Безлюди. Одноглазый дом

— Я его друг, это моя сестра, — кивнув в сторону Офелии, заявил Дес. — А ты что за рыба?

— Лютен из Корень-дома, — сбитый с толку, промямлил гость и тут же подозрительно сощурил глазки-буравчики: — Куда подевался Дарт?

— Отбыл по поручению домографа, — не задумываясь, соврал Дес. — А я тут за безлюдем присматриваю. Сам говоришь, времена сейчас неспокойные…

Он усмехнулся, но отделаться от лютена из Корень-дома оказалось непросто; тот врос в лестницу, будто сорняк, и упрямо заявил:

— Я не сдвинусь с места, пока Дарт не вернется и лично не объяснит, почему в его безлюде ошиваются чужаки.

— Еще одно такое слово, и я начищу ступеньки твоей физиономией.

— Ты что это, угрожаешь мне? — Рыжебородый едва не задохнулся от возмущения.

— Даю дружеский совет. Возвращайся в свое подземелье и запрись на все замки. Рот тоже желательно держать закрытым.

— Ну уж нет! — Ощетинившись от злости, лютен решительно направился к Десу и разразился пламенной речью: — Вы тут занимаетесь укрывательством, но я-то вижу, что Дарт нарушил сразу несколько правил Протокола. Я дождусь его и лично призову к ответственности! И домографу доложу!

На последних словах он вплотную подошел к Десу, и это было ошибкой. Останься рыжебородый на лестнице, успел бы среагировать, однако он даже не дернулся, пока ему не врезали кулаком в нос. Затем Дес схватил лютена за шкирку и потащил к двери, которая распахнулась сама собой. Рыжебородый беспомощно махал руками, пытаясь вырваться, и истошно вопил.

— Всего доброго! Рад знакомству! — выпалил Дес, вышвырнув его на улицу.

Дверь захлопнулась, замочные механизмы сварливо заскрежетали. Дес размял ушибленные пальцы и хмуро взглянул на Офелию:

— Откуда он взялся?

Растерянная и напуганная, она не смогла сразу признаться, что натворила, а раздавшийся шум освободил ее от такой необходимости. Изгнанный лютен рвался обратно, ожесточенно колотя кулаками и сыпля ругательствами.

— Пойди-ка проверь дверь в тоннели, — бросил Дес, — пока сюда еще кого-нибудь не принесло.

Офелия спохватилась и побежала в библиотеку. К тому времени, когда книжный стеллаж вернулся на место, закрывая тайный ход, крики и стук внизу прекратились. Остался только глухой рокот, извещающий о том, что безлюдь встревожен. Вначале она думала, что все из-за разбушевавшегося лютена, а потом услышала шарканье и громкий протяжный скрип. Стена библиотеки разверзлась, и из темноты в комнату ввалился Дарт, держащий на руках Флори. Сестра казалась тряпичной куклой: обмякшей и будто бы неживой. Офелия застыла в ужасе, и голос Дарта донесся до нее словно издалека, гулкий и призрачный, как все вокруг.

— …Много льда и кухонные полотенца. Нужно приложить холод к ушибам. Ты меня слышишь, Офелия?!

Оклик вывел ее из оцепенения, и она поспешила выполнять полученные указания, успокаивая себя тем, что Дарт упомянул лишь об ушибах. Значит, Флори жива и ее жизни ничто не угрожает.

За пару минут Офелия сбегала за всем необходимым и, вернувшись, застала Деса, суетившегося в коридоре, чтобы открыть перед Дартом дверь в неизвестную комнату напротив библиотеки. Это была спальная с большой кроватью, куда положили Флори — такую маленькую и беззащитную, какой Офелия ее никогда не видела.

Дарт поторопил ее, снова потребовав лед, а Десу поручил разыскать Рина, чтобы тот отвез Флори в лечебницу.

— Она в порядке? — спросила Офелия, роняя все принесенное на пол. Когда она волновалась, то становилась совсем неуклюжей.

— Да, но будет лучше, если ты поможешь, — заявил Дарт хмуро.

Дес выскользнул из комнаты, и они остались вдвоем: она заматывала лед в полотенца, Дарт гремел ящиками комода, стоящего в углу.

Одеревеневшими от холода пальцами Офелия приложила компресс к плечу сестры, где уже расползлось синее пятно.

— Что произошло?

— То, чего я боялся, — нехотя ответил Дарт, вернувшись с пузатой бутылкой, полной какой-то прозрачной жидкости. Смочив край полотенца, он осторожно приложил его к ссадине на локте Флори, смывая запекшуюся кровь.

С губ ее сорвался болезненный стон, и Флориана медленно, словно ожившая скульптура, подняла веки. Блуждающий взгляд долго фокусировался на их лицах и первой нашел Офелию. Флори попыталась выдавить улыбку, но на измученном лице та смотрелась чужой и ненастоящей. Лучше бы она не тратила на это силы, подумала Офелия и спросила:

— Как ты?

— Как человек, выпавший из паутины.

Офелия покрылась мурашками лишь представив, каких размеров были паутина, поместившая на себе человека, и тот паук, что ее сплел.

Дарт поручил Офелии ухаживать за сестрой и обрабатывать ссадины, а после, убедившись, что она справится без него, ушел, заметно прихрамывая. Видимо, и ему досталось от Паучьего дома.

Офелия ответственно отнеслась к заданию и вопреки возражениям сестры тщательно обработала каждую царапину, почувствовав себя очень взрослой. Обычно все было наоборот: Флори заботилась о ней, опекала и старалась уберечь от всех невзгод. Разобравшись с лечебными примочками, Офелия спустилась на кухню, чтобы заварить чай, но Дарт уже все сделал сам, оставалось только отнести чашку. Она вызвалась помочь, но прежде решилась поведать о визите лютена из Корень-дома.

За время ее рассказа Дарт сменил несколько выражений лица: с озадаченного на удивленное, а затем на гневное. Взгляд у него был таким испепеляющим, что Офелия представила себя горсткой золы.

— Сколько же с вами проблем, — выдохнул Дарт и потер виски, словно пытался унять головную боль.

— Хуже одной Гордер могут быть только сестры Гордер! — гордо заявила Офелия. Именно таким восклицанием отец реагировал на их провинности, что считалось высшей степенью его недовольства.

— Да, так вам и следует представляться, — хмыкнул Дарт.

Офелия подхватила кружку и поспешила к сестре, но едва не пролила все в холле, когда испугалась внезапного появления Деса.


— Машина готова? — спросил Дарт с ходу, однако по взволнованному виду друга мог бы догадаться, что все шло не по плану. Выяснилось, что занятой Рин прислал вместо себя врачевателя, а Дарт не хотел его впускать. Дес попытался успокоить его:

— Это свой человек, из управления. Он не ослушается Рина и никому не разболтает о том, что здесь увидит. Да ему за молчание тройное жалованье платят!

— Деньги — это кляп, который быстро заканчивается, — неодобрительно сказал Дарт. — Это все равно что затыкать рот леденцом.

— Дружище, будет хуже, если мы отправим ее в лечебницу и проколемся на первом же вопросе. — Дес похлопал его по плечу, и Дарт невольно поморщился. — Поверь, Рин знает, что делает.

— С каких пор ты с ним соглашаешься?

— Не злись. Я не виноват, что его мнение иногда совпадает со здравым смыслом.

В конце концов было решено впустить врачевателя, и Дес ушел за ним. Дарт поспешил спровадить Офелию с глаз долой, и она, затаившись в комнате, могла только догадываться о происходящем по шуму торопливых шагов на лестнице, негромких разговоров, лязга замков на чемодане врачевателя, звона лекарственных пузырьков. Врачеватель проводил осмотр слишком долго — так ей показалось. Когда дверь за ним захлопнулась, Офелия вернулась к сестре. Выглядела та уже лучше: щеки порозовели, темные кудри изящным ореолом легли на подушке, но хрупкость фарфоровой фигурки никуда не делась.

— Не смотри на меня так, это просто ушибы.

Желая показаться здоровой и бодрой, Флори поворочалась и уселась, однако от Офелии не ускользнуло, как та скривилась при неосторожном движении. Гримаса боли появилась лишь на мгновение — и стерлась, чтобы не разрушить образ сильной старшей сестры. Офелия терпеть не могла, когда взрослые так делали. Они не показывали свою слабость и даже если болели — переносили это кротко и стойко, почти незаметно, убеждая, что все хорошо. Они притворялись так долго и так правдоподобно, что Офелия верила в их неуязвимость и не допускала мысли, что с ними может приключиться что-то страшное. Но все обернулось обманом! Теперь, когда ее сильные, смелые родители были мертвы, Офелия знала, что каждый хрупок, слаб и уязвим.

Она присела на краешек кровати, и Флори наконец поведала ей о Паучьем доме и его лютине, ловушках безлюдя, огромной паутине и своем падении. Потом она замолчала, встретившись с провалом в памяти. Потеряв сознание, Флори понятия не имела, что произошло дальше, и не меньше Офелии нуждалась в рассказе очевидца. Как раз вовремя в комнату заглянул Дарт, будто ждал за дверью, чтобы появиться в нужный момент.

— Врачеватель сказал, что тебе нужен отдых и крепкий сон. Так что вот. — Дарт поставил на прикроватный столик маленький пузырек, в котором Офелия сразу узнала сонную одурь, а вторую склянку, водруженную рядом, она раньше не видела. — Чайная ложка сонной одури перед сном и пару капель бодрящей с утра.

Кажется, он куда-то спешил, потому что говорил быстро и выглядел взвинченным. Однако Флориана не собиралась отпускать его без объяснений.

— Можешь рассказать, что случилось после того, как я упала?

Дарт нервно дернул плечом, точно собирался отказать, но все же ответил:

— Ты упала на груду старых матрасов. Когда я выбрался из ловушки и спустился, ты была уже без сознания. Я… испугался за тебя и сразу поспешил вернуться сюда через тоннели.

— А Паучиха?

— Забилась в угол, потому что знает, что ей грозит. Паучий дом уже давно в сложном положении: он питается страхом, и лютина вынуждена его кормить. Заманивает бродячих собак, завлекает обманом детей — и кошмарит их, пока безлюдь не нажрется. Рин запретил использовать человеческий страх и вынес предупреждение, что снесет дом, если подобное повторится. И оно повторилось, как видишь.

— Паучиха творит ужасные вещи, — выпалила Флориана, — ее нужно наказать.

— А разве прислуживание монстру не есть наказание? — Дарт невозмутимо повел бровью.

Флори поджала губы и ничего не ответила. Она всегда старалась находить верное решение, следовать непреложной истине, но здесь, очевидно, не могла определить, что правильно.

— Будь ты домографом, то снесла бы дом? Смогла бы убить разумное существо?

Она медленно покачала головой, как будто сомневаясь в собственном «нет».

— Мне пора, — заявил Дарт, нарушив неловкое молчание. — Нужно решить проблему с Сильваном. — Прочитав на лицах сестер недоумение, он пояснил: — Лютен из Корень-дома. Приходил сегодня, говорил, у него ко мне важное дело.

Вскоре Дарт ушел через подземные тоннели, а Десмонд, по сложившейся традиции, остался, чтобы приглядеть за сестрами, хотя обеим эта опека казалась лишней, однако после всех неприятностей, учиненных ими, возразить ни одна из них не посмела. Впервые идея просто сидеть в комнате пришлась им по душе.

Весь вечер Офелия провела в заботах о сестре: перекладывала подушки, чтобы той было удобно лежать, меняла компрессы и таскала еду на подносе. В очередной раз заглянув на кухню, она услышала с улицы бренчание гитары и вновь стала размышлять над загадкой, почему Дес так не любит находиться в доме, если сам безлюдь довольно благосклонен к нему. Через стеклянные двери мастерской она увидела уже знакомую картину: Дес сидел на траве и покачивался в такт мелодии, которую играл. Когда Офелия окликнула его, он прервался и настороженно спросил:

— Что-то случилось?

— Нет-нет, — поспешила успокоить она, — я просто хотела предложить выпить с нами чаю.

— Только если он без сонной одури.

— Обещаю.

Убедившись, что никто не собирается его усыплять, Дес принял приглашение, и они вернулись на кухню. Разливая чай по кружкам, Офелия будто бы случайно обронила:

— Заметила, что ты не очень-то любишь находиться в доме.

— Да, мне не нравится, что дом считает меня своим, — ответил Дес и подхватил поднос.

Офелия поспешила следом, расспрашивая, как понимать его слова. На лестнице Дес недовольно цокнул языком, в коридоре сдался и заявил:

— Безлюдь дружит только с одиночками. И я не хочу быть его другом.



Офелия хотела дождаться возвращения Дарта, но уснула у кровати сестры и очнулась ранним утром в безмятежном спокойствии. Все звуки, пытаясь нарушить покой безлюдя, тут же тонули в вязкой тишине, словно камни в озере. Поддавшись сонным чарам, Флори мерно посапывала в постели. Убедившись, что сестра в порядке, Офелия отправилась в ванную. Там, на каменном полу, испещренном грязными следами, валялся скомканный охотничий костюм. Дарт вернулся и, кажется, побывал на болотах, прилегающих к северной части города. Лес, выросший на топях, местные прозвали Зыбнем. Это был еще один заброшенный клочок земли — зачерствелая окраина, отрезанная от Пьер-э-Металя. Самое место для безлюдя и того рыжего лютена, провонявшего квашеной капустой.

Внезапно тишину дома вдребезги разбил звон колокольчиков. Следом раздались оглушительные удары, грозящие выбить дверь. Шум разбудил самого безлюдя, и стены его затрещали, будто раскаленные угли. Дом злился все сильнее, а Офелия так и стояла посреди ванной, замерев как заяц, учуявший охотника. Когда же она узнала голос Рина, то бросилась открывать.

Едва тяжелый засов отодвинулся, дверь распахнулась сама собой, из-за чего Рин чуть не упал через порог. Обычно невозмутимый, сейчас он выглядел крайне обеспокоенным и потребовал позвать Дарта.