Безразличные матери. Исцеление от ран родительской нелюбви

Саманта: «Что мне с этим делать?»

Сьюзан: «Давайте сначала немного успокоим боль маленькой девочки внутри. Она должна знать, что она в безопасности и никто больше не причинит ей вреда. Когда она почувствует себя в безопасности, вы тоже почувствуете себя в безопасности. Представьте, что эта маленькая девочка сидит у вас на коленях. Представьте, что обнимаете ее. Ей больно, и ей очень нужна ваша поддержка. Скажите ей то, что хотели бы услышать сами, когда мать била вас по лицу или оскорбляла. Начните со слов “Дорогая, мне жаль, что с тобой плохо обращались…”»

Саманта: «Дорогая, мне жаль, что с тобой плохо обращались… Мне жаль, что мама обижала тебя. (Саманта замолчала и посмотрела на меня.)

Очень сложно… Я не знаю, что сказать… Так странно».



Я сказала Саманте, что ее состояние понятно. Она так долго ограждала себя от этих чувств, которые делали ее слабой и уязвимой. Теперь, когда ее стены рушились, она чувствовала себя выставленной напоказ. Я предложила ей продолжить и подумать, что бы она сказала, если бы удочерила маленькую девочку, с которой плохо обращались. Я немного ей подсказала.



Сьюзан: «Ты замечательная и милая девочка и не сделала ничего плохого».

Саманта: «Да, так хорошо. Ты замечательная и милая девочка и не сделала ничего плохого… Знай, что я о тебе позабочусь… Я никому не позволю сделать тебе больно, напугать тебя или жестоко наказать тебя ни за что… Ты в безопасности. Теперь у тебя хорошая мама. Ты можешь стать просто маленькой девочкой и перестать бояться». (Она опять замолчала и посмотрела на меня.)

«Почему моя мама не могла сказать такого мне, Сьюзан? Почему она не могла полюбить меня такой? Я думаю, она вообще никогда меня не любила. Она не могла любить меня и поступать так со мной. Так не ведут себя любящие люди…» (Ее глаза наполнились слезами).

Сьюзан: «Боюсь, что это правда, исходя из того, что вы мне рассказали, – сказала я. – Любовь не может внушать страх, растерянность и одиночество. Она не наказывает просто так и не ругает маленькую девочку за то, что та ведет себя как ребенок, которым и является. Вы правы, Саманта: то, что вы описали, – не любовь». Саманта (сквозь слезы): «Вы сказали, что я должна утешить свою маленькую девочку, Сьюзан. Но я понятия не имею, что говорить… Я испытываю глубокую печаль и чувствую себя покинутой. Не уверена, что смогу продолжать».

Сьюзан: «Саманта, знаю, как это больно. Осознание факта, что ваша мать не любила вас, – одно из самых тяжелых открытий, которые вы можете когда-либо сделать. Вы заслуживали того, чтобы о вас заботились, но ваша мать была несчастливой и психически нездоровой женщиной, вымещавшей свои неудачи на вас. Вы в этом не виноваты. И маленькая Саманта не была виновата в этом. Она была невинной. Ничто из того, что вы могли бы сделать, не заставило бы вашу мать любить вас больше. Она этого не умела. И мы не знаем почему. Но мы можем быть уверены только в одном: вы здесь ни при чем. Вы в этом не виноваты. Я хочу, чтобы вы мне сами это сказали, Саманта: “В этом не было моей вины”».

Саманта (очень тихо): «В этом не было моей вины».



Я взяла ее руку и держала, пока она плакала.



«Скажите это снова и громче», – попросила я.

Саманта (увереннее): «В этом не было моей вины».

Сьюзан: «Громче. Заставьте меня поверить вам».

Саманта (во все горло): «В этом не было моей вины! (Она глубоко вздохнула и посмотрела на меня.) Сьюзан, в этом действительно не было моей вины».





Не ваша вина




«Я сама во всем виновата» – распространенная ложь дочерей, которую им следует опровергнуть, если они хотят исправить собственную жизнь. Это убеждение отягощает их чувством вины и ответственности за то, что с ними плохо обращались и матери их не любили. Копая глубже, мы обнаружим мощный источник стыда – чувство, говорящее: «Должно быть, со мной что-то не так, иначе этого бы не случилось».

На протяжении всей жизни дочери подвергаются программированию, для которого попеременно используются пощечины, вздохи, критика, упреки, крики. В результате в сознании дочерей укореняется вера в то, что они несут ответственность за предпочтения, чувства и поведение матери по отношению к себе. Эта вера и является той силой, которая удерживает без каких-либо изменений сложившиеся неправильные отношения между матерью и дочерью. Пока дочки чувствуют вину и стыд за то, что «стали причиной» нелюбящего поведения матери, они не способны бросить родительницам вызов, отстоять собственные права или полностью прочувствовать гнев и сожаление из-за того, что с ними случилось. Они продолжают соглашаться с ложью, будто они плохи, эгоистичны, не правы или ущербны, а следовательно, не имеют права чувствовать то, что чувствуют, или делать то, что считают правильным для себя, невзирая на потребности матери. «Я сама во всем виновата» – большая ложь, допускающая и другие лживые утверждения, которые говорят нелюбящие матери ради собственной выгоды и с которыми борются мои клиентки с помощью упражнения «Правда и Ложь».

Борьба с этой большой ложью до тех пор, пока она не ослабит свою хватку, приносит дочерям свободу, чувство любви к себе и принятие себя – то, чего так часто не хватало им в жизни.

Мощный заряд энергии содержится в словах Саманты: «Моя мать не могла любить меня, и в этом не было моей вины». Многократное повторение этой фразы, пока она не прозвучала убедительно, стало огромным шагом на пути к освобождению для многих моих клиенток. Несмотря на простоту действия, произнесение правды вслух помогает ей поселиться глубоко внутри.

Я предложила Саманте сделать следующий шаг и сказать маленькой девочке, сидевшей на ее коленях, за что она не была в ответе. «Это поможет исцелить и успокоить ее, – добавила я, – а также повлиять на освобождение маленькой Саманты от непосильной ноши чувства вины и стыда, отягощающих всю ее жизнь».



Саманта: «Хорошо… Дорогая, я знаю, что мама всегда говорила, будто ты плохая и заслуживаешь того, чтобы тебя били, наказывали и ругали. Она говорила, что ты сама была в этом виновата. Но она была не права. Ты была замечательной умной маленькой девочкой. И не несла ответственности за ее шлепки и удары. Ты ничем не заслужила того, чтобы у тебя выбили зуб. Не на тебе лежит ответственность за то, что тебя не пустили на чемпионат по баскетболу. Ты не сделала ничего, чтобы заслужить такое. Ты не виновата в ее жестокости. Ты не виновата в том, что она помешалась на твоей учебе и оценках. Ты была умной девочкой. Ты не заслужила, чтобы с тобой обращались так, как будто ты ленива и глупа. Ты не виновата в мамином сумасшествии. Это все ее вина. Это не имело никакого отношения к тебе».



Когда дочь представляет себя ребенком и вспоминает все тяготы и нелюбящее поведение, с которыми ей пришлось столкнуться, становится намного проще принять правду: ребенок ни в чем не виноват. И женщине, которой она стала, тоже не за что себя винить. Причина насилия, плохого обращения, смены ролей и давления полностью заключалась в ее матери и не имела никакого отношения к ней.

Когда правда проникает внутрь, как это постепенно происходило с Самантой, на поверхность могут выйти сильные эмоции. Я спросила у Саманты, как она себя чувствует.



Саманта: «Я в бешенстве и в ярости… но главным образом – в невероятной, ужасной печали. Нет, даже более, чем в печали. Такое чувство, что кто-то умер».




Сейчас Саманта плакала и скорбела. И эта скорбь привела ее к глубокому принятию правды, оказавшейся теперь такой очевидной. Она больше не могла назвать нелюбящее отношение к ней матери любовью. Она не была в ответе за ужасное обращение с ней – а вот ее мать была. Мир перевернулся.

Каждый, кто доходит до этого этапа, должен оплакать все то, чего был лишен. Большинство дочек мамаш, не способных любить, были лишены детства, потому что их матери не позволили насладиться им.

Я перечислила Саманте ее утраты:

– Вы потеряли право на игры и глупости.

– Вам не удалось побыть беззаботным ребенком. Было ли вам четыре, четырнадцать или ближе к сорока, вы тащили взрослую ношу с самого детства.

– Вам не удалось познать предсказуемость и постоянство заботы, от которых зависит внутреннее чувство безопасности.

– У вас почти не было возможности почувствовать свободу и доверие.

– Вы страстно желали, чтобы ваши достижения были оценены, но мать скрывала от вас правду: вы уникальный и замечательный человек, чья задача в жизни состоит в том, чтобы быть собой.

«На полусознательном уровне вы прятали это знание внутри вас, – добавила я. – И вот наконец оно перед вами, чтобы вы его приняли и умом, и сердцем».

Сдержанная и осторожная Саманта изолировала себя не только от других людей, но и от собственных теплых и любящих чувств. Я убедила ее в том, что они у нее есть и спрятаны за ее болью.





Оставьте в прошлом миф о хорошей матери




Нервы Саманты были оголены, и я предложила ей сделать упражнение для их успокоения и усмирения эмоций. Этим упражнением были символические похороны мечты, которая вынуждала ее и других дочерей, лишенных материнской заботы, стремиться к любви матери, всегда находившейся за пределами досягаемости. «Хотите попробовать?» – спросила я.



Саманта (с легкой улыбкой): «Да, хуже уже не будет, это точно. Я так далеко зашла, давайте попробуем».



Я сходила за высохшими цветами, которые держу в кабинете как раз для таких случаев, и положила их на журнальный столик. «Представьте, что стол – это гроб, – сказала я. Она вздрогнула от слова «гроб», и я уверила ее, что это все символически. – Теперь хорошенько представьте, что гроб опускают в яму. Сейчас мы хороним мечту о хорошей матери, и, стоя над гробом, я начну траурную речь, а вы сможете добавить от себя».



Саманта: «Хорошо».



Чтобы немного ее «раскачать», я начала: «Мы собрались здесь, чтобы предать земле мечту о хорошей матери. Мне это не было предназначено судьбой. Мечта не сбылась и, знаю, никогда не сбудется. И это не была моя вина».



Саманта: «Я сделала все, что было в моих силах, чтобы она полюбила меня, но это не помогло…»

«Я больше не хочу биться головой о стену, пытаясь заслужить ее любовь», – продолжила я.

Саманта: «Я больше не желаю портить себе жизнь, пытаясь сделать ее счастливой. Я больше не буду притворяться, что те жалкие крохи были настоящей любовью. Мне трудно тебя отпускать, но покойся с миром, моя мечта. А я буду налаживать собственную жизнь».



Саманта сидела с закрытыми глазами, смахивая слезы тыльной стороной ладони. Я опять спросила, как она себя чувствует.



Саманта: «Грустно. Все еще грустно. Но уже спокойнее. Немного свободнее. Сильнее. Немного больше похоже на меня».



Главное в траурной речи – не слова. А то, как это помогает женщинам попрощаться со страстным желанием того, чтобы их матери вдруг изменились.

Подобная надгробная речь – мощная движущая сила на пути к переменам, потому что посредством символов направлена напрямую в ваше подсознание и потихоньку перепрограммирует его. Символические похороны – лучший способ покончить со всеми этими «если бы». «Если бы я сделала это, она была бы со мной мила», «Если бы я ее спасла, она была бы счастлива», «Если бы она получила больше внимания от меня, то в конце концов поделилась бы им со мной», «Если бы я стала почти идеальной, то она перестала бы меня критиковать», «Если бы я очень постаралась, она наконец полюбила бы меня».

Для дочерей, всю жизнь ищущих ответ на вопрос, что именно они делают не так, и пытающихся любым способом добиться любви и одобрения матери, это переломный момент: им приходится принять тот факт, что они все время гонялись за мечтой, сеющей хаос в их жизни. И Саманта чувствовала это.