Бизнес-ланч у Минотавра
Часть 22 из 71 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Пришлось неимоверно долго ждать, хотя, не исключено, это ей просто так показалось. Поэтому, когда она в очередной раз задала вопрос в регистратуре, когда же ей кто-то объяснит, в чем дело, и ответ молодой девицы показался ей далеко не слишком вежливым, Лера одним резким движением смела бумаги, ручки, а также вазу с цветами со стола и спокойно произнесла:
– А теперь со мной поговорят?
Все засуетились, и Лера услышала позади испуганный шепоток:
– Ну да, это дочка маньяка. Того самого, что только вот взяли. И с ней интервью в газете…
Повернувшись, Лера подошла к двум медсестрам, вырвала у одной из рук номер «Нашего города» и, порвав его на мелкие клочки, столь же спокойно сказала:
– Все от первого до последнего слова – ложь!
Наконец появился знакомый ей холеный заведующий отделением, который, проигнорировав всеобщий бедлам, устало кивнул Лере и сказал:
– Пройдемте.
И Лера вдруг все поняла.
* * *
У нее тряслись поджилки, когда она следовала по коридору за заведующим отделением, и ей все хотелось, чтобы так длилось вечно: пока они в пути, он не сообщит ей то, что хотел сообщить.
И то, что она и так уже знала.
Они оказались в крошечном, заваленном бумагами кабинете, и заведующий отделением, убрав кипу бумаг со стула с вишневой дерматиновой обивкой, подошел к выщербленному столу, за которым виднелась полка с чайниками, стаканами и плошками, и спросил.
– Кофе или чай?
Лера не могла выдавить из себя ни слова, и заведующий поставил перед ней большую чашку с чем-то ароматным.
– Все пьют кофе, но я не выношу растворимый. Поэтому мятный чай, из собственного сада…
Грузно опустившись за стол, он сложил большие руки в замок и, посмотрев на Леру, сказал:
– Мне очень жаль…
То, что он говорил, скользило мимо сознания Леры. Он что-то старательно и терпеливо объяснял. Что-то рассказывал. О чем-то сожалел.
Бабушка умерла.
Ее больше не было в живых.
Наконец, он достал что-то из ящика стола, положил это перед Лерой и придвинул ей дорогую ручку с золотым пером.
– Тогда подпишите.
Лера уставилась на документы, лежавшие перед ней, не в состоянии прочесть ни слова. Отдельные буквы она различала, они даже складывались в слова, но вот смысл до нее не доходил.
Заведующий вложил ей ручку в кулак и сказал:
– Я же вам все объяснил. Нашей вины нет.
Лера быстро подписала.
А потом ее проводили к бабушке.
* * *
Лера не помнила, сколько времени она провела в палате, где на кровати лежала та самая бабушка, которую она очень любила, с которой они часто спорили, которая пекла такие замечательные оладушки и которая была полна жизни и энергии.
Неужели эта вытянувшаяся, на себя не похожая, с абсолютно седыми волосами ссохшаяся старушка и была ее моложавая энергичная бабушка?
Поцеловав бабушку в холодный лоб, Лера наконец вышла из палаты. До нее донесся разговор двух врачей, пожилого и молодого, стоявших к ней спиной и ее не видевших.
– Ну, говорят, что одна из наших дур-медсестер первое, что подсунула мамаше маньяка, когда ее из комы вывели, газету с интервью с ее внучкой. А там такое!
Да, а там такое!
– Ну, у мамаши маньяка, конечно же, давление и скакануло. И все, выноси готовенькую…
Съехав по стенке на пол, Лера закрыла лицо руками. Ну почему это происходит с ней, почему!
Ведь в понедельник все было так хорошо! А сегодня какой день недели? Среда, четверг, пятница? Она потеряла счет времени.
– Преступная халатность, коллега!
– Ну, как сказать! Сестра, которая подсунула газету, близкая родственница одной из жертв. Понятно, что к мамаше маньяка она особо теплых чувств не испытывала. Наверное, на ее месте так бы поступил каждый.
Наверное, да.
– А наш, говорят, девчонку, ну, дочку маньяка, охмурил, как он это умеет, по полной программе обработал, и она ему подписала бумагу, что никаких претензий не имеет. Ну, хитрюга!
Лера поднялась, развернулась и направилась в кабинет заведующего.
Распахнув дверь, она застала того с молодой особой в белом халате на коленях. Та, ойкнув, выпорхнула, а Лера, подойдя к изумленному медику, дала ему пощечину.
– Какой же вы мерзавец!
И вышла прочь.
Что делать, она не знала. Все, кто ей был дорог – отец, бабушка, даже Лариска, – все были мертвы.
Осталась она одна.
А кто сказал, что и она должна жить?
Вот именно, никто. А что, если…
В дверях больницы она налетела на Кирилла.
* * *
Лера позволила увести себя, усадить в автомобиль и увезти куда-то во тьму.
Кирилл что-то говорил ласковым голосом, и наконец Лера постепенно пришла в себя.
Только от этого сделалось еще хуже.
– Почему ты не брал трубку? – спросила она, и молодой человек ответил:
– По работе пришлось в СИЗО ехать, телефон отключил и сдал, извини. Но я тебе звонил, а ты не подходила. А потом мне сообщили, что с твоей бабушкой произошло…
Бабушка умерла.
Как умер отец. И Лариска.
Думать об этом не хотелось, поэтому Лера приказала себе сконцентрироваться на чем-то ином.
Лишь бы не на этом ужасе.
– Ты видел интервью? Я не понимаю, как это могло выйти…
Кирилл воскликнул:
– Я тоже не понимаю! Катя же профессионал своего дела!
Лера, посмотрев на Кирилла, добавила:
– Она сказала, что мне тебя надо спросить…
Кирилл обнял ее и, прижав к себе, гладя по голове, произнес:
– Ну, я с этим как можно быстрее разберусь! И отца подключу, если понадобится. Ведь если Катя оказалась такой тварью, то я все исправлю. Обещаю тебе! Ты ведь мне веришь?
И он поцеловал ее.
– А теперь со мной поговорят?
Все засуетились, и Лера услышала позади испуганный шепоток:
– Ну да, это дочка маньяка. Того самого, что только вот взяли. И с ней интервью в газете…
Повернувшись, Лера подошла к двум медсестрам, вырвала у одной из рук номер «Нашего города» и, порвав его на мелкие клочки, столь же спокойно сказала:
– Все от первого до последнего слова – ложь!
Наконец появился знакомый ей холеный заведующий отделением, который, проигнорировав всеобщий бедлам, устало кивнул Лере и сказал:
– Пройдемте.
И Лера вдруг все поняла.
* * *
У нее тряслись поджилки, когда она следовала по коридору за заведующим отделением, и ей все хотелось, чтобы так длилось вечно: пока они в пути, он не сообщит ей то, что хотел сообщить.
И то, что она и так уже знала.
Они оказались в крошечном, заваленном бумагами кабинете, и заведующий отделением, убрав кипу бумаг со стула с вишневой дерматиновой обивкой, подошел к выщербленному столу, за которым виднелась полка с чайниками, стаканами и плошками, и спросил.
– Кофе или чай?
Лера не могла выдавить из себя ни слова, и заведующий поставил перед ней большую чашку с чем-то ароматным.
– Все пьют кофе, но я не выношу растворимый. Поэтому мятный чай, из собственного сада…
Грузно опустившись за стол, он сложил большие руки в замок и, посмотрев на Леру, сказал:
– Мне очень жаль…
То, что он говорил, скользило мимо сознания Леры. Он что-то старательно и терпеливо объяснял. Что-то рассказывал. О чем-то сожалел.
Бабушка умерла.
Ее больше не было в живых.
Наконец, он достал что-то из ящика стола, положил это перед Лерой и придвинул ей дорогую ручку с золотым пером.
– Тогда подпишите.
Лера уставилась на документы, лежавшие перед ней, не в состоянии прочесть ни слова. Отдельные буквы она различала, они даже складывались в слова, но вот смысл до нее не доходил.
Заведующий вложил ей ручку в кулак и сказал:
– Я же вам все объяснил. Нашей вины нет.
Лера быстро подписала.
А потом ее проводили к бабушке.
* * *
Лера не помнила, сколько времени она провела в палате, где на кровати лежала та самая бабушка, которую она очень любила, с которой они часто спорили, которая пекла такие замечательные оладушки и которая была полна жизни и энергии.
Неужели эта вытянувшаяся, на себя не похожая, с абсолютно седыми волосами ссохшаяся старушка и была ее моложавая энергичная бабушка?
Поцеловав бабушку в холодный лоб, Лера наконец вышла из палаты. До нее донесся разговор двух врачей, пожилого и молодого, стоявших к ней спиной и ее не видевших.
– Ну, говорят, что одна из наших дур-медсестер первое, что подсунула мамаше маньяка, когда ее из комы вывели, газету с интервью с ее внучкой. А там такое!
Да, а там такое!
– Ну, у мамаши маньяка, конечно же, давление и скакануло. И все, выноси готовенькую…
Съехав по стенке на пол, Лера закрыла лицо руками. Ну почему это происходит с ней, почему!
Ведь в понедельник все было так хорошо! А сегодня какой день недели? Среда, четверг, пятница? Она потеряла счет времени.
– Преступная халатность, коллега!
– Ну, как сказать! Сестра, которая подсунула газету, близкая родственница одной из жертв. Понятно, что к мамаше маньяка она особо теплых чувств не испытывала. Наверное, на ее месте так бы поступил каждый.
Наверное, да.
– А наш, говорят, девчонку, ну, дочку маньяка, охмурил, как он это умеет, по полной программе обработал, и она ему подписала бумагу, что никаких претензий не имеет. Ну, хитрюга!
Лера поднялась, развернулась и направилась в кабинет заведующего.
Распахнув дверь, она застала того с молодой особой в белом халате на коленях. Та, ойкнув, выпорхнула, а Лера, подойдя к изумленному медику, дала ему пощечину.
– Какой же вы мерзавец!
И вышла прочь.
Что делать, она не знала. Все, кто ей был дорог – отец, бабушка, даже Лариска, – все были мертвы.
Осталась она одна.
А кто сказал, что и она должна жить?
Вот именно, никто. А что, если…
В дверях больницы она налетела на Кирилла.
* * *
Лера позволила увести себя, усадить в автомобиль и увезти куда-то во тьму.
Кирилл что-то говорил ласковым голосом, и наконец Лера постепенно пришла в себя.
Только от этого сделалось еще хуже.
– Почему ты не брал трубку? – спросила она, и молодой человек ответил:
– По работе пришлось в СИЗО ехать, телефон отключил и сдал, извини. Но я тебе звонил, а ты не подходила. А потом мне сообщили, что с твоей бабушкой произошло…
Бабушка умерла.
Как умер отец. И Лариска.
Думать об этом не хотелось, поэтому Лера приказала себе сконцентрироваться на чем-то ином.
Лишь бы не на этом ужасе.
– Ты видел интервью? Я не понимаю, как это могло выйти…
Кирилл воскликнул:
– Я тоже не понимаю! Катя же профессионал своего дела!
Лера, посмотрев на Кирилла, добавила:
– Она сказала, что мне тебя надо спросить…
Кирилл обнял ее и, прижав к себе, гладя по голове, произнес:
– Ну, я с этим как можно быстрее разберусь! И отца подключу, если понадобится. Ведь если Катя оказалась такой тварью, то я все исправлю. Обещаю тебе! Ты ведь мне веришь?
И он поцеловал ее.