Безлюди. Одноглазый дом
Часть 10 из 60 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Пока Флори завороженно глазела по сторонам, Дарт выдвинул ящики стола, заполненные до краев всем необходимым; нашлись даже нитки для вышивания, игольницы и отрезы дорогой ткани. Она долго изучала пространство и разглядывала содержимое ящиков, а после отворила двери в сад. Тотчас на нее хлынул поток воздуха, сладкого от цветов и чуть горьковатого, травянистого.
Флори поблагодарила Дарта, а тот сухо ответил, что все устроил хозяин. Тогда она запрокинула голову, чтобы крикнуть в потолок «спасибо!», и ей почудилось, что по стеклянной поверхности пошла рябь, какую можно увидеть на воде в ветреную погоду. Или это была игра воображения.
Безлюдь раскрывал перед ней свои лучшие черты так точно и своевременно, будто не только следил и подслушивал, но и читал мысли.
— Надеюсь, хозяин уберег тебя от глупых поступков?
— Во всяком случае, на сегодня.
Дарт одобрительно усмехнулся:
— Тогда мир?
Они скрепили перемирие рукопожатием и вышли на улицу.
Флори медленно обошла дворик, огороженный невысоким забором. Деревья уже перемахнули за границу и медленно захватывали заброшенный участок, за которым начиналась пустошь. Обратная сторона дома, скрытая от посторонних глаз, выглядела намного красивее, чем обветшалый, выцветший на солнце фасад. Заднюю часть дома обвивали глицинии, их лиловые соцветия, похожие на виноградные гроздья, нависали над окнами и почти полностью закрывали каменную стену.
Она бы с удовольствием провела здесь целый день, если бы не работа. Пришлось отложить все мысли об отдыхе и отправиться к Прилсам.
Путь к их дому стал еще дольше и утомительнее. Несмотря на раннее утро, солнце раскалило воздух. От жары не спасали ни тень деревьев, ни прохладный ветер с Почтового канала. Миновав последний подъем улицы, Флори устало выдохнула и с облегчением нырнула в тень каштанов.
Долорес встретила ее заявлением, что хозяйка сегодня не спустится. Предполагалось, что после такой новости нужно расстроиться или хотя бы изобразить печаль, а Флори изволила только кивнуть, скрывая радость от того, что сегодня не придется лицезреть надменную маску госпожи Прилс. Экономка хотела рассказать что-то еще, но Флори вовремя сбежала в класс для рисования.
Большие дома могли себе позволить помещения для чего угодно. Однажды Долорес обмолвилась, что у хозяев есть комнаты по их увлечениям: у господина Прилса — «табакерка», где он хранит и смакует сигары, а у госпожи — комната от мигрени, где она предпочитает проводить большую часть своего времени. Флори не знала, говорила ли экономка с сарказмом или впрямь считала, что сигары и мигрень можно отнести к увлечениям. К счастью, для своей дочери Прилсы выбрали более привычное и полезное хобби, выделив для него отдельную комнату.
Сегодня Лили была в хорошем настроении и прилежно выполняла задания, что утешило Флори, которая после долгой дороги чувствовала себя измотанной.
Перед уходом она заглянула на кухню, чтобы выпить воды. Нарочито медленно наполняя стакан, Долорес посетовала:
— Госпожа плохо чувствует себя со вчерашнего вечера. Я только и успеваю, что подносить чай с ромашкой да вишневую настойку. К обеду она либо успокоится, либо опьянеет.
«Либо лопнет», — подумала Флори, а сама промолчала. Долорес была из тех плутовок, что позволяли себе отпускать шутки и упреки в адрес хозяев, но не прощали этого другим. Ее стараниями любое неосторожно оброненное слово могло достичь ушей госпожи Прилс. Долорес служила верно, регулярно принося хозяйке сплетни и пересуды, как дрессированная собачка — тапочки.
— Передавайте госпоже Прилс мои наилучшие пожелания, — сказала Флори, прощаясь, и сбежала прежде, чем нашелся новый повод для беседы.
Покончив с одной работой, она поспешила на рынок, чтобы на сей раз занять выгодное место. Сегодня народу было больше обычного. Обозленные суетой и зноем, люди сновали туда-сюда, толкаясь тележками, корзинками, мешками, как будто для того и нагрузили их под завязку. Флори пробралась сквозь толпу, устроилась за деревянным прилавком и разложила товар: пару вязаных салфеток и несколько картин, нарисованных еще в Лиме. Местным не нравились виды ровных улочек, черепичные крыши и розы в глиняных вазах. Жители Пьер-э-Металя ревностно относились к своей культуре и быту, а потому торговля не заладилась.
Дрожащее марево висело над рыночной площадью, робкое дуновение ветра вместо прохлады приносило лишь тошнотворный запах рыбы с прилавков. Смирившись с тем, что сегодня ничего продать не удастся, Флори принялась складывать все обратно, как вдруг ее отвлек невнятный шум: короткий, тут же утонувший в привычном для рынка гуле. Она не сразу заметила фигуру, распластавшуюся на земле среди рассыпанных яблок. Остальные люди и вовсе оказались слепы, проходя мимо и заботясь только о том, чтобы не наступить на человека и не пнуть фрукты. Торговки даже не сдвинулись с места, не решаясь оставить прилавки без присмотра.
Флори оказалась единственной, кто пришел на помощь. Ухватив пострадавшую под руки, она помогла подняться и отряхнуть шерстяное пальто — тоненькое, но все же надетое не по погоде.
— Вы не ушиблись?
Кряхтя и охая, незнакомка утерла пот с морщинистого лба краем повязанной косынки.
— Я в порядке, милая, — с придыханием ответила она и, указав на опрокинутую корзину, добавила: — Только вот рассыпалось все…
Вдвоем они кое-как собрали яблоки, а когда закончили, Флори предложила донести корзину до дома. Старушка охотно согласилась, и они покинули рынок через задворки, оказавшись на изнанке торговых улиц. Люди им почти не встречались, а если и попадались, то с нагруженными телегами или с мешками, взваленными на плечи. Ноша их казалась неподъемной, однако и женщины, и мужчины упрямо тянули товар обратно на склады. Не зря это место прозвали Муравейником.
Раньше Флори не бывала здесь и теперь озиралась по сторонам, пытаясь запомнить ориентиры, чтобы выбраться отсюда самой. Старушка, шаркая впереди, постоянно твердила: «идти недалеко», а улицы становились все уже и грязнее. Наконец они остановились у арки, ведущей в глубину дворов с трехэтажными домами из серого камня. Флори догадалась, что они пришли в квартал рабочих. Его населяли строители, грузчики, машинисты и прочие трудяги, кто по долгу службы привык к серости и грязи, а потому смог обжиться среди них.
Старушка протянула сухонькую ручонку, похожую на куриную лапу, и сказала, что дальше справится сама. Флори с радостью избавилась от корзины, но не успела и шагу ступить, как ее схватили за запястье. Она оторопело оглянулась. Старушка успокаивающе улыбнулась и разжала крючковатые жилистые пальцы:
— Хочу помочь тебе за твою доброту.
Флори проследила, как «куриная лапка» нырнула в карман пальто, а потом что-то заставило ее посмотреть в лицо незнакомки. В ее серых, почти прозрачных глазах будто клубился дым.
— Я знаю, милая, в какую беду ты угодила… Тебе некуда идти, ты одурманена им. Но отныне у тебя есть безопасное место. — Дрожащая рука протянула ключ. — Возьми и спрячь!
Флори попятилась и, едва шевеля губами, пробормотала:
— Спасибо, не надо.
— Возьми, — уже настойчивее проговорила старушка, хотя голос остался мягким и ласковым, как если бы она и впрямь разговаривала с ребенком. — Я не зову тебя с собой, потому что знаю: твоя сестра в его лапах, и вы заперты, словно птицы в клетке. Но когда почуешь опасность — беги от него! По ту сторону канала на склоне стоит деревянный дом, это ключ от него. На, возьми же!
Старушка ткнула в руку острым концом ключа, приведя Флори в чувство. Она не заметила, как взяла его, только сжала пальцы и ощутила холод металла.
— Береги себя, милая. Да пребудет с тобой Хранитель!
Старушка нырнула в арку и скрылась, оставив Флори в полной растерянности. Еще с минуту она не могла сдвинуться с места, будто ноги вросли в землю, а тело перестало подчиняться. Слова незнакомки посеяли тревожное предчувствие, прежние страхи напитали его силой, и оно стало постепенно разрастаться внутри.
Флори бросилась бежать и сама не поняла, как выбралась из лабиринта незнакомых улиц. Петляющая дорога привела ее прямиком к водонапорной башне, откуда была видна остроконечная ржавая крыша безлюдя.
Безумным вихрем Флори ворвалась в дом, нарушив его спокойствие. Тяжело дыша, прокричала имя сестры. Заглянула на кухню — никого. Поднялась на второй этаж. Сердце екнуло в груди от вида пустой спальни. В коридоре Флори снова позвала Офелию. Самая дальняя дверь отворилась, из комнаты выглянул Дарт:
— И зачем так кричать?
— Где она?
— Фе? — переспросил он растерянно. — Гуляет с Бо.
Она тут же бросилась вниз по лестнице, через мастерскую во двор и резко остановилась перед стеклянными дверьми. Офелия бегала кругами по небольшой полянке, а Бо с задорным лаем носился следом. Она хохотала, дразня мячом, и ее смех был похож на дверные колокольчики: суетливый, звонкий и перескакивающий с ноты на ноту. Флори давно не видела сестру такой беззаботной и счастливой. С тех пор, как… Тут Офелия заметила ее и помахала, зовя присоединиться. Хитрец Бо улучил момент и, подпрыгнув, ловко ухватил мяч.
Не желая нарушать их игру, Флори вернулась в дом, все еще трясясь от необъяснимой тревоги. Кем была та старая женщина — сумасшедшей или ясновидящей? Быть может, знакомой дядюшки Джо, желающей предупредить ее? Флори запустила руку в карман и стиснула ключ, словно надеялась выжать из него правду. Из вещей получаются лучшие держатели секретов. Ключ остался нем, погрузив Флори в мрачные размышления. Чтобы отвлечься, она занялась обедом. Кулинарная возня всегда успокаивала.
Она не заметила, когда Дарт появился на кухне, поэтому испугалась его и выронила из рук деревянную ложку, которой размешивала суп; та нырнула в кипящее варево и скрылась под толщей золотистой чечевицы.
— Кажется, нас ждет вкусный обед! — радостно воскликнул Дарт.
— Да ты бы и сам справился, — едко подметила Флори, — ведь о твоих кулинарных способностях ходят легенды.
Дарт изобразил на лице удивление, как бы говоря: «Правда, неужели?» Флори вытерла руки о фартук и пояснила:
— Офелия нахваливала твою выпечку.
— Выпечка — не суп, — усмехнулся он и уселся за стол.
Флори обратила внимание на его руки, вернее, на наперсток, который он забыл снять. Дарт трактовал это по-своему и спросил:
— Не против, если подожду здесь?
Флори пожала плечами:
— Это твой дом. Сиди где хочется.
— Это мой хозяин, — поправил Дарт и отчего-то нахмурился.
Она извинилась. Дарт ответил, что сегодня принимает извинения исключительно вкусной едой, и пришлось поскорее подать ему обед. Ставя перед ним тарелку, она заметила, что наперсток уже исчез.
— Здесь двойная порция.
— Значит, ты прощена дважды.
Сегодня Дарт был поразительно мягок и учтив, словно пытался исправить вчерашний неприятный разговор или… Ключ в кармане платья добавил свою версию: «…чтобы усыпить твою бдительность, глупая!» Флори непроизвольно хлопнула себя по карману: «Замолчи!» Ключ словно стал занозой в ее теле: при каждом движении напоминал о себе, мешал и нервировал.
После сытного обеда Дарт обрел прежнюю разговорчивость.
— У меня появились кое-какие догадки. Хочу рассказать о них Рину.
Упоминание о домографе отозвалось в ней приятным волнением.
— А по нашему дому новостей никаких?
— Ты не дослушала. — Он исподлобья посмотрел на нее, и его вид можно было принять за осуждающий, если бы не хитрая улыбка. Флори изобразила, что закрывает рот на замок. Тогда Дарт соизволил продолжить: — Сегодня вечером я встречаюсь с ним в таверне. Возможно, ты хотела что-то лично спросить у него?
— Предлагаешь мне пойти в таверну? — ахнула Флори.
О местных питейных заведениях ходила дурная слава. Дрались и крали там чаще, чем пили. Ни один выпуск городской газеты не обходился без новости о беспорядках в Хмельном квартале. Совсем не то место, где Флори хотела бы скоротать вечер.
— Встреча пройдет в таверне моего друга. — Почему-то он решил, что это убедит ее.
— Пожалуй, откажусь, — поджав губы, ответила она.
Дарт что-то тихо пробормотал себе под нос, кажется, выругался, а потом, уже громче, сказал:
— Слушай, Флориана. Мой тебе совет: если хочешь поскорее разобраться в ситуации, изволь смотреть дальше своего носа. Понимаешь?
Она покачала головой. Нет.
— Ладно, объясню на примере. — Дарт поудобнее устроился на стуле и продолжил: — Мышь прячется в норке. Все запасы съедены. Чтобы не погибнуть голодной смертью, придется выбраться из убежища. Да, возможно, ее поджидает опасность, но если мышь продолжит трусливо прятаться, то неминуемо умрет от голода. Чувствуешь разницу между «возможно» и «неминуемо»? Возможно, в борьбе за свое благополучие ты столкнешься с опасностью. Но если даже не попытаешься бороться, то неминуемо проиграешь.
Флори не нашла что ответить, а просто застыла над раковиной, разглядывая растительные узоры на белой поверхности. Дарт был прав в одном: если она хочет поскорее решить проблемы, придется действовать самой.
Ноги путались в полах длинного плаща, и Флори ужасно боялась свалиться, пока спускалась по лестнице. Она не привыкла носить такое старомодное одеяние, но Дарт нашел, как убедить ее. «Надевай! И капюшон тоже. Иначе Прилсы не обрадуются, если узнают, что учительница их дочери шляется ночью по тавернам», — подтрунивал он. Флори послушно закуталась в плащ, бурча себе под нос: «А зачем тогда вообще тащить меня туда?» Вопрос остался без ответа, да она и не рассчитывала на него.
Офелия ждала у дверей. В глазах читалась ужасная обида. С самого детства она хвостиком следовала за сестрой, а если Флори упрямилась и не хотела брать ее с собой, начинала капризничать. Каждый раз Флори приходилось уступать лишь потому, что ее угораздило родиться первой, да еще и на семь лет раньше.
Флори поблагодарила Дарта, а тот сухо ответил, что все устроил хозяин. Тогда она запрокинула голову, чтобы крикнуть в потолок «спасибо!», и ей почудилось, что по стеклянной поверхности пошла рябь, какую можно увидеть на воде в ветреную погоду. Или это была игра воображения.
Безлюдь раскрывал перед ней свои лучшие черты так точно и своевременно, будто не только следил и подслушивал, но и читал мысли.
— Надеюсь, хозяин уберег тебя от глупых поступков?
— Во всяком случае, на сегодня.
Дарт одобрительно усмехнулся:
— Тогда мир?
Они скрепили перемирие рукопожатием и вышли на улицу.
Флори медленно обошла дворик, огороженный невысоким забором. Деревья уже перемахнули за границу и медленно захватывали заброшенный участок, за которым начиналась пустошь. Обратная сторона дома, скрытая от посторонних глаз, выглядела намного красивее, чем обветшалый, выцветший на солнце фасад. Заднюю часть дома обвивали глицинии, их лиловые соцветия, похожие на виноградные гроздья, нависали над окнами и почти полностью закрывали каменную стену.
Она бы с удовольствием провела здесь целый день, если бы не работа. Пришлось отложить все мысли об отдыхе и отправиться к Прилсам.
Путь к их дому стал еще дольше и утомительнее. Несмотря на раннее утро, солнце раскалило воздух. От жары не спасали ни тень деревьев, ни прохладный ветер с Почтового канала. Миновав последний подъем улицы, Флори устало выдохнула и с облегчением нырнула в тень каштанов.
Долорес встретила ее заявлением, что хозяйка сегодня не спустится. Предполагалось, что после такой новости нужно расстроиться или хотя бы изобразить печаль, а Флори изволила только кивнуть, скрывая радость от того, что сегодня не придется лицезреть надменную маску госпожи Прилс. Экономка хотела рассказать что-то еще, но Флори вовремя сбежала в класс для рисования.
Большие дома могли себе позволить помещения для чего угодно. Однажды Долорес обмолвилась, что у хозяев есть комнаты по их увлечениям: у господина Прилса — «табакерка», где он хранит и смакует сигары, а у госпожи — комната от мигрени, где она предпочитает проводить большую часть своего времени. Флори не знала, говорила ли экономка с сарказмом или впрямь считала, что сигары и мигрень можно отнести к увлечениям. К счастью, для своей дочери Прилсы выбрали более привычное и полезное хобби, выделив для него отдельную комнату.
Сегодня Лили была в хорошем настроении и прилежно выполняла задания, что утешило Флори, которая после долгой дороги чувствовала себя измотанной.
Перед уходом она заглянула на кухню, чтобы выпить воды. Нарочито медленно наполняя стакан, Долорес посетовала:
— Госпожа плохо чувствует себя со вчерашнего вечера. Я только и успеваю, что подносить чай с ромашкой да вишневую настойку. К обеду она либо успокоится, либо опьянеет.
«Либо лопнет», — подумала Флори, а сама промолчала. Долорес была из тех плутовок, что позволяли себе отпускать шутки и упреки в адрес хозяев, но не прощали этого другим. Ее стараниями любое неосторожно оброненное слово могло достичь ушей госпожи Прилс. Долорес служила верно, регулярно принося хозяйке сплетни и пересуды, как дрессированная собачка — тапочки.
— Передавайте госпоже Прилс мои наилучшие пожелания, — сказала Флори, прощаясь, и сбежала прежде, чем нашелся новый повод для беседы.
Покончив с одной работой, она поспешила на рынок, чтобы на сей раз занять выгодное место. Сегодня народу было больше обычного. Обозленные суетой и зноем, люди сновали туда-сюда, толкаясь тележками, корзинками, мешками, как будто для того и нагрузили их под завязку. Флори пробралась сквозь толпу, устроилась за деревянным прилавком и разложила товар: пару вязаных салфеток и несколько картин, нарисованных еще в Лиме. Местным не нравились виды ровных улочек, черепичные крыши и розы в глиняных вазах. Жители Пьер-э-Металя ревностно относились к своей культуре и быту, а потому торговля не заладилась.
Дрожащее марево висело над рыночной площадью, робкое дуновение ветра вместо прохлады приносило лишь тошнотворный запах рыбы с прилавков. Смирившись с тем, что сегодня ничего продать не удастся, Флори принялась складывать все обратно, как вдруг ее отвлек невнятный шум: короткий, тут же утонувший в привычном для рынка гуле. Она не сразу заметила фигуру, распластавшуюся на земле среди рассыпанных яблок. Остальные люди и вовсе оказались слепы, проходя мимо и заботясь только о том, чтобы не наступить на человека и не пнуть фрукты. Торговки даже не сдвинулись с места, не решаясь оставить прилавки без присмотра.
Флори оказалась единственной, кто пришел на помощь. Ухватив пострадавшую под руки, она помогла подняться и отряхнуть шерстяное пальто — тоненькое, но все же надетое не по погоде.
— Вы не ушиблись?
Кряхтя и охая, незнакомка утерла пот с морщинистого лба краем повязанной косынки.
— Я в порядке, милая, — с придыханием ответила она и, указав на опрокинутую корзину, добавила: — Только вот рассыпалось все…
Вдвоем они кое-как собрали яблоки, а когда закончили, Флори предложила донести корзину до дома. Старушка охотно согласилась, и они покинули рынок через задворки, оказавшись на изнанке торговых улиц. Люди им почти не встречались, а если и попадались, то с нагруженными телегами или с мешками, взваленными на плечи. Ноша их казалась неподъемной, однако и женщины, и мужчины упрямо тянули товар обратно на склады. Не зря это место прозвали Муравейником.
Раньше Флори не бывала здесь и теперь озиралась по сторонам, пытаясь запомнить ориентиры, чтобы выбраться отсюда самой. Старушка, шаркая впереди, постоянно твердила: «идти недалеко», а улицы становились все уже и грязнее. Наконец они остановились у арки, ведущей в глубину дворов с трехэтажными домами из серого камня. Флори догадалась, что они пришли в квартал рабочих. Его населяли строители, грузчики, машинисты и прочие трудяги, кто по долгу службы привык к серости и грязи, а потому смог обжиться среди них.
Старушка протянула сухонькую ручонку, похожую на куриную лапу, и сказала, что дальше справится сама. Флори с радостью избавилась от корзины, но не успела и шагу ступить, как ее схватили за запястье. Она оторопело оглянулась. Старушка успокаивающе улыбнулась и разжала крючковатые жилистые пальцы:
— Хочу помочь тебе за твою доброту.
Флори проследила, как «куриная лапка» нырнула в карман пальто, а потом что-то заставило ее посмотреть в лицо незнакомки. В ее серых, почти прозрачных глазах будто клубился дым.
— Я знаю, милая, в какую беду ты угодила… Тебе некуда идти, ты одурманена им. Но отныне у тебя есть безопасное место. — Дрожащая рука протянула ключ. — Возьми и спрячь!
Флори попятилась и, едва шевеля губами, пробормотала:
— Спасибо, не надо.
— Возьми, — уже настойчивее проговорила старушка, хотя голос остался мягким и ласковым, как если бы она и впрямь разговаривала с ребенком. — Я не зову тебя с собой, потому что знаю: твоя сестра в его лапах, и вы заперты, словно птицы в клетке. Но когда почуешь опасность — беги от него! По ту сторону канала на склоне стоит деревянный дом, это ключ от него. На, возьми же!
Старушка ткнула в руку острым концом ключа, приведя Флори в чувство. Она не заметила, как взяла его, только сжала пальцы и ощутила холод металла.
— Береги себя, милая. Да пребудет с тобой Хранитель!
Старушка нырнула в арку и скрылась, оставив Флори в полной растерянности. Еще с минуту она не могла сдвинуться с места, будто ноги вросли в землю, а тело перестало подчиняться. Слова незнакомки посеяли тревожное предчувствие, прежние страхи напитали его силой, и оно стало постепенно разрастаться внутри.
Флори бросилась бежать и сама не поняла, как выбралась из лабиринта незнакомых улиц. Петляющая дорога привела ее прямиком к водонапорной башне, откуда была видна остроконечная ржавая крыша безлюдя.
Безумным вихрем Флори ворвалась в дом, нарушив его спокойствие. Тяжело дыша, прокричала имя сестры. Заглянула на кухню — никого. Поднялась на второй этаж. Сердце екнуло в груди от вида пустой спальни. В коридоре Флори снова позвала Офелию. Самая дальняя дверь отворилась, из комнаты выглянул Дарт:
— И зачем так кричать?
— Где она?
— Фе? — переспросил он растерянно. — Гуляет с Бо.
Она тут же бросилась вниз по лестнице, через мастерскую во двор и резко остановилась перед стеклянными дверьми. Офелия бегала кругами по небольшой полянке, а Бо с задорным лаем носился следом. Она хохотала, дразня мячом, и ее смех был похож на дверные колокольчики: суетливый, звонкий и перескакивающий с ноты на ноту. Флори давно не видела сестру такой беззаботной и счастливой. С тех пор, как… Тут Офелия заметила ее и помахала, зовя присоединиться. Хитрец Бо улучил момент и, подпрыгнув, ловко ухватил мяч.
Не желая нарушать их игру, Флори вернулась в дом, все еще трясясь от необъяснимой тревоги. Кем была та старая женщина — сумасшедшей или ясновидящей? Быть может, знакомой дядюшки Джо, желающей предупредить ее? Флори запустила руку в карман и стиснула ключ, словно надеялась выжать из него правду. Из вещей получаются лучшие держатели секретов. Ключ остался нем, погрузив Флори в мрачные размышления. Чтобы отвлечься, она занялась обедом. Кулинарная возня всегда успокаивала.
Она не заметила, когда Дарт появился на кухне, поэтому испугалась его и выронила из рук деревянную ложку, которой размешивала суп; та нырнула в кипящее варево и скрылась под толщей золотистой чечевицы.
— Кажется, нас ждет вкусный обед! — радостно воскликнул Дарт.
— Да ты бы и сам справился, — едко подметила Флори, — ведь о твоих кулинарных способностях ходят легенды.
Дарт изобразил на лице удивление, как бы говоря: «Правда, неужели?» Флори вытерла руки о фартук и пояснила:
— Офелия нахваливала твою выпечку.
— Выпечка — не суп, — усмехнулся он и уселся за стол.
Флори обратила внимание на его руки, вернее, на наперсток, который он забыл снять. Дарт трактовал это по-своему и спросил:
— Не против, если подожду здесь?
Флори пожала плечами:
— Это твой дом. Сиди где хочется.
— Это мой хозяин, — поправил Дарт и отчего-то нахмурился.
Она извинилась. Дарт ответил, что сегодня принимает извинения исключительно вкусной едой, и пришлось поскорее подать ему обед. Ставя перед ним тарелку, она заметила, что наперсток уже исчез.
— Здесь двойная порция.
— Значит, ты прощена дважды.
Сегодня Дарт был поразительно мягок и учтив, словно пытался исправить вчерашний неприятный разговор или… Ключ в кармане платья добавил свою версию: «…чтобы усыпить твою бдительность, глупая!» Флори непроизвольно хлопнула себя по карману: «Замолчи!» Ключ словно стал занозой в ее теле: при каждом движении напоминал о себе, мешал и нервировал.
После сытного обеда Дарт обрел прежнюю разговорчивость.
— У меня появились кое-какие догадки. Хочу рассказать о них Рину.
Упоминание о домографе отозвалось в ней приятным волнением.
— А по нашему дому новостей никаких?
— Ты не дослушала. — Он исподлобья посмотрел на нее, и его вид можно было принять за осуждающий, если бы не хитрая улыбка. Флори изобразила, что закрывает рот на замок. Тогда Дарт соизволил продолжить: — Сегодня вечером я встречаюсь с ним в таверне. Возможно, ты хотела что-то лично спросить у него?
— Предлагаешь мне пойти в таверну? — ахнула Флори.
О местных питейных заведениях ходила дурная слава. Дрались и крали там чаще, чем пили. Ни один выпуск городской газеты не обходился без новости о беспорядках в Хмельном квартале. Совсем не то место, где Флори хотела бы скоротать вечер.
— Встреча пройдет в таверне моего друга. — Почему-то он решил, что это убедит ее.
— Пожалуй, откажусь, — поджав губы, ответила она.
Дарт что-то тихо пробормотал себе под нос, кажется, выругался, а потом, уже громче, сказал:
— Слушай, Флориана. Мой тебе совет: если хочешь поскорее разобраться в ситуации, изволь смотреть дальше своего носа. Понимаешь?
Она покачала головой. Нет.
— Ладно, объясню на примере. — Дарт поудобнее устроился на стуле и продолжил: — Мышь прячется в норке. Все запасы съедены. Чтобы не погибнуть голодной смертью, придется выбраться из убежища. Да, возможно, ее поджидает опасность, но если мышь продолжит трусливо прятаться, то неминуемо умрет от голода. Чувствуешь разницу между «возможно» и «неминуемо»? Возможно, в борьбе за свое благополучие ты столкнешься с опасностью. Но если даже не попытаешься бороться, то неминуемо проиграешь.
Флори не нашла что ответить, а просто застыла над раковиной, разглядывая растительные узоры на белой поверхности. Дарт был прав в одном: если она хочет поскорее решить проблемы, придется действовать самой.
Ноги путались в полах длинного плаща, и Флори ужасно боялась свалиться, пока спускалась по лестнице. Она не привыкла носить такое старомодное одеяние, но Дарт нашел, как убедить ее. «Надевай! И капюшон тоже. Иначе Прилсы не обрадуются, если узнают, что учительница их дочери шляется ночью по тавернам», — подтрунивал он. Флори послушно закуталась в плащ, бурча себе под нос: «А зачем тогда вообще тащить меня туда?» Вопрос остался без ответа, да она и не рассчитывала на него.
Офелия ждала у дверей. В глазах читалась ужасная обида. С самого детства она хвостиком следовала за сестрой, а если Флори упрямилась и не хотела брать ее с собой, начинала капризничать. Каждый раз Флори приходилось уступать лишь потому, что ее угораздило родиться первой, да еще и на семь лет раньше.