Боярин

– А что тут думать? Расшевелили мы, похоже, уругвайцев, – ответил Борис.

– Может, так, а может, просто конвой какой. Тогда, глядишь, еще кого прихватим. Подождем Олега, а там и определимся.

Н-да. Хуже нет, чем ждать и догонять. Нужно что-то придумать, чтобы увеличить обзор. В идеале – авиаразведка. Но тут у Бориса вряд ли что-то получится. Для этого нужно слишком много. Куда проще аэростат, только связываться с водородом как-то не хотелось. А если попробовать тепловой? Ничего невозможного. Мало того, можно изготовить прямо здесь. Необходимые для этого мозги, ресурсы и производственная база имеются. Нужна только идея. Толчок.

Из доклада вернувшегося Сысоева следовало, что по их душу заявились серьезные силы. Крейсер второго ранга, новой постройки, два эсминца и шесть миноносцев. Если бы не «Альбатрос», повисший у команды Бориса на ногах гирями, то оторваться не составило бы труда. Но максимальный ход, на который был способен танкер, – это двенадцать узлов.

Впрочем, ситуация только казалась аховой. На самом деле все не так уж безнадежно. Или даже совсем не безнадежно. Скорее наоборот, очень походит на ловушку со стороны наемников. Будь силы противника больше, тогда совсем другое дело. Но при нынешнем раскладе…

Да, крейсер второго ранга – это как минимум стодвадцатимиллиметровые орудия. Причем вполне вероятно, что начинка у снарядов уже не черный порох, а нормальная взрывчатка. Но было дело, Борис уже давал прикурить таким же. Причем в первый раз – с одной-единственной пушкой и снарядами, начиненными порохом. А во второй – имея в бортовом залпе два орудия. Теперь же их четыре.

На каждом его миноносце – по две пушки Дубинина, на носу и корме. Снаряды увеличенной мощности, масса которых подведена к нижней границе артефакта «Наводчик», и начинены они тротилом. Конечно, двести граммов взрывчатки – это не бог весть какая мощь. Но и не порох. Засыплет осколками палубу качественно. А еще наделает дыр в корпусах эсминцев и миноносцев, которые набраны из тонкой стали.

В довесок к этому более чем серьезная подготовка орудийных расчетов, в особенности наводчиков, что вылилось в серьезную такую копеечку. Даже если повреждения, нанесенные кораблям, будут незначительными, есть шанс попросту смести всех с палубы потоком осколков. И уж тем более если у уругвайцев не найдется защитных артефактов, что вполне вероятно. Это все еще новинка, и ценник у них кусается.

Ну и, наконец, минные катера. Или правильно все же будет сказать: торпедные. Дальность хода их грозного оружия невелика, всего-то чуть больше кабельтова. Но защита артефактов плюс высокая скорость и маневренность вкупе с дымзавесой превращают их в опасных пираний, способных приблизиться вплотную и больно укусить. Ну или убить. Тут уж как повезет.

Так что нет, положение отряда Измайлова небезнадежное. И тот, кто думает иначе, попросту не знает, на что он способен. Борис же вполне трезво оценивает свои возможности, как и остальные члены экипажей отряда. Поэтому на палубах конечно же поднялась суета. Вот только это была деловитая подготовка к схватке, а не зарождающаяся паника.

– Сигнальщик, приказ по отряду. Призам и первой группе катеров отойти к «Альбатросу» и прикрывать его. Второй – распределиться между миноносцами. Сысоев! – повысил голос Рыченков, окликая командира «Садко».

– Я, Дорофей Тарасович, – отозвался унтер.

– Держись с другого борта. Мы пойдем на их крейсер, так что нормально получится.

– Слушаюсь.

Хитрость этого маневра заключалась в том, чтобы максимально использовать имеющиеся в их распоряжении защитные артефакты. Если катер находится на борту или на буксире, то его дополнительная защита не работала. Но если он двигался рядом, «Камуфляж» и «Защитник» работали штатно.

Только одна деталь. Чтобы это сработало должным образом, снаряды противника должны иметь возможность добраться до катера. К примеру, в случае с «Новиком» при стрельбе по нему из малокалиберных пушек от защиты «Садко» ему ничего не перепадет. Потому что они не способны пробить эсминец в оба борта, чтобы добраться до катера. Чего не сказать о стодвадцатимиллиметровых орудиях. Если нужно увеличить защиту от мелкого калибра и картечниц, то Сысоеву придется двигаться со стороны противника. Вот такие танцы с бубнами.

Тот факт, что танкер с призами начал отходить, а эсминец с миноносцами выдвинулись навстречу противнику, уругвайцев ничуть не смутил. Расправятся сначала с этими, а там и транспорт нагонят.

– Сигнальщик. Приказ по отряду. По местам стоять. К бою изготовиться, – распорядился Рыченков.

– Слушаюсь, господин лейтенант, – отозвался молодой матрос, тут же заработав шторками прожектора.

По палубе разнесся свист боцманской дудки, которому начали вторить на миноносцах. С «Садко», шедшего в паре метров от борта «Новика», также раздался свист. Сысоев с самым серьезным видом выводил трель боевой тревоги, выдавливая из троих своих подчиненных улыбку. Дорофей Тарасович взирал на эту выходку, иронично склонив голову набок. Мол, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

– Боря, слушай сюда, – приняв доклад о готовности к бою, заговорил Рыченков. – Отправляйся к кормовому орудию и становись за наводчика. Я тремя орудиями буду работать по крейсеру. На него же задействую и дальномеры. Твоя задача – пара эсминцев. Никто лучше тебя не управится с этим, даже если всеми четырьмя пушками станем палить по ним. А ты и без дальномера хорошо отстреляешься.

– Вообще-то мне нужно нарабатывать командирскую практику.

– Наработаешь еще. А сейчас лучше использовать твои таланты, – похлопал его по плечу старый моряк.

Выглядело это как-то… по-отечески, что ли. Дорофей Тарасович был ниже чуть не на голову, да и сложением не выделялся, чего не сказать о статном и возмужавшем подопечном.

Борис прошел к нижнему кормовому орудию, понаблюдал какое-то время за суетой возле него. Не хотелось отстранять штатного наводчика. Все же это обидно. Получается, что выказывают недоверие. Но Рыченков прав.

Верный Яков замер неподалеку. Мешать не станет, но и приглядит на всякий случай. А то мало ли. Его подопечному вечно неймется. Любит он хватать своим телом всякие осколки. А так, глядишь, и поспеет с «Аптечкой».

– Ну что, Максим, позволишь мне твоего зверя использовать? – тронув парнишку-наводчика за плечо, спросил Борис.

– А? Ваше благородие, – вытянулся паренек, до этого деловито проверявший оптику.

– Ну так как? – кивая в сторону орудия, уточнил Борис.

– Так точно, ваше благородие.

Голос вроде и не дрогнул, и всем видом показывает усердие и рвение в службе. Но именно это-то указывает на то, что паренька подобное недоверие задевает за живое. Знает, насколько хорошо Измайлов управляется с пушкой. О втором таком наводчике слышать не приходилось. Но какое это имеет значение, если от орудия отстранили именно его?

– Ничего, братец, будут еще у тебя бои. Для того и готовим, – ободряюще похлопал его по плечу Борис.

После чего подступился к орудию. Тем временем над кораблем послышался голос, усиленный медным рупором. Командир плутонга, будучи на дальномерном мостике, выкрикивал направление и дистанцию до цели. Но, к удивлению орудийного расчета, Измайлов явно не довернул ствол до указанной цели.

Русские миноносцы начали отворачивать влево, обходя противника по дуге. Уругвайцы среагировали на это, и шесть их миноносцев начали смещаться в сторону русских кораблей, препятствуя обходу крейсера и эсминцев. Ну и, как им казалось, отсекая противника от транспорта и «Новика».

Борис навел орудие в головной эсминец. Зная размерения корабля, прикинул дистанцию. Определил направление. Все так же навскидку взял упреждение и возвышение, мысленно прикидывая траекторию снаряда. Три орудия уже рявкнули, посылая свои гостинцы крейсеру, а Измайлов все еще приноравливался, пытаясь нащупать то самое ощущение единения с орудием. Казалось, вот сейчас. Еще немного. Самую малость. Но нечто незримое всякий раз ускользало, срываясь в самый последний момент.

Отчаявшись почувствовать это, он активировал «Наводчика» и наконец выстрелил. Тело орудия лягнуло, откатившись по направляющим, а затем плавно вернулось обратно.

– Снаряд, – привычно скомандовал Борис.

Лязгнул замок. Гулко и звонко брякнулась о палубу латунная гильза. Шорох нового снаряда, входящего в казенник. Лязг закрывающегося замка.


– В стволе, – с легким толчком в правое плечо доложил замковый.

Борис словно прикипел к панораме, продолжая сопровождать цель. Наконец снаряд упал, взметнув столб воды. Взрыватели чуткие, поэтому срабатывают даже от удара о воду. Оно и хорошо. Его рассмотреть куда проще, чем всплеск упавшей болванки. Недолет. И скорость определил неверно. А вот с направлением движения эсминца полный порядок.

Вынес упреждение чуть вперед. Увеличил возвышение. Выстрел! Пока расчет заряжает орудие, Измайлов продолжает следить за результатом, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. На то, что остальные орудия бьют как метроном и даже уже добились одного попадания. Что по «Новику» стреляют все три корабля и вокруг него постоянно возникают всплески.

Только с пятым снарядом ему удалось-таки попасть по головному эсминцу. Еще два выстрела, один из которых случился промахом. А потом на Бориса накатила та самая уверенность, когда он точно представлял, куда и как полетит снаряд. Эсминец, конечно, меньше крейсера и дистанция – более шести с половиной тысяч метров, н-но…

– Братцы, а теперь старайтесь, как черти. Заряжайте так быстро, как только можете, – все так же не отрываясь от прицела, задорно скомандовал он.

Расчет едва поспевал за Борисом, который стрелял сразу по получении доклада замкового. Измайлов умудрялся постоянно удерживать в воздухе по три снаряда, безошибочно внося поправки в зависимости от маневра оказавшегося под накрытием уругвайца. Мимо цели уходил только каждый третий выстрел. Да и то из-за неумолимой статистики разброса.

Вскоре на головном разгорелся пожар и он отвернул, выходя из боя. Одну из труб разнесло в клочья прямым попаданием, и эсминец заволокло дымом. Вообще-то не тот калибр, чтобы так-то навредить. Скорее всего, там случилось еще что-то.

Борис перенес огонь на второй. И тут уж ему не пришлось приноравливаться. Он с ходу взял противника под накрытие и уже вторым выстрелом добился попадания. Четвертый снаряд, наверное, угодил в минный аппарат, уж больно серьезно рвануло, далеко разметав обломки и куски обшивки корпуса. Ну что тут сказать, лучше уж гигроскопичный пироксилин с риском отсыреть, чем динамит, способный детонировать от неудачно прилетевшего осколка.

Повреждения от поверхностного взрыва оказались более чем серьезными. Но уругвайца это не убило. Он даже сохранил ход и управление, хотя и замедлился. Отвернувшись кормой, он поставил дымы и вскоре не только скрылся сам, но и сумел укрыть товарища, вышедшего из боя раньше.

Борис тут же перенес огонь на крейсер и снова взял под накрытие первым же выстрелом. И даже добился попадания. А потом, как метроном, посылал в противника один снаряд за другим. При этом он неизменно попадал в цель, которая на этот раз была куда больше и менее маневренной.

Борис настолько увлекся стрельбой, что только в самый последний момент увидел «Садко», уже сблизившегося с крейсером для торпедной атаки. Противник по нему не стрелял. Слишком частые попадания и беспрерывный визг осколков либо выкосили палубную команду и обслугу орудий, либо загнали в укрытия. Так что катеру никто не мешал. Миг – и на его носу вспухло облачко порохового дыма. А через несколько секунд под правым бортом избитого, но все еще не получившего серьезных повреждений корабля взметнулся огромный столб воды, доставший до клотика фок-мачты.

– Прекратить огонь, – раздался голос Рыченкова, измененный медью рупора.

Вторя ему, засвистала боцманская дудка. Борис вновь перевел взгляд на катер. Сысоев отходил по всем правилам, укрываясь за дымами. Мало ли кто пальнет в спину? «Садко» слишком близко к подбитому кораблю, и его вполне могут обстрелять из винтовок или «Гатлингов».

Взгляд в сторону дымовой завесы, поставленной одним из эсминцев. Как раз в этот момент в нее ворвались два катера из числа сопровождавших танкер. Какое-то время они отсутствовали, а затем появились. И практически одновременно с этим один за другим раздались два мощных взрыва.

У сражающихся в стороне миноносцев дело также подходило к развязке. Два уругвайца потеряли ход и были атакованы катерами, которые прикрывали своим огнем русские миноносцы. Снаряды с успехом опустошали палубы кораблей, но не могли нанести сколь-нибудь существенного вреда. Единственное, что им удалось, – это повредить дымовые трубы, в результате чего противник и потерял ход. Точку же в этом противостоянии поставили торпеды.

– Жаль, что до базы далеко, – встретил Бориса на мостике Рыченков. – Можно было бы увести призами на буксире.

– Да ну его, возиться еще со старьем. Если бы не «Альбатрос», то у них вообще никаких шансов догнать нас не было бы, – удивляясь отсутствию лога победы, возразил Измайлов.

– А кто тебе сказал, что мы так просто их отпустили бы? Не стоит быть чересчур рачительным и бережливым, Боря. Боевой опыт можно получить только в бою и никак иначе. Так что дрались бы с ними в любом случае. При таком-то перевесе глупо бы было игнорировать.

– Дорофей Тарасович, а куда это мы? – только теперь обратив внимание на курс «Новика», поинтересовался Измайлов.

– Я же говорю: глупо отпускать добычу. Пусть волчата еще малость ее потреплют. Как с призами, твоя правда, возиться не особо хочется. Но отправить на дно сам бог велел. Если уж дергать уругвайцев за усы, то делать это нужно побольнее. Пусть будет им наука на будущее.





Глава 26

Нет предела совершенству




– Здравствуйте, Борис Николаевич.

– Здравствуйте, Константин Матвеевич, – поднимаясь навстречу гостю, поздоровался Измайлов.

Он расположился на прогулочной палубе «Пилигрима». Плавмастерская одновременно являлась и учебным центром отряда. Именно здесь располагались классы, в которых проводились занятия с членами экипажа. Борис и не думал прекращать ковать будущие кадры. Ну коли взялся за что-то, делай это хорошо. Вот он и старается.

Сам Измайлов также не прерывает занятий. В настоящий момент получает знания, чтобы закрыть полный курс университета. А там встанет на тернистый академический путь, сиречь к докторской диссертации. Он уже достиг высшей ступени в области изобразительного искусства, и теперь нет никаких препятствий для бесконечного роста ступеней развития.

Хм. Если отбросить налоги, причитающиеся его величеству, выделить долю своим людям, хотя он им ничего не должен, так как изрядно влил в них авансом, то у него останется еще столько, что он разом возьмет тринадцатую ступень и встанет на путь к четырнадцатой. А это пятнадцать миллионов очков свободного опыта.

Вот только простой рост его не устраивал. Измайлову мало быть действительным членом академии художеств. Для избранного им пути необходимо техническое образование. С имеющимся сейчас выше капитана второго ранга не подняться, что Измайлова не устраивало в корне. И вообще, как выяснилось, Борису интересно не только ходить по краю, но и создавать что-то новое.

Никакой фигуры речи. Тот же акваланг. Измайлов имел только поверхностное представление, что это и как должно работать. Все остальное пришлось додумывать и изобретать с нуля. И, между прочим, не ему лично. Отчего присутствовал эдакий налет разочарования. Имея же соответствующее образование, он сможет управляться и сам если не со всем, то с многим.

– Чаю? У нас великолепная выпечка, – предложил Борис старшему военному советнику при президенте де Каррильо.

– Не откажусь. Признаться, уже устал от парагвайской кухни. Кстати, у вас, случайно, нет гречки и ржаного хлеба?

– Гречку с молоком?

– Было бы неплохо.

– Вестовой, гречку с молоком и корзинку ржаного хлеба, – распорядился Борис. – С чем пожаловали из столицы? – вновь обращаясь к Горскому, поинтересовался Измайлов.