Блеск

Не осмеливаюсь оглянуться на пиратов, чтобы узнать, не следят ли они за нами.

– Нет. Но капитан ленты завязал в узел. Мне пока не удалось их освободить.

Она шумно выдыхает через нос – тихий звук ее разочарования, вырывающаяся на волю слабая надежда.

– Мне нужно еще больше эля, – говорит она уже привычным голосом и поднимает полные кувшины. – Сможешь отнести оставшиеся два кувшина?

С мгновение я мешкаю, но потом киваю и наполняю еще два. Мы выходим, держа в руках кувшины. Кук провожает нас взглядом, а сторожевой пес следует по пятам.

Когда мы оказываемся у столовой, я останавливаюсь.

– Мне туда нельзя.

Разочарованно вздохнув, Полли смотрит на меня.

– Ладно. Пришлю кого-нибудь за кувшинами.

Она делает вдох и заходит внутрь, стараясь высоко держать голову, стараясь сохранить легкую улыбку на лице. Полли даже бровью не ведет, когда наклоняется, чтобы налить одному мужчине эля, и тот хлопает ее по заднице. Притворство. Все это притворство.

В комнате стоит шум и гам, пираты явно увлечены выпивкой, еда уже съедена. Вижу, что Полли подходит к Риссе и мимоходом что-то говорит ей на ухо. Рисса бросает на меня взгляд, а потом спешит за оставшимися двумя кувшинами.

– Они и правда много пьют, – тихо говорю я, передавая их наложнице.

– Нам же на руку, – подмигнув, отвечает она. – Если хорошенько их напоим, кое-кто из них вырубится. Одним ублюдком меньше.

Она отворачивается, нацепив на губы страстную улыбку, готовая их задабривать, готовая трудиться за ужином в меру своих возможностей, чтобы остаться невредимой.

Как она уже говорила остальным, они – мастера своего дела, и это видно в каждой ухмылке, каждой шутке, покачивании бедер. Оленята, вынужденные ублажать хищников. Завлекать их, чтобы те смотрели, оценивали. Убеждали не обижать их, не кусать.

Я лишь надеюсь, что у них получится.

Внезапно перед глазами появляется разъяренное лицо. Черные волосы Мист свисают вокруг нее вялыми узлами, лиф платья обвис – то ли из-за недавнего дождя, то ли из-за полученного в столовой внимания.

– Все как обычно, – фыркнув, говорит она. – Фаворитка даже не обязана прислуживать, как остальные.

– Я вовсе не…

– Хватит! – рявкает она. – Можешь хотя бы отнести грязные тарелки в камбуз, или ты и для этого слишком хороша?

Я сжимаю зубы.

– Я понимаю твою злость, правда, – начинаю я. – Но вместе того, чтобы говорить гадости мне, прибереги силы для них, – говорю я и киваю на молчаливых солдат.

– Как будто тебя это волнует!

Конечно, волнует, но она не поверит ни одному моему слову.

Она сует мне в руки грязную посуду и отворачивается.

С охапкой тарелок я иду на кухню, где провожу следующий час перед ведром с холодной, еле пенящейся водой и тщательно вытираю каждую тарелку.

Одна за другой приходят наложницы, приносят еще посуду для мытья, пока у меня не начинает ныть спина, а руки не немеют и не трескается кожа. Но я провожу время с пользой. Втираю свое разочарование в тарелки, а ленты постепенно продолжают вяло развязывать узлы. С помощью кушака я прячу каждое их движение.

Продолжай. Мне остается только продолжать.

Когда я заканчиваю с мытьем посуды, меня за руку поднимает сторожевой пес.

– Пошли. Хочу подняться и посмотреть, что там происходит.

Я вытираю мокрые замерзшие руки о перед платья, ноги подкашиваются от его нетерпения. Видимо, ему надоело со мной нянчиться.

– Стой рядом и держи рот на замке, поняла?

Кивнув, я иду за ним наверх на главную палубу, где вижу, что все наложницы выстроились в ряд.

Вскоре они все уедут. Уедут с мужчинами Четвертого королевства, а я останусь здесь. Я окажусь в ловушке – без клетки, но все же пленница.

Не знаю, кто хуже. Волки или лисы. Беспощадные пираты или вражеские солдаты.

Как бы хотелось, чтобы здесь оказался Мидас.

Эта мысль охватывает меня с такой яростной силой, что глаза наполняются слезами. Я бы все отдала, чтобы увидеть его. Чтобы он влетел сюда, спас нас, еще раз меня защитил. Как тогда, много лет назад, когда защитил меня от мародеров. Мой скитающийся спаситель. Мой героический царь.


Но Мидаса здесь нет.

Он не придет, потому что даже не подозревает, что я угодила в беду. А когда узнает, будет слишком поздно. Слишком-слишком поздно.





Глава 35




Я кручу перед собой руками, запутываю их так же, как узлы на спине.

Это перепутье, выкованное на палубе пиратского корабля. Не знаю, какая из судеб хуже или кто из захватчиков более жестокий.

Лучше тот дьявол, которого ты знаешь, но что бывает, когда этих дьяволов ты раньше не встречала? Если они незнакомцы, которые неожиданно подкрались, чтобы тебя выкрасть?

Если Мидас не появится, чтобы спасти меня, то шансов сбежать от пиратов или солдат нет. Да и куда я отправлюсь, если все же сумею? Мы посреди замерзшей Пустоши, вокруг одна лишь холодная пустыня. Я могу брести так одна-одинешенька целыми днями и с легкостью попасть в метель и так и не найти путь.

Но, может, так будет лучше. Может, судьба сжалится надо мной и я окажусь под снежным заносом и засну вечным сном в более ласковых объятиях, чем уготовили для нас эти мужчины.

И все же, не зная, кто из похитителей хуже, я знаю, что меня захлестывает паника при мысли, что нас разделят. Я не нравлюсь наложницам – некоторые, наверное, меня даже ненавидят, – но они хотя бы символизируют дом. Напоминают о том, что когда-то я была в безопасности.

Из-за самого большого узла на спине в лентах стреляет от боли, но я сдерживаюсь и продолжаю незыблемо стоять на палубе. Одна. Я останусь здесь совершенно одна для утех капитана. Если бы мне только удалось развязать ленты, я могла бы спастись. Может, просто выгадала бы себе немного времени.

Примерно по центру корабля капитан Фейн и командир, который снова надел черный шлем, увлеченно ведут беседу.

Какое-то время они ходят взад-вперед, видимо ведя переговоры, пока наконец капитан не кивает. Сделка заключена. Совсем как ранее заключенный пакт между двумя правителями.

Когда мужчины заключают сделки от лица женщин, ничем хорошим для нас это обычно не заканчивается.

Вижу, что командир кивает кому-то за своим плечом, и один солдат выходит вперед, держа сундук. Капитан Фейн распахивает его и, приоткрыв рот, с блестящими глазами смотрит на лежащие до самых краев монеты.

Он улыбается, его рот сжимается в коварном довольстве.

– Что ж, тогда по рукам.

Он хочет забрать сундук, но солдат его не отпускает. Капитан Фейн кидает взгляд на командира.

– Какие-то проблемы?

– Я заберу свой товар сегодня же.

Капитан кивает.

– Конечно. Квотер сопроводит вас на остальные два корабля. Там вы найдете людей Мидаса и лошадей.

Командир кивает, и его солдат наконец отпускает сундук. Капитан, закряхтев, забирает, а потом быстро передает двум пиратам, которые его утаскивают.

– Желаю провести оставшуюся ночь с удовольствием, командир. Передавайте вашему королю наилучшие пожелания, – приподняв шляпу, говорит капитан.

– Минуту, Фейн.

Капитан останавливается, поворачивается. Пираты, несущие добычу, замирают. Мои скрученные узлом руки дрожат.

– Оговоренная сумма – за всех людей Мидаса, – заявляет командир.

Капитан моргает, брови сходятся на переносице. На долю секунды он обескуражен, но я знаю. Знаю за мгновение до того, как закрытая шлемом голова командира поворачивается в мою сторону, не замечая стоящих между нами людей, словно он все это время знал, что я здесь.

Латная рукавица поднимается и наставляет на меня палец. Мое сердце замирает прямо посреди груди.

– Включая ее.

Капитан Фейн открывает рот, когда на него неумолимой волной накатывает озарение.

– Нет, – резко закачав головой, спорит он. Черное перо на шляпе раскачивается. – Она не продается. И не продавалась, потому что я оставлю ее себе. Вы купили всех остальных.

Командир Рип опускает руку и смотрит на капитана. Даже издалека я чувствую его недовольство.

– Я сказал «всех», Фейн, и не лукавил. – Этот жесткий, острый голос такой же суровый, что и холод Пустоши. – Ты действительно полагал, что я отдам тебе полный золота сундук всего лишь за нескольких наложниц, снежных жеребцов и полумертвых солдат? – Он качает головой. – Нет. Фаворитка Мидаса тоже поедет с нами.

Грудь сжимает, спирает, как будто на нее приземлился этот тяжелый, набитый монетами сундук. Гулкое как барабан сердце стучит в полную силу, отдаваясь эхом в ушах.