Безмолвный король

Мэдисон выходит из автомобиля, держа в руках пиццу.

– Ух ты. Как я могла не знать об этом месте?

Я подхожу и забираю у нее коробки с пиццей.

– Здесь мы тусовались, когда были детьми. Они закрылись много лет назад, никто толком не знает почему – их дела всегда шли довольно хорошо.

Тат выбирается наружу, поправляя юбку.

– Я сто лет здесь не была.

Затем она открывает коробку с пиццей и берет кусок.

Мэдисон с интересом рассматривает старый парк развлечений. Я следую за ее взглядом. У входа в парк располагается радужная вывеска с витиеватой надписью «Cranksy Klanksy’s Fun Park». На одинокой цепочке, охраняющей вход, висит табличка со словами: «Нарушители будут привлечены к ответственности».

– Пойдем.

Я беру Мэдисон за руку и иду ко входу как раз в тот момент, когда позади нас останавливается несколько машин. Открываются двери, и к нам подбегают Хантер и Эли. Выхватив у нас коробку пиццы под смех остальных парней, они углубляются в парк. Я закатываю глаза.

Мэдисон поворачивает голову, выискивая глазами Татум, но та уже расположилась под рукой Нейта. Я качаю головой и вздыхаю. Он ходит по тонкому льду, если только он не был серьезен, когда сказал, что с Тилли все кончено.

– Здесь безопасно? – спрашивает меня Мэдисон, пока я веду ее в глубь мрачного парка. Сегодня полнолуние, так что сейчас не слишком темно, и, кроме того, вокруг нас носятся парни с фонариками – точь-в-точь как стая гиен.

– Ага.

Я обнимаю ее за плечи и целую в голову. Положив коробки с пиццей на маленький столик, я беру одну коробку и киваю головой в сторону старого колеса обозрения.

– Неа. – Она качает головой. – Нет, Бишоп. Я не увлекаюсь альпинизмом.

Я ухмыляюсь.

– Ты мне доверяешь?

– Нет. Да. И нет, и да.

Я подхожу к ней, чувствуя запах ее сладких духов, перебивающий застарелый мускусный запах заброшенного парка.

– Что такое, котенок? Ты веришь мне или нет?

Я наклоняю голову. Мой взгляд падает на ее губы – она проводит языком по нижней губе и слегка втягивает ее в рот. Я чувствую, как мой член начинает напрягаться.

– Черт, – выругиваюсь я себе под нос, шагаю вперед и тяну ее в сторону колеса обозрения.

– Обещай мне, что мы не полезем на самый верх.

– Обещаю.

Сегодня. В следующий раз, когда мы сюда приедем, я отведу ее наверх. Наконец она расслабляется и перестает сопротивляться моей хватке. Я пролезаю под цепью, и она следует за мной.

– Бишоп… – предупреждает она, когда мы приближаемся к подвесным кабинкам.

– Садись, котенок.

Я залезаю туда первым. Кабинка раскачивается под моим весом, но я уверен процентов на сорок, что это безопасно. Мэдисон медленно ступает на толстый пластик. Когда он шатается, она визжит и запрыгивает мне на колени.

– Ты чертовски милая.

Я убираю прядь волос с ее лица, и она краснеет, слезая с моих колен и усаживаясь рядом со мной. Через несколько секунд я чувствую, как ее тело заметно расслабляется.

– Не так уж и плохо, да? – спрашиваю я ее, изогнув бровь.

Она смотрит назад, пробегая взглядом по ржавому металлу и старым петлям.

– Наверное, ты прав.

– В следующий раз мы полезем наверх.

Она неуверенно бормочет.

– Обязательно.

Я снова смеюсь, но мой смех быстро стихает.

– Скоро могут произойти плохие вещи, Мэди.


Я поворачиваюсь к ней. Лунный свет освещает каждую черту ее лица. Ее пухлые губы, изящные скулы, слегка заостренный подбородок и густые ресницы. Две родинки у нее на лбу, которые я всегда замечаю. Она была самой красивой девушкой, которую я когда-либо видел. В ней нет ни единого несовершенства, но больше всего мне нравится то, что она не замечает, насколько красива. Она никогда не выставляет это напоказ, как Татум, и никогда не пытается скрыть это, как Тилли. Она просто… Мэдисон. Она всегда была собой. То, насколько уверенно она чувствует себя в своем теле, вызывает страх и восхищение.

Она смотрит прямо перед собой, убирая с лица пряди волос, развеваемые ветром.

– Разве когда-то было иначе? – она быстро улыбается, а затем ее лицо становится серьезным, и она поднимает на меня взгляд. – Я не могу допустить, чтобы с тобой или с Деймоном, или с Татум, или с Нейтом, или… – Она смеется, качая головой. – Или с любым из Королей что-то случилось. Боже, Бишоп. – Она снова поднимает на меня глаза. – Список людей, на которых мне не плевать, чрезвычайно расширился.

Это заставляет меня улыбнуться. Эти парни – мои братья, поэтому услышать, что их судьба ей небезразлична, было для меня большим облегчением. Я никогда в ней не сомневался, но в прошлом мы сделали ей много плохого. Я не знаю, нанесло ли это необратимый психологический ущерб. Думаю, время покажет, насколько глубоки эти шрамы – особенно те, под которыми красуются мои инициалы.

Я прижимаю ее к себе.

– Я знаю.

Она кладет голову мне на грудь и сильнее ко мне прижимается. Она не была низкой, но по сравнению со мной казалась совсем крошечной.

– Какой твой любимый цвет? – она зевает, переплетая свои пальцы с моими.

– Черный. А твой?

Она хихикает.

– Синий. Точнее, бирюзовый. Смесь зеленого и синего, но зеленого чуть больше. И еще немного пастельный.

– Ты не могла просто ответить «красный»? – фыркаю я.

Это было частью ее обаяния.

Она качает головой, лежа у меня на груди.

– Нет, со мной не просто, поэтому тебе, наверное, следует воспользоваться шансом и убежать.

– Извини, детка, но кроссовки не подходят к моему наряду.

Она хихикает, разбавляя своим смехом безжизненную тишину аттракционов.

Ее смех мог вдохнуть жизнь в мертвых, не говоря уже об этом заброшенном парке развлечений.

Прекратив смеяться, она поднимает голову и смотрит на меня из-под моей руки. Наши глаза намертво прикованы друг к другу, и я чувствую, как все внутри меня сжимается.

– Что? – шепчу я, глядя на ее губы.

– Это правда?

– Если нет, то я убью ублюдка, который это выдумал.

– Я не могу без тебя жить, Бишоп.

– Ш-ш-ш.

Я притягиваю ее обратно под руку. Я не собираюсь говорить ей, что все будет хорошо, – во всяком случае, пока мы не вернулись с Пердиты.

Мы едем обратно в хижину. Остальные парни едут сзади, следуя за мной. Тат пересела к Нейту, а Хантер попытался присоединиться к нам, но я его выгнал. Чем больше времени я проводил с Мэдисон наедине, тем сильнее я ждал следующего раза. Щенкам придется выучить, что такое личное пространство.

– Мне нравится эта песня. – Мэдисон качает головой в ритм, делая музыку громче.

– Как называется? – спрашиваю я.

Обычно такая музыка мне не нравится, но на этот раз голос, мелодия и ритм меня зацепили.

– Это «I’m Ready» Niykee Heaton, – улыбается она, глядя на меня краем глаза. – Большинство ее песен о любви и сексе, в основном о сексе.

– Подходящая тематика.

– Ага! – соглашается она. – Именно поэтому я люблю эту песню.

Она делает звук еще громче, а когда песня заканчивается, нажимает на повтор. К тому моменту, когда мы подъехали к хижине, я был почти уверен, что знаю все слова наизусть.

Мы выходим из машины как раз в тот момент, когда остальные ребята подтягиваются к нам. Было уже около полуночи, так что я делаю знак парням и веду Мэдисон в главную спальню. Хижина принадлежит нашей семье еще со времен прадедов. Дом окружает большая терраса, а сам он построен из потускневших бревен. На втором этаже располагается пять спален, а весь третий этаж занимает главная спальня. Одна из ее стен полностью прозрачная, что обеспечивает полный обзор всей территории. Панорамный вид – задумка моего отца, одержимого паранойей, но самой хижине было больше ста лет. Я уверен, что призраки моих предков до сих пор бродят по этим коридорам – не самое обнадеживающее чувство.

– Ух ты. – Мэдисон проводит ладонью по старой деревянной кровати с четырьмя резными столбиками. Дерево покрывают искусные, замысловатые узоры.

– Клянусь, теперь меня уже ничего не удивит.

Она зевает и потягивается, внезапно вздрагивая.