Блик

– А я не разрешал тебе менять свое решение.

Я отшатываюсь так, словно он меня ударил. Могу с уверенностью сказать, что именно такая боль и охватывает мое тело.

Его рот плотно сжат, плечи напряжены, на голове гордо сияет корона.

– Последний шанс, – злобно говорит он. – Полезай в клетку, или я сам туда тебя запихну.

Ощущение, будто меня пронзили в самое сердце.

Я не видела его два месяца. Не раз думала, что меня убьют. Я лишь хотела, чтобы он сказал, что гордится мной, что любит.

Хотела, чтобы он обнял меня. Обнял как следует, прижав голову к своей груди, чтобы я снова услышала, как поет для меня его сердце. Но он этого не сделал. Он не держал меня в объятиях – он держал меня на расстоянии вытянутой руки.

– Мидас, я пытаюсь с тобой поговорить, по-настоящему поговорить, – произношу я, в голосе слышна боль, которая давит мне на грудь. – Я всегда тебе доверяла. Всегда прислушивалась к тебе. И ты послушай меня хоть раз.

Выражение на его лице такое едкое, что я удивлена, как оно не прожгло меня насквозь.

– Послушать тебя? – выплевывает он. – Ведь ты добилась огромных успехов, выживая в этом мире, не так ли? – спрашивает, насмехаясь. – Когда я тебя нашел, все ли было хорошо?

Мои губы сжимаются в тонкую линию.

– Ты же знаешь, что нет.

– Вот именно.

– Но так было в прошлом, – возражаю я. – Мидас, я была всего лишь девочкой, я…

– Вдруг доказала себе обратное? – перебивает он, бросив мне в лицо мои же слова.

Я обхватываю себя руками и с вызовом смотрю на него.

– Да.

Мидас фыркает с сарказмом, чтобы лишить меня уверенности и попытаться ее низвергнуть, как поступал много раз в прошлом.

– А как же деревня Карнит? – спрашивает он, и кровь отливает от лица. – Тогда ты тоже считала, что справляешься, ведь так, Аурен? И вспомни, что случилось.

Кровоподтеки на сердце словно расползаются и покрываются пестрой печалью омерзительных сине-зеленых тонов.

– Это был несчастный случай, – шепчу я, чувствуя, как в глазах скапливаются слезы и перед ними все расплывается.

Как он посмел вспомнить об этом? Как мог сказать мне эти слова, если знает, как сильно это меня сокрушило?

Мидас ядовито усмехается.

– Скажи, сколько несчастных случаев произошло, пока тебя со мной не было?

– Перестань, – крепко зажмурившись, прошу я. Я не хочу его видеть, не хочу его слышать. – Я делала все, о чем ты меня просил. Была предана тебе больше десяти лет своей жизни, не замечала изъянов, подавляла каждую обиду. Я поступала так, потому что доверяла тебе. Потому что любила.

Теперь я плачу не таясь, в моих слезах вся боль, словно их выдернули прямиком из моего сердца и приказали снести мои стены.

Мидас вздыхает, качает головой и смотрит на пол.

– Хорошо. Ты устала, и у тебя истерика. Тебе просто нужно прилечь. Аурен, ты сама на себя не похожа.

– Но это я! – ору я.

Мидас так потрясен, что я осмелилась повысить на него голос, что только таращится на меня.

– Спустя столько лет я наконец начинаю вновь становиться собой, – кричу я, прижав руку к груди. – Наконец-то говорю то, что думаю, и я не собираюсь снова прогибаться, чтобы тебе было проще меня контролировать!

Возможно, Мидас и возвел меня на пьедестал, но я его тоже туда возвела. Высота этих плит не позволяла нам смотреть друг другу в глаза.

Но теперь мы смотрим. Я смотрю – уже не взглядом романтичной пятнадцатилетней девочки, – и мне не по душе увиденное.

– Я отдала тебе все, всю себя, а тебе все мало. Ты велел мне лгать, говорил, что только так можно меня обезопасить, но все обстояло иначе, да? Ты сделал это не ради меня. Ты поступил так ради себя. – Мои слова – это обвинение из самой глубины моей души, от которого я так долго отказывалась. – Я больше не буду так жить, Мидас.

– Ты – моя! – орет он и угрожающе делает шаг вперед.

Я свирепо смотрю на него, но не вздрагиваю.

– Нет, Мидас. Я принадлежу только себе.


Он качает головой, блеск его короны вспыхивает, как пламя.

– Драгоценная, ты давным-давно подарила себя мне. Пора тебе вспомнить свое место.

Мое место. То самое, в клетке. Под его контролем.

Я решительно смотрю на него.

– Нет.

Между нами затягивается тишина, острая, как шпага, готовая пронзить насквозь. А затем Мидас идет ко мне так быстро, что я даже не успеваю охнуть, как он оказывается передо мной.

Схватив за живот, он разворачивает меня, и я удивленно вскрикиваю.

Он будет обнимать меня не чтобы утешить, а для того, чтобы удержать контроль.

Голова разрывается от этого осознания, и наружу вырываются каждая рваная боль, незамеченное сомнение, подавляемое чувство.

Я позволила Мидасу посадить меня за решетку.

Он спас меня, когда я была на самом дне, и из-за этого я думала, что, оставаясь с ним, буду на вершине. Но в действительности он поймал меня в ловушку и заставил все это принять.

Он затащил меня в чужое, замерзшее царство.

Женился на Ледяной царице, которая меня ненавидит.

Трахал на моих глазах наложниц.

Превратил меня в зрелище.

День за днем держал в этой клетке.

Он меня использовал.

Он ко многому вынуждал меня приспосабливаться, со многим свыкаться, потому что так должно было быть, такое поведение от меня ожидалось.

Я принимала за чистую монету все его слова, убеждая себя, что так и должно быть. Врала себе, потому что любила его, потому что он мной манипулировал.

Я так долго преклонялась, что забыла: у меня тоже есть сила воли.

Какой же я была дурой! Глупой, наивной дурой. Я научилась не доверять людям, но думала, что могу доверять ему. Я ошиблась.

В ярости и удивлении я дрыгаю ногами, бью его кулаками, но Мидас не опускает, не отпускает.

– Прекрати, Аурен! – грубо кричит он.

– Отпусти меня!

Мидас не обращает внимания ни на меня, ни на удары, которые я на него обрушиваю в попытке освободиться. Мое сердцебиение замедляется, потому что Мидас сжимает меня так сильно, что перекрывает доступ к воздуху. Обманным маневром проталкивает нас к клетке, рукой пытаясь нащупать в кармане ключ.

Я царапаю ему руки, лицо. Он с силой давит щекой мне на затылок, пытаясь помешать наносить удары и не давая упасть моему капюшону.

– Ты… должна… быть… послушной! – шипит он мне на ухо.

Но я не согласна. Не согласна, потому что больше так не могу. Не могу вернуться в клетку. Не могу, не могу…

Слышу, как ключ бросают на пол.

– Открой дверь! Живо! – рявкает Мидас на женщину.

А я уже почти про нее забыла.

– Нет! – звучит сдавленно, мои мольбы ее не останавливают.

Слышу, как она пытается подобрать брошенный ключ, слышу, как вставляет его в замок, слышу, как он проворачивается. Внутри у меня тоже все переворачивается. Словно ключ открывает дверь, за которой я скрывала каждую подавляемую эмоцию, каждую затаенную мысль.

Мидас толкает меня.

В одну секунду его руки обхватываю мою талию, как стальные ленты, а в следующую – мое тело падает на холодный металлический пол клетки.

Он это сделал. Он правда бросил меня сюда без моего согласия. Без малейшей мысли или заботы о том, чего хочу я.

И тогда я начинаю кричать.

Я кричу, кричу и не могу остановиться. Мой крик ползет по стенам, цепляется за кожу, впивается в уши, чтобы примкнуть к барабанному шуму, чтобы подпитать пламя.