действительно молодцы, — похвалил Петров. — Кто бы мог подумать, что Рудин на такое способен? Гигант мысли! Ну что, идем на доклад к шефу?
— А смысл? — Фролов покачал головой. — Новый кандидат уже объявлен, и хода этой записи шеф не даст. Тукай в любом случае пойдет на выборы.
— И что тогда, — было видно, что Петрову ход мыслей зама пока не ясен, — оставить все как есть? К тому же Тукай, может быть, на выборы и пойдет, я не против, но Рудина мы отсечем. Он зарвался, сильно зарвался. Шеф не простит ему таких фокусов.
— А потом Тукай не простит нам, — возразил Фролов, — как ни крути, а ведь именно благодаря Рудину власть в стране еще не поменялась. А то, что в итоге Тукая выдвинуть решили, это даже неплохо, на мой взгляд, это хорошая кандидатура. Достойная, скажем так.
— Ну давай ему свечку поставим, — возмутился Петров, — за здравие.
— Через некоторое время состоится перераспределение должностей… при новом президенте, — спокойно отозвался Фролов, — имея на руках этот материал, возможно, мы сможем оказать некоторое влияние на распределение постов. Только нужно действовать очень аккуратно, чтобы не нажить неприятности. Они должны быть нам благодарны за то, что мы не обнародовали запись.
— Насколько я знаю Рудина, чувство благодарности он давно не испытывал и вряд ли к этому способен.
— Но ведь Тукая он продвинул, — настаивал Фролов.
— Продвинул, — согласился глава администрации, — но только из своих личных интересов, не сомневайся.
— Значит, нам надо показать ему, что наши интересы совпадают.
Петров на некоторое время задумался. Было видно, как он пытается просчитать все возможные варианты развития событий. Но даже самый гениальный шахматист видит лишь на несколько ходов вперед. Он перевел взгляд на Фролова. Тот невозмутимо ожидал его решения и, похоже, был полностью уверен, что Петров с ним согласится.
— Рискованная игра, однако. Рудин очень опасный противник. Но там, где большая игра, там и риски большие. — И, помолчав, добавил: — Ну что же, давай рискнем. А сейчас, может, по коньячку?
Крайний Север, 31 декабря
Иван плотно запахнул за собой полог чума, вдохнул морозный воздух. К ногам метнулись две быстрые тени — его любимые собаки ласкались, виляя лохматыми запятыми хвостов. Сэротэтто сел на ближайшие нарты, вставил сигарету без фильтра в костяной мундштук, неторопливо закурил. Собаки улеглись у его ног, преданно глядя на своего молчаливого хозяина. Ночь была холодная, но ясная и безветренная. Темное северное небо сплошь было усыпано звездами, полнолуние должно было наступить лишь через двое суток, тем не менее луна ярко освещала укрытые белым толстым слоем снега приполярные просторы. На зиму большинство семей откочевало на юг, к зимним пастбищам. Теперь вместо тундры людей и оленей окружало редколесье. Здесь было хоть немного, но теплее, чем на открытых пространствах тундры, где ледяные ветра продували насквозь даже теплые оленьи шкуры, которыми были покрыты и олени, и люди. Снега к Новому году выпало очень много, но он был достаточно рыхлый, чтобы олени могли беспрепятственно добывать из-под него ягель. После осеннего забоя стада сильно поредели. Но это Сэротэтто не расстраивало, в конце апреля, начале мая у важенок, как и всегда, начнется отел, появится молодняк. Гораздо больше Ивана, как и всех остальных его соплеменников, расстроили низкие закупочные цены на оленьи туши и шкуры этой осенью. Семья ожидала выручить гораздо большую сумму, чем получила.
Иван докурил, тщательно обстучал мундштук об нарты, убрал его за пазуху. Потрепал по голове сначала одну собаку, затем другую. Встал и почувствовал, как заныла поясница. Все же годы свое берут, у одних чуть раньше, у других чуть позже. Для своего возраста он был еще очень крепкий мужчина. Но день выдался хлопотный, и сейчас Иван чувствовал, что устал. С утра мужчины их стойбища забили несколько оленей. Иван как глава семьи первый накинул тынзян на ветвистые рога метнувшегося было в сторону в последний момент крупного оленя, резко дернул, валя оленя с ног. Подбежавший сын, крепко ухватив за рога, вывернул вбок голову несчастного животного, и Иван привычным быстрым движением полоснул по горлу. Младший сын прижал металлическую кружку к ране, горячая кровь, вырывающаяся из широкого разреза, быстро ее наполнила. Олень был еще жив, когда кружка с остывающей кровью пошла по кругу. Иван сделал первый глоток, за ним остальные. И вновь привычные, заученные за много лет движения. Оленей разделывали быстро, так же как это делали их предки и сто, и пятьсот лет назад. Сначала камус — шкура на ногах оленя, затем широкий разрез, вскрывая брюшнину. Извлекаются внутренности. Отходов нет совсем, то, что может показаться несъедобным жителям южных широт, здесь на Крайнем Севере почти деликатес. Глаза оленя надрезают и потихоньку, громко причмокивая, высасывают. То, что не хотят брать себе люди, достается прыгающим от нетерпения собакам. И вот женщины получают мясо, из которого будет приготовлен сегодняшний праздничный ужин, а молодежь начинает украшать мишурой растущую поблизости невысокую ель.