Безлюди. Одноглазый дом
Часть 35 из 60 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Спрашивайте.
— Нет, разговор не праздничный.
— Да бросьте, я как раз выгляжу непразднично. Ну же! — Она сверкнула глазами, напрашиваясь на комплимент. Рин мог возразить, сказав что-то вроде: «Ну что вы, Флориана, ваш наряд великолепен», но вместо этого сухо произнес:
— Простите, лучше поговорить позже. Например, завтра?
— Как вам угодно. — Флори поджала губы и отвернулась. Теперь общение с Рином не волновало ее, а скорее удручало.
То, что она считала вниманием к себе, было знаком вежливости. Его обходительность распространялась на всех, а истинная причина, по которой их троих позвали на семейный праздник, заключалась в том, что тем самым Рин рассчитывал уладить конфликт с Дартом. Это оказалось так просто, но Флори придумала себе другую правду, а теперь страдала от разрушенных надежд.
Никто не способен обмануть нас столь коварно и болезненно, как мы сами.
После разговора с Эверрайном она чувствовала себя разбитой и хотела сбежать отсюда, но ее снова поймали. Раскрасневшаяся от танцев Офелия подскочила к ней и предложила присоединиться. В саду играло музыкальное трио, и заводная мелодия пастушьей песни могла завлечь любого, только не Флориану. Она мельком взглянула на Рэйлин, танцующую с непринужденной грацией и изяществом, и, почувствовав, как ее собственное тело одеревенело от волнения, отказалась. Офелия ничуть не удивилась, что занудство одержало верх, и поинтересовалась, куда подевался Дарт, как будто надеялась втянуть в танцы его. Флори пожала плечами. Ей бы самой хотелось знать, куда он подевался.
Пляски продолжались до тех пор, пока в сад не выкатили десерт. Торт в три яруса был щедро украшен фруктами, а на верхний корж взгромоздили пряничные домики, разукрашенные в традиционные цвета Ярмарки. Неужели и торт следовал привычке наряжаться в честь домографа? Или домики символизировали семью, родовое имение?
Взгляд невольно скользнул к Рэйлин, которая смеялась над шутками фокусника. Он заставлял кусочек торта исчезать с блюда, а затем по щелчку пальца появляться из воздуха.
Флори уткнулась в свою десертную тарелку, украшенную все тем же вензелем в форме буквы «Э». Фамильная посуда… как мило. У нее самой не было ни именного сервиза, ни родного дома, ни семьи. Но разве это кого-то волновало? Фарфоровое лицо тарелки выглядело беспристрастно, а золоченая буква «Э», похожая на открытый рот, дразнясь, показывала язык.
Здесь ей не место. Это больше не ее праздник.
Мысли причинили почти физическую боль, и она вскочила из-за стола, роняя салфетку с колен. Какая оплошность. Флори присела, чтобы поднять салфетку, — и на ней снова увидела эту пресловутую букву, вышитую золотой нитью на уголке. Она отдернула руку, словно заметила в траве змею, резко выпрямилась и зашагала прочь.
Мощенная камнем дорожка привела в дальнюю часть сада. Деревья здесь росли гуще и скрадывали гул праздника, позволяя насладиться шумом воды. Миновав зеленую арку, Флори задержалась у пруда, понаблюдав за хаотичным движением красноперых карпов. Попыталась сосчитать рыбок, но сбилась уже на пятой и бросила глупую затею. Вскоре она набрела на белую ротонду, обвитую плющом. Изящное сооружение стояло в самой высокой точке сада, откуда открывался живописный вид на частные виноградники, исполосовавшие холмы.
Флори расположилась на скамье, скрытой от любопытных глаз занавесью плюща. Если кто-то заметит ее здесь, можно будет сказать, что от музыки разболелась голова. Раздумывая над этим, она ощутила чье-то присутствие. Огляделась по сторонам и поначалу никого не увидела. От густой зелени сада рябило в глазах, от чего показалось, будто Дарт появился из ниоткуда. В руках он держал тарелку с тортом — вернее, непонятной массой, что в недавнем прошлом была десертом. Дарт разобрал слои и уплетал их отдельно, выглядя более чем забавно: его праздничный облик франта никак не сочетался с руками, перепачканными в креме.
— Что ты тут делаешь? — спросила Флори.
— Решил уединиться, чтобы съесть торт.
— Ты ешь его неправильно.
— Вот именно от таких замечаний я и прятался.
Он подобрался к ней и уселся на соседнюю скамейку в ротонде.
— Угощайся! Фрукты я еще не трогал. — Он протянул ей тарелку. Флори не хотела обижать его отказом, поэтому подцепила ногтем вишню в сиропе. — Правда, так вкуснее?
Она растерянно пожала плечами.
— Тогда бери суфле!
Она послушно отломила кусочек на пробу, перепачкав пальцы в творожном креме.
— Ты всегда ешь торты таким образом?
— Только сегодня, — признался он и рассеянно улыбнулся.
— В этом особенность твоей личности?
— Нет, конечно. — Показалось, что Дарт немного смутился и помедлил, прежде чем продолжить: — Обычно в такие дни специально притворяюсь болваном, потому что людям интереснее потешаться над глупостями, чем говорить об изобретениях.
— Изобретениях?
— Ну, так… разных штуках, — уклончиво ответил Дарт. — Обычно они касаются работы с безлюдями, несколько, кстати, Рин использует.
Тут он запнулся и, решив перевести тему, пожаловался:
— Попросил Рина дать мне ключ от Дома-на-ветру, а он отказал.
Единственная улика вела туда. Если предположить, что Сильван не раз таскал ценности из Дома-на-ветру, он мог оказаться там накануне своей смерти и обнаружить нечто важное, о чем так и не успел рассказать Дарту.
— А задобрить безлюдя ты не можешь?
— Вряд ли получится в кратчайшие сроки добыть сорт табака, который предпочитает безлюдь, — ответил Дарт и с хмурым видом принялся доедать торт.
— А что предпочитает твой? — Флори думала об этом с тех пор, когда узнала про приманки.
Прежде чем ответить, Дарт огляделся по сторонам, а потом шепотом сказал:
— Острый перец.
Флори невольно улыбнулась. Ответ был так прост, а она не смогла додуматься до него сама, хотя не раз отмечала, что от Дарта веет этим острым ароматом. И в ту ночь, когда они с Десом пробрались в Голодный дом, от нее, приехавшей на телеге со специями, пахло примерно так же. Вот что насторожило Рина, когда он спросил, как им удалось открыть дверь без ключа. Еще тогда он понял, что Флори воспользовалась приманкой, но успокоился, узнав, что это вышло по удачной случайности.
Мысли ее прервались, потому что Дарт снова заговорил. Он будто бы обращался не к ней, а просто размышлял вслух.
— Раз ему нужны веские доказательства, я их найду, — заявил он. Потом в задумчивости почесал висок мизинцем, еще не выпачканным в креме, и стал строить планы: — Нужно повторно опросить владельца таверны, где Сильван был перед смертью. И пройтись по старьевщикам и ломбардам, чтобы понять, когда он начал продавать ворованные вещи из Дома-на-ветру. Если он давно промышляет этим, то становится подозреваемым. Если наведался туда уже после смерти Мео и что-то заметил — значит он свидетель.
— И мародер, — мрачно добавила она.
В их разговоре возникла долгая пауза.
Неудивительно, что Рин не поддержал затею. Ему приходилось осторожничать больше обычного: иметь веские причины и железные доводы для каждого своего шага. Его загнали в угол. Следящих не устроило вмешательство Рина в судебный процесс; городские власти наверняка были недовольны, что несколько безлюдей остались без контроля; а лютены обвинили его в потворстве Дарту. Со всех сторон на него давили, смотрели выжидающе — как стервятники, готовые заклевать.
Флори растерянно разглядывала руки, испачканные в творожном креме. Пока все гости чинно ели десерт золочеными ложечками, Дарт притащил в сад фарфоровую тарелку из фамильной сокровищницы Эверрайнов. Интересно, что сказала бы госпожа, узрев такую вопиющую наглость? Не успела она вообразить, как неугомонный Дарт позвал ее за собой. Флори доверилась ему и ахнула, когда они остановились у пруда:
— Ты серьезно?!
— А ты хочешь ходить с липкими пальцами?
— Убедил.
Они склонились над зеркальной гладью пруда и опустили руки. Флори почувствовала согретую солнцем воду, а затем — скользкое прикосновение к запястью. Она взвизгнула и дернулась, вызвав кучу брызг. Ее испугал не карп, а то ощущение, когда что-то невидимое дотрагивается до кожи.
— Ты успела загадать желание? — спросил Дарт с ребяческим восторгом.
— Нет, я успела только рыб распугать.
— А я загадал. Местные поверья утверждают, что карпы прикасаются к тем, чье желание соглашаются исполнить.
— Рада за вас, — пробурчала она, смывая с пальцев остатки крема.
Почему-то ей стало обидно от такой мелочи. Могла бы загадать себе нормальную форму ушей, нарядное платье или чтобы Рэйлин оказалась простым клерком — и укатила бы на своей лестнице обратно в архив. Словно бы насмехаясь над ней, из сада донеслись звуки фортепиано и сладкоголосое пение — не было никаких сомнений, что так поет умница Рэйлин, чьи таланты не знали границ.
— Потанцуем? — внезапно предложил Дарт, и от одной мысли о том, чтобы согласиться, у нее свело живот. Флори отказалась, справедливо считая себя неумехой по части изящных па. В ответ Дарт шутливо нахмурился: — Эй, я уже загадал желание. Не подводи карпа, потанцуй со мной.
Он настойчиво протянул руку. Когда их ладони соприкоснулись, прохладные и мокрые после пруда, Дарт осторожно притянул Флори к себе — ровно настолько, насколько позволял парный танец. И все же оказался так близко, что она разглядела веснушки на его лице, не такую россыпь, как у нее, а бледные точки, будто нарисованные чьей-то несмелой рукой. Прежде она не замечала их.
Неловкие движения слабо напоминали танец, они скорее медленно кружились на одном месте, будто сломанные фигурки в музыкальной шкатулке. После очередного неуклюжего шага Флори виновато пробормотала:
— Я тебе так ноги оттопчу.
— Вечно ты мне угрожаешь. — Дарт просиял.
Улыбка всегда превращала его в ребенка: в глазах вспыхивали задорные блики, выразительные скулы приобретали мягкую округлость, а сегодня к этому добавились крошки бисквита на губах. Флори отвела взор и подумала, что испытывает меньше неловкости, когда разговаривает с Дартом во время их танца, поэтому спросила:
— Почему ты ушел с праздника?
— Странно отмечать семейные праздники, когда не знаешь, что такое семья. — Он постарался сказать это непринужденно, однако Флори заметила, как потускнели его глаза. — А ты?
— Наверно, испугалась того, что завидую, вот и сбежала.
Дарт понимающе кивнул, будто разделял с ней и это чувство.
— Зависть как зверь: она с тобой, пока ты ее кормишь. — Его слова прозвучали как пришедшая кстати цитата, но Флори не стала уточнять, кто автор, боясь показаться невеждой.
Они замолчали, чтобы лучше расслышать музыку и попытаться попасть в ритм. Она не разобрала, кто сдался первым, — просто вдруг обнаружила, что их движения не подчиняются никакому ритму, будто были задуманы лишь для того, чтобы вытоптать в саду весь газон.
— Знаешь, о чем я думал в камере? — неожиданно спросил Дарт.
— Ну-у-у… — в задумчивости протянула Флори, подняв глаза к небу. — Что-нибудь ругательное?
Он засмеялся. Потом вернул лицу серьезное выражение и продолжил:
— Нет. Успокаивал себя мыслью, что умереть в роли твоего жениха не так уж обидно.
Их взгляды встретились. А потом он сказал:
— Умирать, зная, что не одинок, намного приятнее.
— Приятнее вообще не умирать.
Дарт запнулся, поняв, что разговор свернул не в том направлении и заблудился в его спутанных мыслях.
— В общем, я хотел сказать совсем другое. Что мне понравилось быть… нет, не так. Что ты… нет, что я… думал о тебе все эти дни.
— Нет, разговор не праздничный.
— Да бросьте, я как раз выгляжу непразднично. Ну же! — Она сверкнула глазами, напрашиваясь на комплимент. Рин мог возразить, сказав что-то вроде: «Ну что вы, Флориана, ваш наряд великолепен», но вместо этого сухо произнес:
— Простите, лучше поговорить позже. Например, завтра?
— Как вам угодно. — Флори поджала губы и отвернулась. Теперь общение с Рином не волновало ее, а скорее удручало.
То, что она считала вниманием к себе, было знаком вежливости. Его обходительность распространялась на всех, а истинная причина, по которой их троих позвали на семейный праздник, заключалась в том, что тем самым Рин рассчитывал уладить конфликт с Дартом. Это оказалось так просто, но Флори придумала себе другую правду, а теперь страдала от разрушенных надежд.
Никто не способен обмануть нас столь коварно и болезненно, как мы сами.
После разговора с Эверрайном она чувствовала себя разбитой и хотела сбежать отсюда, но ее снова поймали. Раскрасневшаяся от танцев Офелия подскочила к ней и предложила присоединиться. В саду играло музыкальное трио, и заводная мелодия пастушьей песни могла завлечь любого, только не Флориану. Она мельком взглянула на Рэйлин, танцующую с непринужденной грацией и изяществом, и, почувствовав, как ее собственное тело одеревенело от волнения, отказалась. Офелия ничуть не удивилась, что занудство одержало верх, и поинтересовалась, куда подевался Дарт, как будто надеялась втянуть в танцы его. Флори пожала плечами. Ей бы самой хотелось знать, куда он подевался.
Пляски продолжались до тех пор, пока в сад не выкатили десерт. Торт в три яруса был щедро украшен фруктами, а на верхний корж взгромоздили пряничные домики, разукрашенные в традиционные цвета Ярмарки. Неужели и торт следовал привычке наряжаться в честь домографа? Или домики символизировали семью, родовое имение?
Взгляд невольно скользнул к Рэйлин, которая смеялась над шутками фокусника. Он заставлял кусочек торта исчезать с блюда, а затем по щелчку пальца появляться из воздуха.
Флори уткнулась в свою десертную тарелку, украшенную все тем же вензелем в форме буквы «Э». Фамильная посуда… как мило. У нее самой не было ни именного сервиза, ни родного дома, ни семьи. Но разве это кого-то волновало? Фарфоровое лицо тарелки выглядело беспристрастно, а золоченая буква «Э», похожая на открытый рот, дразнясь, показывала язык.
Здесь ей не место. Это больше не ее праздник.
Мысли причинили почти физическую боль, и она вскочила из-за стола, роняя салфетку с колен. Какая оплошность. Флори присела, чтобы поднять салфетку, — и на ней снова увидела эту пресловутую букву, вышитую золотой нитью на уголке. Она отдернула руку, словно заметила в траве змею, резко выпрямилась и зашагала прочь.
Мощенная камнем дорожка привела в дальнюю часть сада. Деревья здесь росли гуще и скрадывали гул праздника, позволяя насладиться шумом воды. Миновав зеленую арку, Флори задержалась у пруда, понаблюдав за хаотичным движением красноперых карпов. Попыталась сосчитать рыбок, но сбилась уже на пятой и бросила глупую затею. Вскоре она набрела на белую ротонду, обвитую плющом. Изящное сооружение стояло в самой высокой точке сада, откуда открывался живописный вид на частные виноградники, исполосовавшие холмы.
Флори расположилась на скамье, скрытой от любопытных глаз занавесью плюща. Если кто-то заметит ее здесь, можно будет сказать, что от музыки разболелась голова. Раздумывая над этим, она ощутила чье-то присутствие. Огляделась по сторонам и поначалу никого не увидела. От густой зелени сада рябило в глазах, от чего показалось, будто Дарт появился из ниоткуда. В руках он держал тарелку с тортом — вернее, непонятной массой, что в недавнем прошлом была десертом. Дарт разобрал слои и уплетал их отдельно, выглядя более чем забавно: его праздничный облик франта никак не сочетался с руками, перепачканными в креме.
— Что ты тут делаешь? — спросила Флори.
— Решил уединиться, чтобы съесть торт.
— Ты ешь его неправильно.
— Вот именно от таких замечаний я и прятался.
Он подобрался к ней и уселся на соседнюю скамейку в ротонде.
— Угощайся! Фрукты я еще не трогал. — Он протянул ей тарелку. Флори не хотела обижать его отказом, поэтому подцепила ногтем вишню в сиропе. — Правда, так вкуснее?
Она растерянно пожала плечами.
— Тогда бери суфле!
Она послушно отломила кусочек на пробу, перепачкав пальцы в творожном креме.
— Ты всегда ешь торты таким образом?
— Только сегодня, — признался он и рассеянно улыбнулся.
— В этом особенность твоей личности?
— Нет, конечно. — Показалось, что Дарт немного смутился и помедлил, прежде чем продолжить: — Обычно в такие дни специально притворяюсь болваном, потому что людям интереснее потешаться над глупостями, чем говорить об изобретениях.
— Изобретениях?
— Ну, так… разных штуках, — уклончиво ответил Дарт. — Обычно они касаются работы с безлюдями, несколько, кстати, Рин использует.
Тут он запнулся и, решив перевести тему, пожаловался:
— Попросил Рина дать мне ключ от Дома-на-ветру, а он отказал.
Единственная улика вела туда. Если предположить, что Сильван не раз таскал ценности из Дома-на-ветру, он мог оказаться там накануне своей смерти и обнаружить нечто важное, о чем так и не успел рассказать Дарту.
— А задобрить безлюдя ты не можешь?
— Вряд ли получится в кратчайшие сроки добыть сорт табака, который предпочитает безлюдь, — ответил Дарт и с хмурым видом принялся доедать торт.
— А что предпочитает твой? — Флори думала об этом с тех пор, когда узнала про приманки.
Прежде чем ответить, Дарт огляделся по сторонам, а потом шепотом сказал:
— Острый перец.
Флори невольно улыбнулась. Ответ был так прост, а она не смогла додуматься до него сама, хотя не раз отмечала, что от Дарта веет этим острым ароматом. И в ту ночь, когда они с Десом пробрались в Голодный дом, от нее, приехавшей на телеге со специями, пахло примерно так же. Вот что насторожило Рина, когда он спросил, как им удалось открыть дверь без ключа. Еще тогда он понял, что Флори воспользовалась приманкой, но успокоился, узнав, что это вышло по удачной случайности.
Мысли ее прервались, потому что Дарт снова заговорил. Он будто бы обращался не к ней, а просто размышлял вслух.
— Раз ему нужны веские доказательства, я их найду, — заявил он. Потом в задумчивости почесал висок мизинцем, еще не выпачканным в креме, и стал строить планы: — Нужно повторно опросить владельца таверны, где Сильван был перед смертью. И пройтись по старьевщикам и ломбардам, чтобы понять, когда он начал продавать ворованные вещи из Дома-на-ветру. Если он давно промышляет этим, то становится подозреваемым. Если наведался туда уже после смерти Мео и что-то заметил — значит он свидетель.
— И мародер, — мрачно добавила она.
В их разговоре возникла долгая пауза.
Неудивительно, что Рин не поддержал затею. Ему приходилось осторожничать больше обычного: иметь веские причины и железные доводы для каждого своего шага. Его загнали в угол. Следящих не устроило вмешательство Рина в судебный процесс; городские власти наверняка были недовольны, что несколько безлюдей остались без контроля; а лютены обвинили его в потворстве Дарту. Со всех сторон на него давили, смотрели выжидающе — как стервятники, готовые заклевать.
Флори растерянно разглядывала руки, испачканные в творожном креме. Пока все гости чинно ели десерт золочеными ложечками, Дарт притащил в сад фарфоровую тарелку из фамильной сокровищницы Эверрайнов. Интересно, что сказала бы госпожа, узрев такую вопиющую наглость? Не успела она вообразить, как неугомонный Дарт позвал ее за собой. Флори доверилась ему и ахнула, когда они остановились у пруда:
— Ты серьезно?!
— А ты хочешь ходить с липкими пальцами?
— Убедил.
Они склонились над зеркальной гладью пруда и опустили руки. Флори почувствовала согретую солнцем воду, а затем — скользкое прикосновение к запястью. Она взвизгнула и дернулась, вызвав кучу брызг. Ее испугал не карп, а то ощущение, когда что-то невидимое дотрагивается до кожи.
— Ты успела загадать желание? — спросил Дарт с ребяческим восторгом.
— Нет, я успела только рыб распугать.
— А я загадал. Местные поверья утверждают, что карпы прикасаются к тем, чье желание соглашаются исполнить.
— Рада за вас, — пробурчала она, смывая с пальцев остатки крема.
Почему-то ей стало обидно от такой мелочи. Могла бы загадать себе нормальную форму ушей, нарядное платье или чтобы Рэйлин оказалась простым клерком — и укатила бы на своей лестнице обратно в архив. Словно бы насмехаясь над ней, из сада донеслись звуки фортепиано и сладкоголосое пение — не было никаких сомнений, что так поет умница Рэйлин, чьи таланты не знали границ.
— Потанцуем? — внезапно предложил Дарт, и от одной мысли о том, чтобы согласиться, у нее свело живот. Флори отказалась, справедливо считая себя неумехой по части изящных па. В ответ Дарт шутливо нахмурился: — Эй, я уже загадал желание. Не подводи карпа, потанцуй со мной.
Он настойчиво протянул руку. Когда их ладони соприкоснулись, прохладные и мокрые после пруда, Дарт осторожно притянул Флори к себе — ровно настолько, насколько позволял парный танец. И все же оказался так близко, что она разглядела веснушки на его лице, не такую россыпь, как у нее, а бледные точки, будто нарисованные чьей-то несмелой рукой. Прежде она не замечала их.
Неловкие движения слабо напоминали танец, они скорее медленно кружились на одном месте, будто сломанные фигурки в музыкальной шкатулке. После очередного неуклюжего шага Флори виновато пробормотала:
— Я тебе так ноги оттопчу.
— Вечно ты мне угрожаешь. — Дарт просиял.
Улыбка всегда превращала его в ребенка: в глазах вспыхивали задорные блики, выразительные скулы приобретали мягкую округлость, а сегодня к этому добавились крошки бисквита на губах. Флори отвела взор и подумала, что испытывает меньше неловкости, когда разговаривает с Дартом во время их танца, поэтому спросила:
— Почему ты ушел с праздника?
— Странно отмечать семейные праздники, когда не знаешь, что такое семья. — Он постарался сказать это непринужденно, однако Флори заметила, как потускнели его глаза. — А ты?
— Наверно, испугалась того, что завидую, вот и сбежала.
Дарт понимающе кивнул, будто разделял с ней и это чувство.
— Зависть как зверь: она с тобой, пока ты ее кормишь. — Его слова прозвучали как пришедшая кстати цитата, но Флори не стала уточнять, кто автор, боясь показаться невеждой.
Они замолчали, чтобы лучше расслышать музыку и попытаться попасть в ритм. Она не разобрала, кто сдался первым, — просто вдруг обнаружила, что их движения не подчиняются никакому ритму, будто были задуманы лишь для того, чтобы вытоптать в саду весь газон.
— Знаешь, о чем я думал в камере? — неожиданно спросил Дарт.
— Ну-у-у… — в задумчивости протянула Флори, подняв глаза к небу. — Что-нибудь ругательное?
Он засмеялся. Потом вернул лицу серьезное выражение и продолжил:
— Нет. Успокаивал себя мыслью, что умереть в роли твоего жениха не так уж обидно.
Их взгляды встретились. А потом он сказал:
— Умирать, зная, что не одинок, намного приятнее.
— Приятнее вообще не умирать.
Дарт запнулся, поняв, что разговор свернул не в том направлении и заблудился в его спутанных мыслях.
— В общем, я хотел сказать совсем другое. Что мне понравилось быть… нет, не так. Что ты… нет, что я… думал о тебе все эти дни.