Билет: Земля - Нордеил
Часть 11 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Браун зыркнул в ответ недобро, но промолчал. Все ждал, что она снова попросится в гости, но не дождался. Рыкнул:
– Тут будешь ночевать?
Пошел по грязной дороге обратно к дому, спустя секунду услышал, как за ним, поддерживаемый женской рукой, покатил велосипед.
Через несколько шагов Даг остановился, развернулся, предупредил.
– Я тебя кормлю. Даю ночлег. Ты рассказываешь все, что знаешь.
– Верх гостеприимства, – съязвили ему негромко. – Хорошо, хоть спать с тобой за это не надо.
Он обозлился. Вот острая на язык сука.
– И вообще, – сообщили ему безапелляционно, – хорошо хочешь жить. Желаешь услышать мою историю, будь добр рассказать и свою. По рукам?
У нее было красивое лицо, но наглое. Точнее, наглым был взгляд, и Даг в который раз подумал, что женщине нужно быть женственнее, нежнее. Как Алина.
Хотел ответить грубо, но быстро сообразил, что правду ведь можно выдавать не всю, а порционно. Ни к чему озвучивать лишние детали. А ее история ему нужна…
– Пошли, – бросил неприязненно.
Пора доесть уже, наконец, остывшую картошку.
Глава 9
(Adam Jensen – Tombstone)
Таких, как она, он называл «деловая колбаса».
Не успела войти в дом, а уже вела себя по-хозяйски. Отыскала ванную комнату, умылась, вытерлась его же полотенцем, спросила, есть ли чай. Не успел Даг ответить, как гостья захлопала дверцами шкафчиков. Нашла заварку, поставила чайник и выбрала себе с полки кружку – большую, с цветами.
Браун изо всех сил сдерживал раздражение. Не успел сесть напротив собственной картошки, как девчонка заглянула в кастрюлю, поинтересовалась: «Можно?» – и тут же принялась накладывать себе еду.
– Я голодная, как черт, – приговаривала она, пока он притворялся, что не слушает. – В последний раз на велике сидела лет десять назад, а у тетки еще сиденье сломано. Ад, а не поездка…
Уселась на кресло напротив него, поставила перед собой тарелку, поковырялась в ней вилкой, нахмурилась:
– Ты что, купил банку «Осколкино»? Хуже них тушенку никто не делает. Да и кто ее с картошкой смешивает?
Браун скрипнул зубами. Еще пара таких фраз, и он выставит ее за дверь без «истории». Сдержал себя, как умел, спросил по возможности спокойно:
– Ты местная?
У незнакомки на секунду искривилось лицо, будто долетел до ее ноздрей запах с помойки. Брови нахмурились сильнее.
– Ты накорми, напои, спать уложи, сказку расскажи, а потом расспрашивай. Так здесь говорят.
Нет, он точно ей шею свернет, ладони уже чесались.
– Сказку, значит, – процедил недобро.
– Просто пожрать дай. Желудок от голода сводит…
И она принялась наворачивать остывшую картошку.
(MJ Cole, Freya Ridings – Waking Up)
Начала рассказа он все-таки дождался, когда тарелка перед ней стала чистой, когда с салфетки исчез кусок хлеба, а в ее кружке плескался чай.
– Местная, да.
Она смотрела прямо, но хмуро, и Даг в который раз подумал, что взгляд у нее сложный, «многоуровневый». Простой снаружи, но внимательный внутри, цепкий. Значит, не дура, однако, наглая «не дура» – то еще сочетание.
– Только еще вчера я была на Уровнях. – И замолчала, задумалась не то о превратностях судьбы, не то еще о чем-то.
– Здесь-то как оказалась? В дыру провалилась?
Напротив ухмыльнулись.
– А ты ничего так чувачок. С юмором. – Смеха, правда, в глазах нет. – Нет, не провалилась… Попалась Комиссионерам после того, как устроила аварию на Челдонском мосту. Не слышал?
Он ни о чем не слышал и потому промолчал.
Девчонка потерла щеку.
– Ехала по третьей полосе, отвлеклась за рулем, а навстречу бензовоз. Который вильнул, завалился набок, – вздох, – а после взрыв… Депортировали меня, в общем. В качестве наказания. И да, это мой родной мир, если ты спрашивал об этом, здесь я когда-то родилась.
Браун переваривал информацию быстро, собирал по кусочкам в общую картину.
– А память как сохранила? – его отдельно предупреждали, что обычно при переходах она стирается по умолчанию. Поэтому с ним перед «прыжком» работал сенсор.
– Сложная… история.
Кажется, утаивать детали собрался не только он, но и она.
– Теперь здесь собираешься приживаться?
– Нет, – ответ четкий, как у солдата. Ровный, спокойный, но металлический. – Я собираюсь вернуться обратно.
– Знаешь как?
Самый важный вопрос вечера.
– Нет. Но узнаю.
Если бы напротив сидел кто-то другой, Браун бы фыркнул или цинично рассмеялся – ага, узнаешь, как же. Но она смотрела, как кобра, и что-то в ее взгляде заставило его воздержаться от комментариев. Некая странная решимость, какую можно встретить у фанатика или миссионера, одержимого «благой» целью.
Кусок тишины. Глоток чая; Дагу вкус местной заварки был противен. Может, он ошибся в выборе, как с тушенкой?
– А ты? – последовал вопрос. – Ты-то как здесь оказался, как сохранил память?
Он не собирался ей с самого начала ничего рассказывать, но отчего-то ощутил, что поделиться можно, что ему совсем чуть-чуть хочется это сделать.
– Меня тоже сослали.
Ее брови, коричневые, будто очерченные карандашом, взлетели вверх.
– Сослали на Землю? Это ведь не твой родной мир, так?
Браун поджал губы; гостья, наоборот, улыбнулась. Кажется, она начала в его присутствии расслабляться.
– Как тебя зовут?
Даг долго рылся в памяти, прежде чем вспомнил, какое именно местное имя выбрал.
– Нико…лай.
– Николай?! – Она хохотала так заливисто, что он даже не обиделся, хотя должен был. – Да с тебя Николай, как с меня Марфа.
Отсмеялась, вытерла повлажневшие веки; Браун качнул головой.
– Меня сослали не сюда, – пояснил, – на Войну.
Если спросит «что такое Война», он отправит ее восвояси, но та, которая сидела напротив, удивила.
– Уровень: Война? – Она что-то про нее слышала, теперь судорожно рылась в памяти. – Уровень, где идут бесконечные боевые действия?
– Точно. Меня сослали солдатом, и, значит, пожизненно, без права на выход.
– Но ты вышел.
«Вышел». Каким-то боком и куда-то в боковой проход.
– А за что?
Даг почему-то с ней говорил, сам не знал почему. Может, потому что заранее подготовился к беспросветному одиночеству на неопределенный срок, но вдруг встретил кого-то, кто «сечет».
– Я работал телохранителем, – буркнул не очень охотно, – мой наниматель проштрафился. А когда за ним пришли люди в штатском, я не сразу узнал в них Комиссионеров, попробовал отключить…
И испытал прилив признательности, когда увидел на лице незнакомки водоворот искренних эмоций – удивление, тревога, не сочувствие, но понимание. То самое настоящее понимание, какое редко встречается даже у друзей. Она замолчала, сделавшись смурной, прочувствовав его историю.
– Как же ты вышел с Войны, если пожизненно?
А вот тут уже следовало выдавать детали с осторожностью.
– Друзья. Помогли.
– Ничего себе… у тебя друзья.
– Тут будешь ночевать?
Пошел по грязной дороге обратно к дому, спустя секунду услышал, как за ним, поддерживаемый женской рукой, покатил велосипед.
Через несколько шагов Даг остановился, развернулся, предупредил.
– Я тебя кормлю. Даю ночлег. Ты рассказываешь все, что знаешь.
– Верх гостеприимства, – съязвили ему негромко. – Хорошо, хоть спать с тобой за это не надо.
Он обозлился. Вот острая на язык сука.
– И вообще, – сообщили ему безапелляционно, – хорошо хочешь жить. Желаешь услышать мою историю, будь добр рассказать и свою. По рукам?
У нее было красивое лицо, но наглое. Точнее, наглым был взгляд, и Даг в который раз подумал, что женщине нужно быть женственнее, нежнее. Как Алина.
Хотел ответить грубо, но быстро сообразил, что правду ведь можно выдавать не всю, а порционно. Ни к чему озвучивать лишние детали. А ее история ему нужна…
– Пошли, – бросил неприязненно.
Пора доесть уже, наконец, остывшую картошку.
Глава 9
(Adam Jensen – Tombstone)
Таких, как она, он называл «деловая колбаса».
Не успела войти в дом, а уже вела себя по-хозяйски. Отыскала ванную комнату, умылась, вытерлась его же полотенцем, спросила, есть ли чай. Не успел Даг ответить, как гостья захлопала дверцами шкафчиков. Нашла заварку, поставила чайник и выбрала себе с полки кружку – большую, с цветами.
Браун изо всех сил сдерживал раздражение. Не успел сесть напротив собственной картошки, как девчонка заглянула в кастрюлю, поинтересовалась: «Можно?» – и тут же принялась накладывать себе еду.
– Я голодная, как черт, – приговаривала она, пока он притворялся, что не слушает. – В последний раз на велике сидела лет десять назад, а у тетки еще сиденье сломано. Ад, а не поездка…
Уселась на кресло напротив него, поставила перед собой тарелку, поковырялась в ней вилкой, нахмурилась:
– Ты что, купил банку «Осколкино»? Хуже них тушенку никто не делает. Да и кто ее с картошкой смешивает?
Браун скрипнул зубами. Еще пара таких фраз, и он выставит ее за дверь без «истории». Сдержал себя, как умел, спросил по возможности спокойно:
– Ты местная?
У незнакомки на секунду искривилось лицо, будто долетел до ее ноздрей запах с помойки. Брови нахмурились сильнее.
– Ты накорми, напои, спать уложи, сказку расскажи, а потом расспрашивай. Так здесь говорят.
Нет, он точно ей шею свернет, ладони уже чесались.
– Сказку, значит, – процедил недобро.
– Просто пожрать дай. Желудок от голода сводит…
И она принялась наворачивать остывшую картошку.
(MJ Cole, Freya Ridings – Waking Up)
Начала рассказа он все-таки дождался, когда тарелка перед ней стала чистой, когда с салфетки исчез кусок хлеба, а в ее кружке плескался чай.
– Местная, да.
Она смотрела прямо, но хмуро, и Даг в который раз подумал, что взгляд у нее сложный, «многоуровневый». Простой снаружи, но внимательный внутри, цепкий. Значит, не дура, однако, наглая «не дура» – то еще сочетание.
– Только еще вчера я была на Уровнях. – И замолчала, задумалась не то о превратностях судьбы, не то еще о чем-то.
– Здесь-то как оказалась? В дыру провалилась?
Напротив ухмыльнулись.
– А ты ничего так чувачок. С юмором. – Смеха, правда, в глазах нет. – Нет, не провалилась… Попалась Комиссионерам после того, как устроила аварию на Челдонском мосту. Не слышал?
Он ни о чем не слышал и потому промолчал.
Девчонка потерла щеку.
– Ехала по третьей полосе, отвлеклась за рулем, а навстречу бензовоз. Который вильнул, завалился набок, – вздох, – а после взрыв… Депортировали меня, в общем. В качестве наказания. И да, это мой родной мир, если ты спрашивал об этом, здесь я когда-то родилась.
Браун переваривал информацию быстро, собирал по кусочкам в общую картину.
– А память как сохранила? – его отдельно предупреждали, что обычно при переходах она стирается по умолчанию. Поэтому с ним перед «прыжком» работал сенсор.
– Сложная… история.
Кажется, утаивать детали собрался не только он, но и она.
– Теперь здесь собираешься приживаться?
– Нет, – ответ четкий, как у солдата. Ровный, спокойный, но металлический. – Я собираюсь вернуться обратно.
– Знаешь как?
Самый важный вопрос вечера.
– Нет. Но узнаю.
Если бы напротив сидел кто-то другой, Браун бы фыркнул или цинично рассмеялся – ага, узнаешь, как же. Но она смотрела, как кобра, и что-то в ее взгляде заставило его воздержаться от комментариев. Некая странная решимость, какую можно встретить у фанатика или миссионера, одержимого «благой» целью.
Кусок тишины. Глоток чая; Дагу вкус местной заварки был противен. Может, он ошибся в выборе, как с тушенкой?
– А ты? – последовал вопрос. – Ты-то как здесь оказался, как сохранил память?
Он не собирался ей с самого начала ничего рассказывать, но отчего-то ощутил, что поделиться можно, что ему совсем чуть-чуть хочется это сделать.
– Меня тоже сослали.
Ее брови, коричневые, будто очерченные карандашом, взлетели вверх.
– Сослали на Землю? Это ведь не твой родной мир, так?
Браун поджал губы; гостья, наоборот, улыбнулась. Кажется, она начала в его присутствии расслабляться.
– Как тебя зовут?
Даг долго рылся в памяти, прежде чем вспомнил, какое именно местное имя выбрал.
– Нико…лай.
– Николай?! – Она хохотала так заливисто, что он даже не обиделся, хотя должен был. – Да с тебя Николай, как с меня Марфа.
Отсмеялась, вытерла повлажневшие веки; Браун качнул головой.
– Меня сослали не сюда, – пояснил, – на Войну.
Если спросит «что такое Война», он отправит ее восвояси, но та, которая сидела напротив, удивила.
– Уровень: Война? – Она что-то про нее слышала, теперь судорожно рылась в памяти. – Уровень, где идут бесконечные боевые действия?
– Точно. Меня сослали солдатом, и, значит, пожизненно, без права на выход.
– Но ты вышел.
«Вышел». Каким-то боком и куда-то в боковой проход.
– А за что?
Даг почему-то с ней говорил, сам не знал почему. Может, потому что заранее подготовился к беспросветному одиночеству на неопределенный срок, но вдруг встретил кого-то, кто «сечет».
– Я работал телохранителем, – буркнул не очень охотно, – мой наниматель проштрафился. А когда за ним пришли люди в штатском, я не сразу узнал в них Комиссионеров, попробовал отключить…
И испытал прилив признательности, когда увидел на лице незнакомки водоворот искренних эмоций – удивление, тревога, не сочувствие, но понимание. То самое настоящее понимание, какое редко встречается даже у друзей. Она замолчала, сделавшись смурной, прочувствовав его историю.
– Как же ты вышел с Войны, если пожизненно?
А вот тут уже следовало выдавать детали с осторожностью.
– Друзья. Помогли.
– Ничего себе… у тебя друзья.