Безлюди. Одноглазый дом

— Ты что, издеваешься?



Дарт очнулся в отвратительном настроении. Первым делом он стащил со лба повязку и запустил ее в стену. Кусок влажной ткани с чавканьем врезался в преграду и сполз на пол, будто слизняк, оставляя за собой мокрый след. Дес с обреченным видом проследил за траекторией полета и заключил:

— Кажется, он идет на поправку.

Флори не рискнула предложить больному свежую повязку, поскольку с высокой долей вероятности следующая тряпка могла срикошетить в кого-нибудь из них. После этой сцены у Флори не осталось сомнений, чтобы оставить Деса приглядеть за другом, а самой наведаться в домографную контору. Именно так она и поступила.

За три дня ей предстояло уладить множество дел и решить проблему с жильем. Рин обещал выбить из городской управы солидную компенсацию — этих денег с лихвой хватит, чтобы вернуться в Лим, домой.

В конторе ее встретила Рэйлин. И хотя она старательно изображала дружелюбие, Флори уловила раздражение и ревность, скрытую притворной улыбкой. Не похоже, что найденный Озерный дом, суливший скорую свадьбу, успокоил невесту Эверрайна — скорее, распалил огонь собственничества. Флори облегченно выдохнула, когда оказалась в кабинете домографа, скрывшись от Рэйлин прежде, чем та испепелила ее взглядом.

Первым делом Рин справился о самочувствии Дарта и облегченно вздохнул, узнав, что тот идет на поправку. О своей сделке с безлюдем Флори умолчала. Вряд ли ее похвалили бы за такой отчаянный поступок. Проблем у домографа и без того хватало.

— Я веду переговоры с властями. Они не хотят, чтобы Озерный дом оставался в канале. Придется куда-то его перевозить.

— Он привык жить в воде, — задумчиво произнесла Флори. — Как насчет болот Зыбня?

Рин улыбнулся:

— Верно. Рассуждаете как домограф.

Она смутилась и, кажется, покраснела.

— Я уже направил запрос о разрушении безлюдей. Дом иллюзий и Ящерный дом представляют угрозу, так что иначе проблему не решить.

— А как же обещание господину Гленну? Или слово домографа ничего не значит? — с прищуром спросила Флори.

Рин сокрушенно покачал головой и потер переносицу указательными пальцами:

— Что вы за человек, Флориана… Вечно я должен перед вами оправдываться.

— Считайте, я воплощение вашей совести, — хмыкнула она, вызвав у собеседника нервный смешок.

— Ах, да. Еще и это.

Рин замялся и замолчал. Неловкость, с которой он пытался подобрать слова, все сказала за него.

Флори предполагала, что Рин захочет объясниться, и сейчас ощущала неизбежность разговора. Они словно оказались на краю обрыва и держались из последних сил, не спасаясь от падения, а лишь оттягивая решающий момент. Наконец Рин собрался с мыслями и со всей присущей ему серьезностью выдал:

— Пожалуй, я должен прокомментировать ситуацию с ключом, чтобы избежать недопонимания. Я действовал в рамках Протокола и сугубо в интересах дела.

— Разве? — Флори вскинула брови. Он был таким предсказуемым, что иногда становился скучным. Снова одно и то же: строгость, сухая констатация фактов, витиеватые фразы, отсутствие эмоций. Но что скрывалось за этим? Она хотела узнать. — А я уж подумала, что в вас проснулись чувства, и вы наконец совершили поступок не под диктовку правил, а из собственных побуждений.

Рин на миг растерялся, точно ожидал услышать нечто другое. Может, он представлял, что Флори будет осуждать его за содеянное? Она так и сделала вначале, однако долгие размышления привели ее к выводу, что Элберт получил по заслугам. Сцена с вырезанным из груди ключом по-прежнему казалась ужасной, как и другие вещи, принятые за норму в обществе безлюдей, однако если она хочет в нем остаться, ей придется проявить достаточно выдержки и смелости.

— Наше милосердие часто принимают за нашу слабость, — с грустью сказал Рин. Как бы он ни пытался избежать оправданий, именно к ним и пришел.

Флори невольно подумала о лютине Ви, которая пренебрегла возможностью исправить свою ошибку; потом вспомнила о лютенах во главе с Франко, выступивших против Рина. Решились бы они на это, видя в нем настоящую власть, а не добросердечного простака? Стали бы бояться того домографа, что собственноручно вырезал из груди лютена ключ? Ответ напрашивался сам собой.

— Я ничего не смыслю в домографии. — На сей раз признание далось ей легко. Детские представления о профессии не имели ничего общего с реальностью, а прочитанные книги могли рассказать о безлюдях, но не научить жить среди них. — Зато знаю, что преступника при задержании следует обезоружить. Именно это вы и сделали. О чем здесь еще говорить?

На лице Рина промелькнула тень улыбки.

— Вы становитесь мудрее, Флориана.

— И расчетливее, — бросила она ворчливо, не одобряя грубую лесть. — Вы так и не ответили, что будете делать с Гленном, которому в детективном бреду пообещали продать наш дом.

Рин был рад сменить тему и, пропустив колкость мимо ушей, охотно рассказал, как отправил на переговоры Десмонда. Тому удалось найти слова, чтобы отец добровольно отказался от притязаний на Ящерный дом. Не в первый раз Рин решал проблемы чужими руками: он дал слово, а забрал его стараниями Деса; контролировал лютенов при помощи Дарта; и даже в момент, когда следящие отказались сотрудничать с ним, умудрился найти способ заручиться их поддержкой, воспользовавшись дружбой Гленна и Освальда Тодда.

На самом деле Флори не собиралась радеть за господина Гленна. Куда больше ее интересовало благополучие собственной семьи. Она сообщила, что они уезжают через пару дней, и спросила, можно ли как-то ускорить процесс с домом. Рин задумался, поджав нижнюю губу, а потом ответил, что сделает все возможное. Он постоянно так говорил — и, надо признать, сдерживал перед Флори все обещания.

— Городские власти пошли на уступки, — добавил домограф. — Они готовы отдать треть средств, вырученных от продажи сырья. Прошу прощения, что не удалось добиться полной выплаты. Вы же понимаете, что власти могли запретить продажу, и я был вынужден сделать так, чтобы они стали заинтересованной стороной.

— Мне не нужны грязные деньги, из-за которых погибли люди. Достаточно компенсации от города, — решительно заявила она.

— Флориана, — Рин неодобрительно посмотрел на нее, — ваша семья пострадала, вы нуждаетесь в поддержке. Не время играть в благородство. Подумайте о том, что можно вернуть родной дом, заплатить за обучение сестры в престижной школе, наладить быт и не считать каждую монету. Стабильное будущее. Вы разве не этого хотели?

Конечно, Рин был прав. Бессмысленно отпираться и изображать, будто у нее есть выбор. Флори не стала объяснять, сколько противоречий раздирали ее, и поспешила уйти, чтобы более не задерживать домографа, который поглядывал на часы и нервно перекладывал бумаги. Она успела узнать его достаточно, чтобы вмиг считывать его мысли.

После встречи с ним Флори отправилась на причал, чтобы купить билеты на паром, а заодно взглянуть на Озерный дом при дневном свете. Ей не пришлось искать долго, и она тут же примкнула к толпе зевак на причале. Одни толкались, пытаясь пробиться в первый ряд, другие вставали на цыпочки и вытягивали шеи. Больше всех повезло тем, кто оказался на мосту, откуда открывался самый лучший вид на то, как целая эскадра тяжеловесных судов медленно тащила груз. Все наблюдали за переправой дома, но никто из зевак не знал, что видит перед собой безлюдя. Из воды торчала только его крыша — под слоем водорослей и ракушек, наросших на ней, черепица была почти незаметна. Казалось, это чешуйчатая спина морского чудовища, случайно заплывшего в Почтовый канал. Кто-то из смельчаков рискнул подобраться ближе и спустил на воду хлипкие лодки — на фоне портовых буксиров и броненосцев они выглядели как щепки.

Устав стоять под солнцем, Флори решила прогуляться по Торговому кварталу — узкой улочке, вымощенной брусчаткой, где ютились маленькие магазины самых разных мастей: ювелирных, книжных, посудных… Праздное времяпрепровождение пошло ей на пользу. Несмотря на усталость после бессонной ночи, она почувствовала себя гораздо лучше и смогла ненадолго отвлечься от печальных мыслей.


К ее возвращению в Голодном доме воцарилось спокойствие.

На кухне Офелия караулила отвар, мешая его длинной деревянной ложкой. Оказывается, утром к ним заходила Бильяна и принесла чудодейственное средство для восстановления сил; чтобы оно сработало, требовалось превратить его в кипяток, что и происходило в кастрюле под чутким руководством Офелии. Когда Флори сообщила ей о скором отъезде, сестра тихонько заплакала, но ничего не сказала против. Кажется, она понимала, к чему такая спешка.

Почти весь день Дарт провел в постели и выбрался из комнаты к вечеру. Он был не в настроении общаться и по большей части просто ворчал: например, что еда пересолена, однако это не помешало ему в минуту опустошить тарелку и запросить добавки. После ужина он снова запрятался в своей берлоге и не высовывался оттуда, что позволяло окружающим мириться с его сложной личностью.

Перед сном Флори рискнула заглянуть к нему и застала спящим. Она постояла у кровати, слушая мерное дыхание, заботливо поправила край одеяла, сползший на пол, и уже собралась уходить, как вдруг ее схватили за руку. Флори вздрогнула и растерянно уставилась на Дарта. От его сегодняшней личности стоило ожидать чего угодно.

— Я тебя напугал, госпожа Ботаника? — спросил он сонно.

Флори выдохнула. Снова это дурацкое прозвище.

— Да.

— Я хотел тебя поблагодарить.

Она так и замерла у кровати, еще более растерянная и удивленная. Непривычно было слышать из уст грубияна такие слова. Флори проверила частности полагая, что стрелка успела переместиться на другую личность. Нет. Указатель оставался на той же фигурке.

— Я знаю о вашем уговоре с безлюдем. Знаю, что ты уезжаешь.

Она осторожно присела на краешек кровати, понимая, что разговор выйдет долгим.

— Возможно, у нас получится выкупить дом. Дом нашего детства. Представляешь?

— Нет, — честно признался он.

Флори смутилась. В детстве его «домом» был приют, и вряд ли Дарт мог понять ее ностальгию. Она попыталась объяснить иначе:

— Мы очень любим это место.

— Хозяин такое одобряет. — Дарт слабо улыбнулся. — Как-то спорили с ним, кто сильнее привязывается: человек к дому или дом к человеку. Он говорит, что человек. А я думаю, что дом, иначе почему он дал мне силу, чтобы я играл роль тех, кто жил здесь раньше?

— Чтобы создать иллюзию, будто они все еще рядом.

— Да. Люди тоже так делают.

Флори ничего не ответила, пытаясь сдержать слезы, защипавшие глаза. Повезло, что в комнате было темно и Дарт не увидел их, иначе она бы разрыдалась по-настоящему и рассказала о том, что тяготит ее. С минуту она сидела в молчании, а потом вдруг осознала, что они держатся за руки, крепко переплетя пальцы, словно уже делали так множество раз. Флори пробормотала какую-то глупость и, высвободив руку, поспешила уйти. Она испугалась не Дарта, а того странного, неизведанного чувства, которое он пробудил в ней.



Следующий день прошел в суете, привычной для любого переезда, — даже если его затеяли те, у кого и вещей-то почти нет. За время, проведенное в Пьер-э-Метале, они не успели толком обжиться. Многое осталось в их настоящем доме. Пока шли разбирательства и споры, там никто не жил, — только Удержатели присматривали за жильем. Флори надеялась, что Лим вернет ей ощущение дома и развеет навязчивые мысли о тех, к кому она успела привязаться. Переменчивый, как узоры калейдоскопа, Дарт, балагур Дес и зануда Рин — каждый стал для нее другом, и скорое расставание с ними разрывало ей сердце.

Они приехали в Ящерный дом ранним утром. Их должен был встретить Рин, но вместо него на крыльце поджидала Рэйлин, чье присутствие никого не обрадовало. Она ослепила их приветливой улыбкой и, по-хозяйски открыв дверь, даже не соизволила переступить порог.

Сегодня безлюдь показался Флори мрачнее, чем прежде. Она испытала странные ощущения: будто очутилась в чужих комнатах, наполненных ее вещами, и стоило поторопиться, чтобы увезти свое до появления истинного хозяина.

Они принялись за работу, стараясь не обращать внимания на скрипы и грохот, что доносились с чердака. Шум прекратился лишь после того, как Дарт зажег щепку и обошел все комнаты, припугнув безлюдя дымом.

Впредь ничто не мешало им собирать вещи, не считая особой тяги Дарта к разным безделушкам. Помогая Флори, он хватался за хлам и начинал спорить, что нельзя выкидывать вещи. В итоге она сдалась и позволила забрать все, что казалось ему нужным. Так Дарт обзавелся ключом от комода и пуговицей от старого платья Флори. Новообретенные богатства он прицепил на плетеный кожаный шнурок, оставшийся от пенала для художественных кистей, а после надел в довесок к остальным нашейным украшениям. Дес, скептически глядя на друга, окрестил его «безделушником» и ушел с коробкой вещей на улицу.

Восседая на крыльце, Рэйлин дожидалась, когда они управятся. Каждый раз, проходя мимо, Флори ловила на себе ее колючий взгляд. К обеду их взаимное терпение вознаградилось разлукой, и утомленная Рэйлин, заперев дверь, укатила прочь. Ее перламутровый автомобиль исчез из виду раньше, чем Дарт смог справиться с дверью старой колымаги, куда они погрузили вещи. Пока он возился с заклинившим механизмом, Дес заинтересованно шарил по двору и вернулся с любопытной находкой. Конверт из почтового ящика он торжественно вручил Флори.

— Только ты мог догадаться проверить почту, — пробормотал Дарт, укладывая коробки плотнее.

— Привычка. — Десмонд небрежно пожал плечами. — В прошлом я был прекрасным ловцом писем. А теперь я просто прекрасен.

Флори и Дарт переглянулись и одновременно рассмеялись. Неизвестно, что скрывалось за умением Деса хвалить себя: самоирония или самолюбие. Если он и впрямь шутил, то отыгрывал весьма правдоподобно.

Автор послания не оставил никаких опознавательных знаков, однако, едва открыв его и учуяв терпкий аромат лаванды, можно было догадаться, кто отправитель. Флори даже боялась представить, что творилось в доме Прилсов, если бумага пахла так, будто на нее пролили целый пузырек лавандового масла.

Внутри конверта оказались свернутый вдвое лист и деньги. Госпожа Прилс писала, что сокрушается о «досадном недоразумении» — так она называла арест Флори. Здесь жертвой обстоятельств выступала сама Прилс, обманутая клеветой и ложными фактами. На раскаяния у нее ушло всего две строчки. Далее она поведала о том, что картина Лили выиграла на Ярмарочной выставке и дочь полна энтузиазма вернуться к занятиям. Впрочем, писала Прилс следом, после всех событий им лучше разойтись с миром, — поэтому к посланию прилагалось тройное жалованье. Богачка и здесь осталась верна себе: рассчитывала, что деньги загладят вину (если она вообще считала себя виноватой). Так или иначе, она выражала надежду, что Флори не станет держать зла на их семью. Кажется, на письмо возлагалась важная миссия: спасти дом Прилсов от мнимого проклятья. Флори не смогла сдержать усмешки, скомкала лист и бросила его в близрастущий кустарник под изумленный возглас Деса. Она бы с удовольствием проделала то же самое и с деньгами, которыми Прилс хотела откупиться, однако прагматичность не позволила ей так поступить.

— Ставлю на то, что Прилс позвала тебя работать семейной гадалкой. — Дес легонько толкнул ее плечом, подначивая.

— А для тебя у нее есть вакансия домашнего шута, — съязвила Флори и скрылась в машине.

— Если она красивая, я согласен, — с этими словами Дес уселся за руль.

— У меня для тебя предложение получше, — голос Дарта раздался с горы чемоданов и коробок, сложенных на заднем сиденье. — Как насчет того, чтобы заткнуться?

В ответ Дес изобразил пантомиму, будто закрывает рот на замок и выбрасывает ключ через плечо. Флори выдохнула, мысленно благодаря Дарта за то, что остановил поток шуток.

Груженая колымага завелась с третьей попытки, а затем с грохотом, дребезжанием и скрежетом покатила по кварталу Опаленных.