Безлюди. Одноглазый дом

Она подала знак помощнице, и та поспешно удалилась из зала, а спустя минуту вернулась в сопровождении охранника, ведущего за собой мальчишку лет пяти. На фоне массивной трибуны, куда его поставили, будто деревянную фигурку, он выглядел совсем маленьким и хрупким.

Флори заметила, как лицо лютины исказилось в гримасе ужаса.

— Он ваш сын, не так ли? — спросил следящий.

Лютина судорожно замотала головой: нет!

— Что ж, тогда вам будет все равно, если ему отрежут палец?

Сдерживая всхлипы, лютина слабо кивнула, и в один момент рядом с мальчишкой оказался охранник с кинжалом наготове.

— Мамочка, мамочка, мамочка! — заверещал ребенок, когда его руку схватили и прижали к трибуне, будто трепыхающуюся рыбину к разделочной доске. Кинжал завис в опасной близости от запястья, угрожая одним ударом отсечь всю кисть.

Жуткий вопль, мучительно долгий, заполнил судебный зал. Это кричала Ви, умоляя пощадить ребенка.

— Теперь вы признаете, что это ваш сын? — безжалостно продолжал следящий.

Лютина подняла красное, распухшее от плача лицо и выдавила из себя одно слово:

— Да!

В ту же секунду рассудительница кивнула охранникам, и мальчишку увели под тревожный шепот зрителей. Развернувшаяся сцена потрясла всех, кроме следящего, и он с азартом продолжил допрос:

— Где вы прятали сына, госпожа Ви?

— В доме его отца.

— И кем этот человек приходится вам? — Молчание подсудимой разозлило следящего, и он сорвался: — Отвечайте же! Иначе вашего сына вернут за трибуну.

Лютина отчаянно выпалила:

— Он мой муж. Наш сын рожден в браке, поэтому вам не отнять у него имя и семью!

Рассудительница поджала губы, как будто подавляя желание улыбнуться:

— Согласно Протоколу, лютен или лютина не может связывать себя узами брака, семейными, любовными и прочими союзами, нарушающими одиночество. Лютен или лютина всецело принадлежит безлюдю на весь срок службы.

Напряжение, витавшее в воздухе, стало осязаемым. Все сидели, затаив дыхание, не сводя глаз с рассудительницы, на чьем лице не было ни капли сочувствия, одно холодное беспристрастие.

— Вы признаете, что совершили должностное преступление и нарушили Протокол?

— Да, — хрипло ответила лютина.

— В таком случае вас повесят как предательницу, — слова приговора потонули в рокоте голосов.

Осознание поразило ее как молния, и Флори мгновенно оценила весь ужас положения. Своей ложью она не спасла Дарта, а отправила его прямиком на виселицу.

— Приставьте лестницу. Закрепите оковы, — прогремел голос.

Сквозь затуманенный разум она услышала дикий вопль и лязг цепей. Когда люди в едином порыве вскочили со своих мест, Флори обессиленно сползла на пол и съежилась в дрожащий комок, чувствуя, как сознание ускользает от нее.



Очнулась она в тесном и душном пространстве, вдыхая густой запах кожи и сандала. Первая мысль была пугающей: ее положили в деревянный ящик и накрыли крышкой, обшитой темно-коричневой кожей. Постепенно Флори поняла, что лежит на заднем сиденье авто и смотрит в потолок, не в силах даже пошевелиться. Мысли о произошедшем ворочались в голове, будто каменные глыбы, и ей казалось, что именно из-за них так стучит в висках.

Не успела Флори толком прийти в себя, как ее покой нарушило появление Рина. Прежде чем сесть за руль, он заглянул в салон и вслух отметил: «Очнулась». В голосе его слышалась прагматичная констатация факта — ни нотки сочувствия.

— Что произошло в зале? — спросила Флори, когда автомобиль тронулся.

— Катастрофа, — мрачно отозвался Рин.

— Нельзя ли быть чуточку многословнее?

— Я за рулем, Флориана. Не отвлекайте.

— Куда вы меня везете? — Она села и выглянула в окно. Здание суда мелькнуло за углом, словно напомнив, что все произошедшее было реальным.

— В Хмельной квартал.

— И что дальше?

— Дальше я вернусь в контору, чтобы работать.

— А как же Дарт?


— Он, как видите, с нами не едет.

— Я имела в виду, как мы будем спасать Дарта?

— Теперь, вашими стараниями, никак!

Флори подскочила на месте и уже собиралась возразить, но передумала. Рин был прав. Это она одним необдуманным поступком все испортила. Откуда же ей знать, что…

— Вы тоже виноваты! — выпалила она и поймала в зеркале строгий взгляд Рина. — Понадеялись на свой гениальный план, а он рухнул, как карточный домик.

— Общение с Десмондом пристрастило вас к картам?

Ерничество господина Эверрайна ее возмутило, и Флори пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться от ответных нападок.

— Не отвлекайтесь от темы.

— Тогда уж не отвлекайте меня от дороги.

— И откуда в вас столько яда?!

— Уважаемая госпожа Гордер! Мне трудно быть учтивым с теми, кто своим безрассудством рушит все вокруг себя. Уж простите, что сейчас этот человек — вы!

Он резко нажал на тормоз, и от дернувшегося автомобиля отскочила женщина, ругаясь как заправский хулиган. В сердцах Рин ударил по рулю кулаком и процедил сквозь зубы: «Вот проклятье!» Броня его спокойствия треснула, и под ней оказался простой человек, переживающий тяжелые времена.

Флори затихла, но надолго ее терпения не хватило. Слова сами рвались наружу.

— Почему вы не рассказали мне об этом дурацком Протоколе?

— Его обязательно зачитывать лютенам и лютинам, — ответил домограф. — А вы, кажется, не одна из них. Или я чего-то не знаю?

Она понимала масштабы бедствия и не отрицала своей вины, однако больше не могла слушать упреков. Рина точно подменили, не оставив ничего от того спокойного, вежливого господина, коим она представляла его прежде.

— Остановите машину! — потребовала Флори. К тому времени они миновали городские улочки и съехали на объездную дорогу.

— У меня нет времени на ваши капризы.

— Мне плохо.

— Вспомните про Дарта — и ваши проблемы покажутся вам мелочью.

— Если не остановите, меня стошнит… — никакого ответа, — в этом новеньком кожаном салоне.

Автомобиль сбавил скорость и замер. Не было сомнений, что угроза произвела нужный эффект на такого педанта. Флори преувеличила, хотя и впрямь чувствовала себя неважно: во рту и горле разлилась горечь, будто от глотка прогорклого масла. Она выбралась из салона, жадно вдыхая свежий воздух, и огляделась. Яблоневые сады тянулись вдоль дороги зеленой стеной, вдали вздымались холмы, исполосованные ровными рядами виноградников, и вся умиротворяющая картина омрачалась лишь тем обстоятельством, что Дарт был в шаге от виселицы.

Задумавшись, Флори не заметила, что Рин подошел сзади, и испугалась, когда он заговорил у нее над ухом:

— Вы довольны? Возвращайтесь в машину, мне некогда нянчиться с вами.

Несомненно, Рин сделал это нарочно, чтобы обескуражить и сбить с нее спесь. Уступать Флори не собиралась.

— Я не сдвинусь с места, пока мы не поговорим!

Рин устало вздохнул:

— Что вы собрались обсуждать со мной на обочине?

— Ситуацию с Дартом.

— И что хотите услышать? Аплодисменты вашему сумасбродству?

— Перестаньте говорить со мной в таком тоне. Я вам не школьница, чтобы меня отчитывать, — неожиданно для самой себя заявила Флори. — Вы ведь мне не сказали ни слова о Протоколе! Откуда же мне было знать…

— А почему я должен вам рассказывать об этом?! — Рин всплеснул руками. — Вы жили под одной крышей с Дартом, и у него не нашлось свободной минутки, чтобы рассказать о правилах? Или вас волновало другое, потому что ваши признания — чистая правда?

Флори вспыхнула:

— Нет! Я солгала.

Рин откашлялся. Видимо, понял, что перестарался с обвинениями.

— Прошу прощения.

Она ничего не ответила, только поддела носком туфли камешек.