Билли Саммерс

Он едет к дому. У входа припарковано три машины: седан, кроссовер и «ламборгини» (наверняка Ника). Билли вспоминает слова Баки о том, что Ник неравнодушен к тачкам. Он глушит ревущий мотор и поднимается по главной лестнице к входной двери. В одной руке держит блокнот, которым прикрывает свой глок. Он только что убил человека. Возможно, плохого человека, творившего зло под началом Ника, но Билли не может знать этого наверняка. И теперь ему придется убить еще нескольких людей — при условии, что его самого не грохнут. Но он подумает об этом позже. Если позже вообще будет.

Он кладет палец на кнопку звонка, но медлит. А вдруг дверь откроет женщина, какая-нибудь прислуга? Вряд ли у Билли поднимется рука ее застрелить. Даже если в результате все пойдет псу под хвост, он скорее всего не сможет. Хорошо бы сперва обойти дом, осмотреться, но времени на это нет. Мамаша Элвис вышла на тропу войны.

Он берется за ручку, и дверь сразу открывается. Билли удивлен, но не слишком. Ник решил, что угроза миновала. К тому же погода ясная, воскресенье, и в Америке сегодня футбол. «Джайентс», похоже, только что заработали очко — слышны крики и улюлюканье нескольких человек. Не близко, но и не очень далеко.

Билли убирает блокнот обратно в нагрудный карман комбинезона и идет на звук. Происходит то, чего он боялся: из-за угла выруливает хорошенькая горничная-латиноамериканка. Она везет на тележке мобильный холодильник «Иглу» (наверняка полный пива) и поднос с дымящимися хот-догами. Билли успевает вспомнить слова из песни Чака Берри: «Она слишком мила — а ну как и семнадцати нет?»[74] Горничная видит Билли, видит пушку, разевает рот, «Иглу» начинает заваливаться на бок, поднос съезжает…

Билли ловит его и возвращает ей.

— Беги, — говорит он, показывая девушке на открытую дверь. — Быстро. И далеко.

Она не произносит ни слова, а прямо с подносом шагает по коридору и выходит на солнце. Осанка у нее безупречная, замечает Билли, и солнце красиво играет на черных волосах — может, Бог все же есть, и он не так уж плох? Она спускается по ступеням с прямой спиной и поднятой головой. Ни разу не оглядывается. Толпа ликует. Люди в гостиной тоже. Кто-то кричит: «Вжарь им, Синий Великан!»

Билли идет по выложенному кафелем коридору. Между двумя репродукциями Джорджии О’Кифф — невысокие холмы с одной стороны, горы с другой — открытая дверь. Билли заглядывает в щель между петлями и видит уходящую вниз лестницу. По телевизору начинается реклама пива. Билли притаился за дверью и ждет, когда она закончится, чтобы все присутствующие снова уткнулись в экран.

Тут снизу раздается крик Ника:

— Мария! Где сосиски?

Ответа нет, и он кричит снова:

— Мария, поторопись!

Кто-то бубнит:

— Пойду проверю.

Билли не уверен, но, судя по голосу, это Фрэнк.

Шаги на лестнице. Кто-то выходит в коридор и поворачивает налево — видимо, там кухня. Да, это в самом деле Фрэнк. Его легко узнать даже со спины: над сияющей проплешиной покачивается высокий «помпадур». Билли выходит из-за двери и идет следом, наступая на внешние края стоп и радуясь, что надел кеды. Фрэнк заходит в кухню и оглядывается по сторонам:

— Мария? Ты где, зайка? Нам бы поскорей…

Билли бьет его рукоятью глока по лысине — с размаху и изо всех сил. Брызжет кровь, и Фрэнк падает вперед, ударяясь лбом об угол стола для разделки мяса, стоящего посреди комнаты. У его мамаши голова оказалась непробиваемая, и Фрэнк вполне мог это унаследовать — вместе с «вдовьим мыском», — но что-то подсказывает Билли, что в ближайшее время он не очухается. А может, не очухается вовсе. В кино бандитов вечно лупят по голове со всей дури, а через пару минут те встают как ни в чем не бывало, но в жизни так не бывает. Фрэнк Макинтош может умереть от отека мозга или субдуральной гематомы — через пять минут или провалявшись в коме пять лет. А может, рано или поздно он придет в себя, но вряд ли до того, как у Билли закончится рабочий день. На всякий случай он его обыскивает. Оружия при нем нет.

Билли тихо возвращается в коридор. Видимо, игра началась: толпа снова ревет. Один из молодчиков Ника вопит во всю глотку: «Ломай ему ноги! Да! Так ему и НАДО!»

Билли спускается по лестнице — не медленно, но и не торопясь. В логове Ника сидят трое, и все, как приклеенные, пялятся в экран телевизора. Двое в небольших круглых креслах, третье кресло пустует (там, видимо, сидел Фрэнк). Ник развалился прямо перед телевизором на диване, широко расставив ноги. На нем слишком короткие, слишком узкие и слишком кричащие шорты. Из-под футболки «Нью-Йорк джайентс» торчит брюхо, на которое он поставил ведерко с попкорном. Другие тоже сжимают миски с попкорном (видимо, чтобы куда-то деть руки). Билли знает обоих: один был и в пентхаусе Ника, и в его рабочем кабинете в «Дабл Домино» — видимо, главбух или еще какой-нибудь счетовод. Билли не помнит, как его зовут — Майки или Микки… Может, Марки. Второй тип разъезжал на «транзите» вместе с Даной. Реджи.

— Что ж, ты явно не торопилась, — говорит Ник. Остальные двое уже увидели Билли, но Ник пока не отрывается от экрана. — Поставь…

Тут он наконец замечает ошарашенные лица своих дружков, оборачивается и видит Билли в двух шагах от ковра. Его потрясенный и испуганный взгляд — просто бальзам на душу. Этого мало, конечно. За то, как Билли провел последние пять месяцев своей жизни, кара должна быть куда страшнее. Но это уже прогресс.

— Билли? — Ведерко сваливается с брюха Ника, и попкорн рассыпается по полу.

— Здорово, Ник. Ты, наверное, не очень рад меня видеть, зато я рад. — Он наводит глок на счетовода (который и без того уже поднял руки). — Как тебя зовут?

— М…Марк. Марк Абрамович.

— Ложись на пол, Марк. И ты, Реджи. Оба легли на животы. Ноги и руки раскинули. Изображаем снежных ангелов.

Ребята не спорят: осторожно ставят миски с попкорном и ложатся на пол.

— У меня семья, — говорит Марк Абрамович.

— Рад за тебя. Будешь хорошо себя вести — скоро их увидишь. Кто-нибудь из вас двоих вооружен?

Ника можно не спрашивать, в его нелепом футбольном наряде попросту негде спрятать оружие, даже какую-нибудь компактную крошку для скрытого ношения.

Два лежащих на полу типа мотают головами.

Ник еще раз называет Билли по имени. На сей раз это не вопрос, а восторженное приветствие. Он пытается включить гостеприимного хозяина усадьбы, но получается не очень.

— Где ты был, черт возьми? Я пытался с тобой связаться!

Билли не стал бы отвечать на эту нелепую ложь, даже не будь у него дел поважнее. В комнате стоит четвертое кресло, а рядом — полупустая миска с попкорном.

— Джонс предпочитает не пасовать, — говорит спортивный комментатор, — отдает мяч Баркли…

— Выключи, — приказывает Билли. Ник — повелитель этого дома и повелитель дивана, стало быть, пульт у него.

— Что?


— Ты меня слышал. Выключи.

Когда Ник щелкает пультом в направлении телевизора, Билли с удовольствием отмечает дрожь в его руке. Воцаряется тишина. Теперь их в логове четверо, но пустое кресло и миска с попкорном говорят о том, что должен быть пятый.

— Где он? — спрашивает Билли.

— Кто?

Он указывает на пустое кресло.

— Билли, я должен объяснить, почему не смог с тобой связаться. У меня возникла заминка. Я…

— Заткнись. — Боже, как приятно это говорить — и как приятно больше не строить из себя дебила. — Марк!

Бухгалтер дергает головой, будто его прошибло током.

— Где он?

Марк отвечает быстро — мудрое решение:

— В туалете.

— Молчи, придурок, — шипит Реджи, и Билли простреливает ему лодыжку. Это неожиданность даже для него самого, но стреляет он по-прежнему метко и не жалеет о содеянном, как не жалел Фрэнка, когда врезал ему пистолетом по башке. Реджи тоже был одним из участников сговора по уничтожению тупого старины Билли Саммерса: запихнуть его в фургон, вывезти за город, пустить ему пулю в лоб — и дело с концом. Кроме того, эта троица должна узнать, кто тут главный.

Реджи с криками перекатывается на спину, пытаясь схватиться за лодыжку.

— Сука! Ты мне ногу прострелил!

— Заткни пасть, или я сам ее заткну. Не веришь? Рискни здоровьем. — Он наставляет пушку на Абрамовича, который испуганно таращит на него глаза. — Где туалет? Покажи пальцем.

Абрамович тычет пальцем куда-то за диван. Там вдоль стены выстроились три автомата для игры в пинбол. Огоньки горят, но по случаю игры все звуки и мелодии отключены. Сразу за автоматами виднеется закрытая деревянная дверь.

— Ник. Вели ему выходить.

— Выходи, Дана!

Ага, вот кого не хватает в логове. Второго коммунальщика. Маленького рыжего хмыря с дурацким пучком на голове, который меня мурыжил в «Башне Джерарда». Может, Кена Хоффа замочил не Эдисон, думает Билли, но велика вероятность, что это был именно он. Конечно, он, ведь каждый персонаж должен сыграть в истории минимум дважды: правило Диккенса. И Золя.

Дана не выходит.

— Ну же, Дана, выходи! Все нормально!

Нет ответа.

— Он вооружен? — спрашивает Билли.

— Шутишь? По-твоему, когда я приглашаю приятелей на футбол, они ко мне с пушками приходят?

— Это мы скоро узнаем. Ник, как думаешь, твои приятели на полу понимают, что я умею стрелять? Что я зарабатываю этим на хлеб?

— Он умеет стрелять, — на всякий случай предупреждает их Ник. Его смуглое лицо заметно пожелтело. — Он морпех. Снайпер.

— Я пойду к туалету и уговорю Дану выйти. Ты, Реджи, вряд ли сможешь дать деру, а вот вы, мистер Абрамович, вполне на это способны. Попробуйте — и получите пулю в затылок. К тебе это тоже относится, Ник.

— Я не побегу, Билли. Мы сейчас все уладим, я объясню тебе, что случи…

Билли снова велит ему заткнуться и обходит диван. Ник теперь сидит к нему спиной — при необходимости можно в любой момент его уложить. Реджи и счетовода не видно за диваном, но у Реджи раздроблена лодыжка, а семьянин Абрамович миролюбив и напуган. Дана Эдисон, вот кого стоит опасаться.

Билли встает рядом с ближайшим к закрытой двери автоматом.

— Выходи, Дана. Если выйдешь — возможно, останешься жив. Если нет, я предупреждал.

Билли не ждет ответа, и ответа нет.

— Ладно, я вхожу.

Ну-ну, думает он, войду я к тебе, держи карман шире. Билли наклоняется и протягивает руку к дверной ручке. Как только он пытается ее повернуть, за дверью раздается четыре выстрела — они следуют один за другим так быстро, что трудно сосчитать. Дверь хлипкая, и пулевых отверстий в ней нет, она просто разлетается в щепки. Билли чувствует за своей спиной какое-то движение, но не оборачивается. Даже если Ник или Абрамович решили свалить, вряд ли они полезут к Билли, по которому сейчас ведет огонь Дана Эдисон: с той же долей вероятности они полезли бы в «Веселый дом» спасать Джонни Кэппса.

Эдисон думает, что Билли притормозит, если еще жив. Поэтому медлить нельзя: Билли встает перед расколотой дверью и выпускает в нее полдюжины патронов. Эдисон визжит, падает, а в следующий миг — только реальность может быть столь абсурдна — раздается звук смыва воды в унитазе.

Краем глаза Билли подмечает, как Абрамович скачет вверх по лестнице точно газель. Билли понятия не имеет, чем занят Ник, но сейчас не до этого. Вышибив ногой остатки двери, он входит в туалет. Дана Эдисон лежит на полу, из головы и горла хлещет кровь, а в душе валяются глок и очки без оправы. Видно, смыв он задел, когда падал. Дана обращает на Билли мутный взгляд:

— Вра… ча…