Блик

Его лошадь скачет к нам. Я вижу, что черные волосы зачесаны назад, бледная кожа становится еще ярче из-за щетины на подбородке и черноты глаз. Со сверкающими на его спине шипами, торчащими из идеально скованных доспехов, Рип твердо дает понять, что настоящее его оружие – не меч на бедре. А он сам.

Когда Рип к нам подъезжает, моя лошадь замедляет ход. Он кивает Озрику, а потом останавливает своего жеребца рядом с моим, мгновенно затмевая меня своим ростом. Его мощь искрит, как клацающие и острые зубы рассерженного зверя, желающего изувечить.

Рядом с Рипом моя сила воли бьется и барахтается, как рыба, выброшенная на берег. Он не разговаривает со мной, не здоровается. Просто отпускает трех идущих за нами стражников, а затем ведет меня и Озрика к Рэнхолду – и к королевскому посланнику, держащему развевающийся золотой флаг с гордо виднеющимся на нем гербом Хайбелла.

Озрик слева от меня, Рип – справа, и вместе мы едем вдоль шеренги незнакомых солдат. В пределах видимости ни одного знакомого лица.

– А что насчет других наложниц? Стражников? – спрашиваю я.

– Их освобождение – часть переговоров. Сегодня вечером их сопроводят в Рэнхолд, – отвечает Озрик.

Я поглядываю на Рипа, но его взгляд устремлен вперед, лицо каменное. Я замечаю, как подергивается мускул на его подбородке, словно он сжимает зубы.

Внутри него точно не раскачивается маятник. Он непоколебим, не задумчив. Он просто зол.

Я знаю, что его гнев направлен на меня. Даже когда я отправила почтового ястреба, его злость не была такой сильной. Вряд ли он простит меня за то, что я выбрала Мидаса, хотя я снова и снова предупреждала его, что так и будет.

Видимо, Озрик тоже ощущает враждебность, потому что все время оглядывается, словно ждет, что Рип сорвется.

Печаль застилает меня, как мягкий ил. Она покрывает мою кожу огромным количеством мелких частичек, которые еще долго будут ко мне липнуть.

Ненавижу, что между нами все так и останется. И хотя я провела с Рипом совсем немного времени, формально была его пленницей, с ним я ни разу не чувствовала такой безотрадной, тщетной досады, которую ощущала в Хайбелле. Хотела бы я сказать ему об этом.

Но Мидас… Они не понимают. Я не могу остаться. Мидас никогда меня не отпустит.

Неважно, насколько свиреп Рип или силен король Рот, Мидас не остановится ни перед чем, чтобы меня вернуть, а я никому не позволю в это вмешаться. Это было бы несправедливо – ни по отношению к Рипу, ни по отношению к Мидасу.

Я не могу так поступить с Мидасом. Мы с ним связаны. Не только золотом, но и временем. Любовью. Я не могу отказаться от этого, отказаться от него. Только не после того, что нам пришлось пережить вместе.

Я открываю рот, чтобы попробовать объясниться, что-то сказать – что угодно, – убедить Рипа ненавидеть меня не так сильно, но потом мы внезапно оказываемся здесь, напротив посланца, я упускаю свой шанс.

У моего тикающего маятника кончилось время.

– Согласно требованию, позолоченная наложница Его Величества короля Мидаса, – говорит Рип голосом твердым как сталь, а выражение его лица еще суровее.

Посланники приближаются на своих мохнатых белых лошадях, а я стараюсь не хмуриться, глядя на их золотые доспехи. Раньше я не понимала, насколько это безвкусно.

Когда-то я считала их изысканными, но рядом с Озриком и Рипом все это кажется каким-то фарсом. В отличие от Четвертого королевства, чьи доспехи отмечены сражениями, золотая броня без единого изъяна сверкает, как будто она только для вида.

– Леди Аурен, – мужчина с белыми волосами спрыгивает с лошади и делает шаг вперед, а остальные посланники выстраиваются за ним. – Мы здесь, чтобы доставить вас к царю Мидасу, – он выжидающе смотрит на меня, видимо, не осмеливаясь подойти ближе.

– Вы не поможете ей спуститься? – спрашивает Рип, и тон его голоса можно истолковать только как рычание. Лицо посланника тут же становится белым как мел, а его сослуживцы переминаются с ноги на ногу.

Золотой солдат откашливается.

– Никому не дозволено прикасаться к фаворитке царя.

Рип медленно поворачивает ко мне голову. Я чувствую в его позе осуждение, и щеки под капюшоном пылают румянцем. Я не отваживаюсь взглянуть на него.

– Конечно. Как я мог забыть правила твоего золотого царя? – отвечает Рип с явным пренебрежением в голосе.

С каждой минутой испытывая все больше неловкости, я вынимаю из стремени правую ногу и собираюсь спрыгнуть. Но стоит мне попытаться соскочить, как рядом оказывается Рип и обхватывает руками мою талию.

У меня вырывается удивленный вздох, а взгляд падает на его лицо. Он такой суровый, такой напряженный. В его глазах скрывается тысяча слов, но чтобы прочесть их, мне не хватает света.

Солдаты Мидаса удивленно присвистывают, но я не отвожу взгляд. Мне не до того: я осматриваю Рипа так, словно пытаюсь его запомнить.

– Командир, вынужден настоять, чтобы вы не прикасались к фаворитке царя Мидаса.

– А я вынужден настоять, чтобы вы заткнулись на хрен, – цедит Озрик сквозь зубы.

Рип не сводит с меня глаз, игнорируя людей Мидаса. А потом легко снимает меня с лошади, словно я совсем ничего не вешу, и помогает спуститься.

Когда он медленно опускает меня на землю, по моему телу разливается знакомое чувство. Сердце стучит так сильно, что Рип наверняка его слышит. Я чувствую решительность его хватки и жар ладоней. Мне становится тепло даже через множество слоев моей одежды и перчаток.

Но когда он опускает меня так низко, что между нашими лицами остается только дюйм, я инстинктивно отклоняюсь.

И стоит мне это сделать, как Рип мрачнеет.

Лицо снова становится жестким, пылкость взгляда меркнет. На его черты падает тень, как быстро наступающие сумерки, затемняя чешую на скулах, и вот он уже смотрит на меня с холодным равнодушием.

Как только мои ноги касаются земли, Рип отпускает меня так, словно я его обожгла. Все тепло от его прикосновения исчезает, оставив меня беззащитной. Не говоря ни слова, он отворачивается и тут же уходит, а у меня внутри все холодеет от чувства вины.


Я смотрю ему вслед, одна нога впереди, готовая шагнуть к нему, другая твердо стоит на земле. У меня пересохло во рту, но глаза на мокром месте. Я хочу сказать так много, но не говорю ничего.

И вот маятник снова качается, тикает в такт моему выбору. Почему-то этот звук очень напоминает стук копыт лошади Рипа, когда он уезжает.





Глава 35





Царица Малина


Мне никогда не нравилось спускаться с горы в экипаже. Она извилистая и крутая, опасная даже в ясные дни. Дорога всегда обледенелая и усыпана дерном и камнями. Но когда разражается зимняя буря, – а здесь она почти всегда, – дорога становится еще коварнее.

Я крепко придерживаю задернутую занавеску на окне и стискиваю зубы всякий раз, как карету трясет.

Наверное, мне повезло, что сегодня только легкий ветер и снег. Если грянет шторм, я ни за что не вернусь вечером в замок, так что могу лишь надеяться, что погода не переменится.

Джео протягивает руку и сжимает мое бедро.

– Все в порядке, моя царица. Почти приехали.

Я резко киваю и молча прижимаю руку к своему несчастному животу.

– Для чего ехать в город, если так боитесь поездки в карете? – спрашивает Джео.

Я окидываю его взглядом – он сидит рядом.

– Я не боюсь поездки. Пугает меня путь, – резко возражаю я. – Есть разница.

Джео ослепительно улыбается.

– Конечно.

Меня отнюдь не веселят его слова, поэтому я прищуриваюсь, но он улыбается еще шире. Он сидит в расслабленной позе, насколько это вообще возможно в моей золотой карете: ноги раздвинуты, головой прислоняется к стенке, тихонько посвистывает. Меня беспокоит, что он так невозмутим.

Если честно, это кажется слабостью. Разумные люди всегда прикидывают, что может случиться, задаются вопросом, а вдруг что-то пойдет не так. Наш разум – это бесконечный поток перспектив и исходов.

Если ты не волнуешься, значит, ты либо дурак, либо тебя одурачили.

Краем глаза я наблюдаю за Джео. Ну, он по крайней мере хорошенький дурачок, который умеет пользоваться членом.

Выдохнув, я протягиваю руку и приглаживаю его ярко-рыжие волосы.

– Мне нужно заявить о себе. При должном покровительстве селяне могут стать могущественной фракцией, которую я тоже задействую. Я намерена обратить эти силы в свою пользу. Среди бедняков есть раскол, а я хочу быть уверенной, что это инакомыслие будет направлено не на меня, а на Тиндалла.

Джео немного морщится.

– Небольшой совет: возможно, не стоит называть их бедняками. Или говорить, что вы ими воспользуетесь.

Я отмахиваюсь от него и обхватываю пальцами край бархатной скамьи, когда мы наскакиваем на очередную кочку.

Джео приподнимает краешек золотой занавески и выглядывает в окно.

– Мы почти на месте, – ободряюще сообщает он. – Скоро будем на мосту.

Наконец-то я могу откинуться на спинку и выдохнуть. Отодвинув занавеску, смотрю, как наша карета катится по земле, к счастью, сойдя с узкой горной дороги.

Вскоре колеса кареты уже стучат по булыжнику, и до моих ушей доносится суета Хайбелла. Обычно, если мне случается отправиться в город, я хожу либо отобедать в богатом районе, либо за покупками.

А сегодня окажусь в самом центре его изможденного сердца.

Мои стражники едут в строю, обступив карету со всех сторон, я слышу стук лошадиных копыт. Когда карета останавливается и лакей открывает мне дверь, на моем лице уже царственная маска, скрывающая чувства, я выхожу в безупречном белом платье и с гордой осанкой.

Я ступаю на рыночную площадь, и моя опаловая корона рассеивает хрупкий дневной свет, а низ платья подметает заснеженную землю.

Стражники перекрыли часть площади заранее накрытым длинным столом. Толпа уже собралась – видимо, весть летит быстрее царской кареты.

Позади любопытных зрителей – площадь, кишащая торговцами, покупателями и нищими. Вдалеке над городом возвышаются Раскидистые Сосны, эти громадные деревья отбрасывают на городские крыши тени.