Бог мелких пакостей

Воронков сел к нам в машину, и мы двинулись на вокзал. По дороге он пытался разговорить Алину, но та упорно молчала, крепко вцепившись в руль. С миной полного безразличия на лице помалкивала и я: меня за язык никто не дергал. Где-то в глубине души я злорадствовала, мне хотелось посмотреть на выражение лица Воронкова, когда Алина вывалит на него всю ерунду с африканским божком, мором мышей в лаборатории Вадима и сломанной ногой Клары Федосеевны.

Припарковав машину на стоянке, Алина потащила нас к ячейкам автоматической камеры хранения. Она торопилась предъявить Воронкову истинного преступника, который, по ее мнению, и являлся началом всех несчастий не только Красиных, но и ее личных.

Алина достала из сумки шпаргалку и, пробежав вдоль ряда ячеек, остановилась как вкопанная перед дверцей ячейки под номером сто девять.

– Здесь, – выдохнула она. – Здесь он.

– Кто? – осторожно спросил Воронков.

– Тот, кто реализует мои грешные мысли. Бог африканского племени камба, – торжественно произнесла Алина.

Воронков откашлялся, чинно вытер платком пот со лба, почесал затылок, затем сказал:

– Не понял.

– Понимаете, – затарахтела Алина и со скоростью сто двадцать слов в минуту выложила все о ритуальной статуэтке, начиная с того момента, когда она, Алина, украла ее в маленькой африканской деревушке, и заканчивая тем днем, когда у нее вырвались эти слова: «Чтобы они все сгинули», имея в виду хозяев магазина «Бон вояж». Покаявшись перед Воронковым во всех своих грехах, Алина закончила исповедь словами: – И вот теперь идет планомерный отстрел всех Красиных. Не послушалась я Господа нашего, грех на мне. Не зря же он говорил: «Не убий, не укради, не возжелай…». Как вы думаете, Сергей Петрович, есть ли мне прощение?

– Откройте, – перебил Алину Воронков и взглядом указал на дверцу ячейки.

Алина тут же бросилась крутить колесики кодового замка. Замок почему-то не открывался. Она возобновила попытку – тщетно. Алину лихорадило, ее руки тряслись, но она снова и снова набирала шифр. Наконец она не выдержала и выкрикнула:

– Черт тебя возьми! Ты когда-нибудь откроешься?

В завершении она треснула кулаком по дверце – замок не открылся.

– А ты правильно набираешь шифр? – поинтересовалась я. Когда мы запихивали в ячейку статуэтку, я возложила почетную обязанность быть хранителем кода на Алину. Очевидно, зря, Алина его забыла. Или перепутала.

В ответ на мои слова Алина возмутилась:

– Что значит – правильно набираешь код? Конечно, правильно! Я ввела дату своего рождения. По-твоему, у меня склероз?

– Тогда почему ячейка не открывается?

– Мистика, – с придыханием выговорила Алина. – Верите, Сергей Петрович, как только у меня в руках оказался этот божок, со мной начала происходить разная чертовщина. И ячейка не открывается, потому что он там, – она перешла на шепот. – Должно быть, обиделся. Не надо было его сюда запирать. Не зря профессор нас предупреждал: от него можно избавиться только по-доброму.

– Какой профессор, – по ходу Алининого сумбурного объяснения спросил Воронков.

– Грузин-африкановед.

– Кто? – не поверил Сергей Петрович.

– Ираклий Георгиевич Кохидзе. Профессор университета. Он занимается этнографией народов Африки.

– Грузин-африкановед. Какой ужас!

– Почему?

– Потому что вы мне, Алина Николаевна, совсем голову заморочили. Значит, говорите, спрятали сюда свою статуэтку? И шифр хорошо запомнили?

Алина кивнула головой.

– Я не могла его забыть. Девятое октября одна тысяча девятьсот, а две последние цифры уже не поместились.

– Тогда стойте здесь. Я сейчас.

Через пятнадцать минут Воронков вернулся в сопровождении полицейского и дежурного по вокзалу. Строгий дядечка в форме и фуражке сразу вычислил, что спрашивать надо с Алины, а не с меня. Наверное, потому, что я спокойно стояла рядом с ячейкой, Алина же бегала взад-вперед, заламывая руки и кляня свою судьбу, которая в недобрый час забросила ее в Африку.

– Что лежит в ячейке?

– Статуэтка, завернутая в полиэтиленовый пакет.

– Больше ничего?

– Ничего.

– Тогда заполните эту бумагу. Имя, фамилия, адрес. Товарищ капитан, под вашу ответственность.

– Да, конечно, открывайте, – дал добро Воронков.

Дежурный по вокзалу достал из кармана ключ, продел нехитрую манипуляцию и в два счета открыл дверцу. Алина сделала шаг вперед, чтобы лучше рассмотреть содержимое ячейки.

– Ваше?


– Не-е-ет, – Алина растерянно посмотрела сначала на дежурного, потом на меня, потом снова в ячейку.

Она не верила своим глазам: на месте полиэтиленового пакета, в который мы от пыли упаковали статуэтку, лежала пластиковая клетчатая сумка «мечта оккупанта».

– Так это точно не ваша сумка? – переспросил дежурный.

– Нет, не наша, – вместо Алины ответила я, поскольку та в тот момент находилась в состоянии ступора. Безумными глазами она пялилась в ячейку и на окружающих не реагировала.

Видя, что с Алиной разговаривать бесполезно, дежурный по вокзалу и Воронков переключились на меня.

– Может быть, вы перепутали ячейки? – спросил дежурный.

– Ну я же записала, – всхлипнула Алина и протянула Воронкову скомканный листочек.

– Что с вас взять, – отмахнулся от нее Сергей Петрович и обратился к дежурному по вокзалу: – На всякий случай давайте посмотрим, что в сумке. Не исключено, что они просто забыли, в какую сумку положили статуэтку.

– Да у меня отродясь таких сумок не было, – отреагировала Алина. – Не мои это вещи!

В сумке оказалась смена мужского белья, теплый свитер и две банки с маринованными огурцами.

– Ваше?

– Вы что, издеваетесь?! – Алина заплакала.

– Ладно, закрывайте. Извините за беспокойство. Пошли, – бросил нам Воронков и направился к выходу.

– Сергей Петрович, вы мне не верите? Не верите? – Алина догнала капитана и заискивающе посмотрела ему в глаза. – Скажите честно: вы мне не верите? Я не вру, это все он. Он!

– Верю, Алина Николаевна, верю, что вам надо отдохнуть. До свидания. – Воронков ускорил шаг, надеясь от нас отвязаться. Не тут-то было. Алина схватила меня за руку и увлекла за собой вслед за капитаном. Поскольку мы продолжали бежать рядом, он продолжил: – Неужели вы ожидали, что я поверю в ваши бредни? Африка… какой-то бог… материализация черных мыслей. Чушь! Я думал, у вас ко мне что-то серьезное, а вы только время у меня отняли.

– Это серьезно, очень серьезно, – ни на шаг не отставая от Воронкова, надрывно кричала Алина. – Вот увидите, Нину тоже убьют! Если еще не убили.

– Типун вам на язык, Алина Николаевна, – Воронков остановился и серьезно посмотрел на меня. – Марина Владимировна, уймите вашу подругу. Я жить хочу, а она меня в гроб сведет своими предсказаниями. Предупреждаю, если еще один труп найдете, посажу за решетку, по всей строгости закона посажу.

Воронков ушел, а мы остались стоять посреди вокзала. Алина от досады топнула ногой и по-детски заплакала:

– Ну почему мне никто не верит? – размазывая по лицу слезы, твердила она: – Почему мне никто не верит?

– Ой, Алина, не одной тебе не верили. Кассандра тоже предрекала опасность от коня, которого троянцы втащили в город.

– Но она же была права! – Окрыленная тем, что она не одинока, Алина подняла на меня заплаканные глаза.

– Была, что толку? Трою все равно взяли.

– Воронков тоже пожалеет, что не послушался меня, – пригрозила она.

– Алина, поосторожней со словами, – предостерегла я подругу: береженого бог бережет. – Работа у него такая – верить фактам, а не предсказаниям гадалок.

– Я не гадалка, – обиделась Алина. – Я – Кассандра, которой никто не верил.

– Знаю. Поэтому лучше помолчи, чтоб потом не жалеть. Поехали домой, время уже ого-го, – я посмотрела на часы. – Кошмар! Без пятнадцати десять! Олег опять будет бурчать, что я не уделяю должного внимания ему и ребенку.

Только я зря торопилась: как раз Олега дома и не было. Дверь открыла Анютка.

– Чего так поздно? Мне скучно одной сидеть.

– А где папа? – поинтересовалась я, про себя радуясь, что избежала семейной разборки.

– Папа пошел пообщаться со старым товарищем, который на три дня приехал в командировку, – доложила мне дочь.

«Вот видите, мужчинам, оказывается, общаться можно, а женщинам ни-ни», – без злости подумала я.

– Мам, у меня к тебе разговор есть, – Аня посмотрела на меня виноватыми глазками и потащила в свою комнату. Заботливо посадила меня на диван, почему-то подперла с боку подушкой, а затем сунула в руки школьный дневник, предусмотрительно заложенный на нужной странице закладкой. Мне ничего не оставалось сделать, как его раскрыть. В дневнике красовалась жирная двойка.

– Это еще что за птица?

– По математике.

– За что?

– Мы вспоминали принципы римской системы исчисления. И я ничего не могла вспомнить, – покаялась Анюта.

– И сразу пару влепили?

– Нет, мы второй урок эту чертову систему вспоминаем.