Бог мелких пакостей
Часть 6 из 41 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ну и зачем тебе понадобилась сестра покойной? – зло спросила я Алину.
Мы возвращались в «Пилигрим» после свидания с криминалистами, и настроение у меня было препаршивое. В лабораторию нас под конвоем проводил Алексей. То ли по забывчивости, то ли намеренно он не предупредил своих коллег о том, что мы добрые знакомые Сергея Петровича и нас привезли сюда исключительно затем, чтобы преподать урок и отбить всякую охоту путаться под ногами у полиции. А посему в лаборатории с нами обращались без церемоний, то есть как с настоящими подозреваемыми. Даже Алина, любительница качать свои и чужие права, дабы не вызвать гнев хозяев, старалась лишний раз рта не раскрывать, молча исполняла все, что от нас требовалось.
Теперь, когда с нас сняли всевозможные пробы, а также отпечатки пальцев, я не могла сдержать себя:
– Кто тебя дергал за язык? Какой такой личный интерес? Тебя скучно живется? Нечем заняться?
– Марина, ты мелко мыслишь, вперед не смотришь, – упрекнула меня в недалекости Алина. К слову сказать, это самая любимая ее тема, потому как подспудно она считает себя самой умной и самой дальновидной. К чему доводит ее сообразительность и страсть к авантюрным поступкам – отдельный разговор. Итак, Алина села на своего любимого конька и принялась учить меня жить: – Ты рассуждаешь совсем как Воронков. Не тебя убили – уже хорошо, радуйся. А если это нас хотели подстрелить? Скажем, конкуренты?
Алине эта мысль понравилась. Взгляд ее приобрел туманность и отрешенность, а в черепной коробке вовсю уже раскручивалась новая версия. Чтобы дневной свет не мешал ей мыслить, она сощурила глаза в узкую щелочку. Слава богу, мы стояли на перекрестке в ожидании, когда загорится зеленый свет, и не рисковали в кого-нибудь врезаться. А если бы ее осенило, когда автомобиль мчался по оживленному проспекту? Страшно подумать!
Светофор мигнул красным глазом, затем желтым и зеленым. Позади нас раздались возмущенные сигналы. «Давайте, трогайтесь! Что уснули? Спать дома будете». Но Алина была так увлечена своими мыслями, что никак не реагировала на звуковые раздражители. Я легонько ее толкнула в плечо. По ее губам скользнула загадочная улыбка. Значит, что-то придумала. Уверена, если ее сейчас спросить: «Кто?», она и фамилию скажет, и название фирмы, у которой мы стоим поперек горла.
– Это Арсеньев и его фирма «Зеленый фургон», – оправдала мои ожидания Алина.
Она думала, что я подпрыгну от восхищения, начну хвалить ее дедуктивные способности, восторгаться ее умом и сообразительностью, но я ее разочаровала. Вместо хвалебной оды она от меня услышала:
– Поезжай, если не хочешь, чтоб тебя растерзали разъяренные водители. За нами образовался хвост длиной в два квартала.
Машина тронулась с места. Три минуты Алина хранила молчание, на четвертой не выдержала и спросила:
– Так как тебе Арсеньев? По-моему, он ни перед чем не остановится, у него на роже написано, что может убить любого, кто перейдет ему дорогу.
– Ну, это уж слишком! – не выдержала я. – Алина, у тебя две крайности: конкуренты и мифический истукан. Хорошо хоть при Воронкове ты о нем не вспомнила.
– Ты же мне велела не заикаться, вот я и смолчала. Хотя, наверное, зря. Чувствую, одно без другого не обошлось. Слушай, у них такая лаборатория серьезная. И связи в научных институтах… Может, попросить Воронкова проверить статуэтку на предмет электромагнитных колебаний или, не знаю, как назвать, короче – импульсов от моих мозгов, которые он трансформирует в свои пакости.
– Останавливайся, приехали! – выкрикнула я. Алина, задумавшись, проскочила мимо нашего туристического агентства. Я сначала решила не комментировать Алинин бред, но, видя ее блуждающий взгляд, все же сказала: – Алина, ты права, мозги тебе определенно нужно просветить, хотя бы рентгеном.
– И правда, голова у меня идет кругом. Столько мыслей, столько мыслей… – Алина сдала назад, остановила «Опель» перед «Пилигримом» и опять углубилась в размышления, позабыв не только на меня обидеться, но и выйти из машины.
– И долго ты здесь собираешься торчать? – спросила я, наблюдая за тем, как Алина завороженно смотрит на руль и что-то бормочет себе под нос. – Ау! Приехали, вылезай. Или ты и дальше будешь сидеть?
– А? Что? Нет, я все-таки уверена, это как-то связано между собой. Вот послушай. Допустим, я сгоряча сказала… Кстати, ты не помнишь, что я сказала?
– Нет! – рявкнула я и выскочила из машины.
– Подожди. Послушай же. – Она догнала меня на ступеньках. – Арсеньев хотел убить нас, не ее. Для этого и нанял киллера. Киллер уже сидел в засаде, скажем, на крыше дома, а тут я пожелала, чтобы хозяева магазин сгинули. Помнишь, именно так я сказала?
Я не ответила.
– Статуэтка перетранспортировала мои мысли киллеру, он принял сигнал и выстрелил не в нас, а в Ларису.
– Умно! – фыркнула я. – Но если бы он хотел выстрелить в нас, он бы находился на той стороне улицы, где находится «Бон вояж». Ты понимаешь, Алина, пуля летит по прямой линии и не может сделать дугу, чтобы с крыши угодить на первый этаж того же самого дома.
– Киллер мог находиться и не на крыше, а прямо на улице. Тогда ему было бы все равно куда стрелять: в окна «Пилигрима» или в окна «Бон вояжа».
– Алина, не морочь мне голову. Но, если хочешь знать мое мнение, лучше думай, что это проделки африканца, а не наемного убийцы. Тогда пуля взялась неизвестно откуда, а потом неизвестно как угодила в Ларисину голову. Мне так спокойнее. Твое умственное помешательство я как-нибудь переживу, а вот поисками киллера пусть займется Воронков.
– А что Воронков? Он даже не сказал, чтобы мы не путались у него под ногами, – обиженно буркнула Алина.
– Еще скажет. Будь уверена. Обещал же он вечером зайти, вот и предупредит.
Но в тот день Воронков так и не осчастливил нас своим приходом. Я думаю, он рассчитывал на наше благоразумие. По его мнению, мы женщины серьезные, деловые, много раз попадали в переделки, из которых должны были извлечь определенный жизненный опыт. К тому же с его подачи нас отвезли в лабораторию, которая, кстати сказать, находится в одном здании с моргом. Одну половину здания занимает морг, другую – лаборатория. Догадываюсь, поездка была своего рода устрашающим фактором, не зря же нас завели в здание с другого конца и провели в лабораторию через морг, да еще мимо столов с лежащими на них трупами? Мол, смотрите, что бывает с непослушными девочками, у которых слишком длинные, любопытные носы.
Остаток дня Алина простояла у окна, наблюдая за противоположной стороной улицы. Там было тихо: «Бон вояж» опечатали, рабочих отпустили. Пешеходы торопились по своим делам и в окна туристического магазина не заглядывали.
– Почему так немноголюдно? Ни зевак, ни ажиотажа, – удивилась Алина. – Это ведь событие! Девушку подстрелили!
– А тебе нужна толпа перед входом?
– А что? Тоже неплохо. Своего рода реклама.
У меня отвисла челюсть и брови взмыли вверх. Так, с открытым ртом и волной складочек на лбу, я повернулась лицом к Алине.
– Какая реклама? Кому реклама?
– Нам реклама, «Пилигриму», – спокойно ответила Алина. – Ты только представь. Даем мы рекламу в газете, улицу указываем. Но ведь не все запоминают названия улицы. А тут такой ориентир – в доме напротив девушку застрелили. Сразу всем становится понятно, где расположено туристическое агентство.
– Алина, ты точно умом тронулась. Как ты можешь? Человека убили ни за что ни про что, а ты сожалеешь о том, что мало любопытных сбежалось на труп посмотреть?
– Я об интересах нашего агентства пекусь, а ты к словам придираешься! – обиделась Алина. – И каждый раз меня дурой называешь.
– Ты сама себя так назвала, я не говорила. Но даже если бы я тебя так назвала, была бы права, потому в последнее время ты сплошную чушь городишь. У меня складывается такое впечатление, что у тебя мозги поплыли.
– А ты такая умная, что вообще ничего придумать не можешь. На мне все: и реклама, и новые проекты.
– Прошу заметить – прожекты, а не проекты.
Мы опять поссорились, уже не в первый раз за этот день. Я демонстративно вышла из кабинета и села в общей комнате рядом с Аленой с благим намерением продать пару путевок. Мне нужно было поднять настроение, а я всегда радуюсь, когда люди выбирают отдых с нашим агентством.
Но ни один посетитель, как на грех, в «Пилигрим» не заглянул, и я вскоре поняла, что мне вообще не до посетителей и не до их обслуживания. Я поймала себя на мысли, что наша с Алиной дружба трещит по швам. После ее возвращения из Африки она здорово меня злит, я стала нервная, раздражительная. Начала срываться на нее по поводу и без.
Конечно, Алина всегда отличалась своеобразием поведения. С посторонними она старается держаться в рамках общепринятых норм, а вот со знакомыми порой расслабляется и не контролирует свои эмоции, поэтому многие из них считают ее эгоистичной и нагловатой особой со склонностью к стервозности. Что есть, то есть, но лишь в той мере, что придает изюминку женщине. Зато с ней всегда интересно, у нее, как у ребенка, что на уме то и на языке. Только не надо думать, что Алина проста как ситцевая простыня – хитрости в ней навалом. А о смекалке и сообразительности отдельный разговор. Эти два качества иногда работают и в мирных целях. Алинина голова выдает такие туристические проекты, что они сразу же становятся хитами сезона. Чего греха таить, неуемная Алинина фантазия позволяет нашему «Пилигриму» уверенно держаться на плаву в море туристического бизнеса.
Почему же меня стали раздражать все те качества подруги, которые раньше так мне нравились? Дружим мы, слава богу, с самого детства, и ничего такого прежде не происходило. А тут откуда-то взялась резкая антипатия друг к другу? Непонятно.
Дверь в кабинет приотворилась и оттуда высунулась смущенная голова Алины.
– Марина, – тихо позвала она, – ты можешь зайти? Пожалуйста.
Голос у нее был жалобный и просящий, почти умирающий. Я не выдержала, встала и пошла в кабинет.
– Я тут сидела и думала, – начала она.
Я кивнула головой: «Думала – это хорошо».
– Ты, конечно, можешь меня обозвать еще десять раз дурой, но я все равно тебе скажу. Все наши неприятности из-за него, – она взглядом указала на истукана, который своими деревянными глазками взирал на нас с подоконника. – Я же вижу, как ты изменилась, после его появления у нас. К примеру, ты сегодня сказала, что у меня мозги поплыли, а у меня после твоих слов такая мигрень началась, что сил терпеть нет, – Алина всхлипнула и для наглядности коснулась ладонью лба. – Ты последние дни на меня злишься. Я боюсь, что ты в сердцах скажешь: «Глаза мои тебя бы не видели», и со мной что-нибудь случится. Давай помиримся.
Она развела в стороны руки и с распростертыми объятиями пошла на меня. Но обняться мы так и не успели. Очевидно, слезы залили Алине глаза, она не заметила на полу стопку рекламных буклетов (которую, кстати сказать, сама же там поставила), зацепилась за нее ногами и со всего размаху упала на пол. Руки она свести перед собой не успела, поэтому лицом угодила как раз на другую пачку с печатной продукцией, которая была пониже первой пачки.
Увидев, как моя подруга, словно подкошенная, упала на пол, я испугалась. Мне сразу вспомнилась Лариса, и я заорала:
– Алена, вызывай полицию. Алину убили.
Я посмотрела в окно. Фрамуга была открыта. Легкий ветерок играл жалюзи, а на подоконнике стоял истукан. Он хитро зыркал на меня черными глазками и подло улыбался. По моей спине пробежала дрожь.
В комнату влетела наша секретарша Алена.
– Марина Владимировна, что случилась? Я не поняла, кого вызвать?
– Полицию, Алину убили, – с трудом выдавила я из себя и, не сдержавшись, зарыдала.
Алина пошевелилась. Сначала она подтянула под себя руки, затем отжалась на них и подняла лицо. С лицом происходило нечто невероятное. Кто часто в детстве падал, знает, если получить сильный удар в нос, распухает не только нос, но и веки. Причем так, что глаз практически становится не видно. Отечность приобретает синеватый оттенок, потом переходит в зеленый, желтый и через неделю исчезает, как обычный синяк. Но эту неделю надо как-то пережить. Для женщины такой синяк все равно что мировая катастрофа, конец света, апокалипсис, если хотите.
– «Скорую», – в панике завизжала Алина. – Я ничего не вижу. – И, подобно гоголевскому Вию, добавила: – Поднимите мне веки.
– Это немудрено, когда вместо век вареники, – воскликнула Алена и, глядя на Алинино лицо, перекрестилась. – Алина Николаевна, что с вами?
– Не видишь, что ли, человек упал? – Я подлетела к Алине, стала ее поднимать и на радостях, что та оказалась живой, целовать. – Как же тебя так угораздило? Бедная ты моя.
Алина отстранила меня рукой:
– Подожди, а ты мне ничего не желала?
– Я – нет, это ты за меня сказала: «Чтоб глаза мои тебя не видели». Ой! Что же это получается? – я схватилась за голову.
– А ничего хорошего. Теперь ты мне веришь? – Алина, как слепой крот, потянулась ко мне лицом.
– Верю, верю, – поторопилась я ответить, Алина тому была красочным подтверждением. Веки синели на глазах. Теперь ее лицо напоминало негатив фотографии панды. Нос превратился в подгоревший пирожок, а глаза таились в недрах двух синюшных подушек. – Господи, Алена, неси скорей лед! И беги скорей в аптеку. Может быть, там тебе что-нибудь присоветуют.
– А «Скорую» и полицию вызывать?
– Нет. Никакой полиции. И «Скорой», пожалуй, тоже не надо. Лед скорей неси.
Алину мы положили на диван, и до закрытия «Пилигрима» я старательно прикладывала ей на веки лед. Отек немного спал, теперь она могла видеть. Она хотела подняться, чтобы подойти к зеркалу, но я удержала ее на месте – лишние переживания ей ни к чему.
– Не вставай, полежи еще. Я сейчас тебе на глаза компресс положу с мазью «Антиситяк».
– Что еще за мазь?
– Какая-то новая. Алене в аптеке предложили.
– А, – Алина отмахнулась от компресса рукой, – синяк уже есть. Так или иначе он пройдет. Лучше скажи, что с африканцем делать будем? Пока он здесь находится, жизни у нас не будет. Нельзя же все время молчать? Лично я не могу. У меня темперамент, – стала оправдываться Алина. – Если что-то не по мне, смолчать мне трудно.
О ее привычке сразу резать правду-матку я знала не понаслышке, поэтому предложила: