Без воды
Часть 32 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Не потом, а сейчас. Самое что ни на есть подходящее время.
Девушка осторожно подняла на нее глаза. Пауза затянулась, и Нора поняла: это сделано нарочно, чтобы она, Нора, почувствовала, что требует невозможного.
– Ну, и что же ты тянешь? – сказала Нора.
– Но, мэм… уже темнеет!
– В таком случае тебе лучше поторопиться. Быстренько сбегаешь и сразу вернешься.
Джози медленно положила ножницы на стол. Она вообще сейчас двигалась точно преступница, которую ведут на виселицу, но она все еще надеется, что в последнюю минуту кто-то вмешается и спасет ее. Но никто ей на помощь так и не пришел. Тоби, не зная о том, в какое затруднительное положение попала его подружка, что-то с увлечением рассказывал бабушке в другом конце комнаты и вряд ли бросился бы теперь спасать Джози.
Вытащив из-под раковины корзинку для ягод, Джози перевернула ее вверх дном, встряхнула и старательно собрала застрявшие в днище сухие листья и веточки. Потом громко спросила, не похолодало ли к вечеру настолько, что нужно переодеться.
– Вполне хватит и шали, – сказала ей Нора. – Пока ты соберешься, зима наступить успеет, и тогда уж точно вместо ягод нам придется довольствоваться твоей замерзшей тушкой.
Джози, слегка обидевшись, принялась надевать шляпу. Это она делала особенно медленно. Ленты, которые она обычно просто забрасывала за плечи, она тщательно завязала под подбородком, сперва попробовав одинарный «бантик», затем двойной. Казалось, она собирается в полдень на веселый пикник, но, когда Нора так ей и сказала, Джози даже не улыбнулась и, бросив на всех прощальный взгляд раненой лани, вышла из дома.
Харлан, по-прежнему накрытый салфеткой, сидел, выставив колени и изучая мыски своих сапог. После ухода Джози в комнате словно повисла некая печаль, настроение у всех было испорчено. Его не способен был исправить даже вид нежных светло-фиолетовых облаков на западном краю неба.
– Джози – хорошая девочка, – сказал Харлан.
– И слава богу! Если бы она еще и противной оказалась, пришлось бы очень постараться, чтобы найти в ней хоть какие-то следы разума.
Он терпеливо улыбнулся:
– Она же совершенно безвредна.
– В общем, да. И мне, наверное, не стоило с ней так грубо разговаривать.
В таких случаях Эммет обычно использовал слово «жестко». Но Харлан только плечами повел под своей салфеткой:
– Она бы и сама не восприняла твои слова так остро, если б меньше старалась тебе угодить. Но разве все мы не таким образом учимся быть собой? Через неудачные попытки показать другим именно то, что имеет для нас самих определяющее значение?
Уже выпала вечерняя роса, открыв путь запахам трав и цветов. Темный силуэт Джози, выбравшейся за пределы участка, виднелся на тропе, пересекавшей плато, среди прочих вечерних теней. Теперь девушка шла очень быстро, и в душе Норы внезапно возникло некое необъяснимое тяжелое предчувствие, она даже на какое-то время совершенно забыла, что осталась наедине с Харланом. И тут, словно издалека, до нее донесся голос Ивлин: Позови ее домой!
Однако Джози уже успела подняться на вершину гряды и на какое-то мгновение стала видна совершенно отчетливо – шляпа, шея, плечи, талия, юбка-колокол, – а потом тропа снова пошла вниз, и Джози исчезла.
* * *
– А со мной-то что теперь будет? – спросил Харлан. – Я, можно сказать, покорился судьбе, однако, похоже, никто меня брить не собирается?
– Боюсь, я в этом отношении бесполезна.
Харлан сел поудобней, посмотрел в окно и задумчиво сказал:
– Надеюсь, девочка в случае чего дорогу найдет. А то выйдет такая же история, что и с Пейтоном Ландерсом.
Нора уже много лет не вспоминала о Пейтоне Ландерсе – хотя, пожалуй, думая о том, как началась ее дружба с Харланом, она невольно вспоминала и гибель Пейтона. Пейтон был «диким» золотоискателем из Каролины, крайне вспыльчивым и обладавшим крошечным участком земли у ручья чуть выше земель, принадлежавших собственно Амарго. Он был вечно всем недоволен, вечно со всеми был на ножах, его раздражало буквально все – жара и вообще здешний климат, наличие золота или его нехватка, чрезмерное количество людей и отсутствие квалифицированных умельцев, соседи и их склонности и привычки, а также то, как далеко отсюда до моря и, значит, вряд ли когда-нибудь в эти места протянут железную дорогу, а в таком случае вряд ли имеет смысл торчать в этом медвежьем углу.
– Все это проблемы действительно сложные, – сказал тогда Эммет, – но мы-то все, черт побери, как-то умудряемся здесь жить, не изливая свое раздражение на окружающих с утра до вечера?
Однажды поздним вечером – это было еще в те времена, когда все ночевали в палатках и с наступлением темноты вслух пересчитывали друг друга по именам, Пейтон на оклик не отозвался. Его еще несколько раз позвали. Выждали и снова окликнули, но ответа не было. Тогда несколько парней посмелее решили обойти все палатки со шлюхами, но и там никаких следов Пейтона обнаружено не было. После чего все, кто был свободен, бросились на поиски. Среди поисковиков было и пять женщин: Десма Руис, рассерженная тем, что вынуждена терпеть «эту дурацкую одиссею» ради такого никчемного человека; Амада де Альменара, тогда еще худощавая и загорелая до черноты, но столь же дотошная в организации поисков, как и во всем, чем она когда-либо занималась; две шлюхи, настолько возбужденные переменой деятельности, что это просто пугало; и Нора. Возглавивший поисковый отряд человек с факелом поставил Нору в пару с Харланом Беллом, о котором она тогда мало что знала. Ей, правда, было известно, что именно он развозит почту, не раз ходил на разведку в поисках воды, но вообще-то держится сам по себе. И еще: тем утром он как раз выиграл в каком-то поединке.
Итак, их отряд, состоявший из двух десятков человек, рассеялся в ночи. Еще с полмили Нора видела свет их факелов, которые кружили, точно танцуя, и постепенно исчезали вдали. Харлан шел впереди, поднимаясь на вершину столовой горы сквозь густой кедровый лес. Продвигались они практически ощупью, то и дело окликая Пейтона, пока совсем не охрипли. Когда они присели немного отдохнуть на полянке, Нора, забывшись, закрыла руками лицо и с чувством сказала: «Ох, Пейтон! Все-таки ты самая настоящая свинья, только, в отличие от свиней, сообразительности тебе не хватает!»
И Харлан вдруг так расхохотался, что она удивилась, ибо вспомнила, как ужасно он сегодня выглядел: словно обожженный солнцем, окровавленный после утренней схватки, с опухшим, покрытым ссадинами плечом. А потом она вдруг обнаружила, что и сама невольно улыбается.
К утру другая группа поисковиков, услышав лай собак Пейтона у оврага, двинулась туда. Несколько проворных скалолазов спустились вниз и подтвердили то, что и так всем уже было ясно: на дне оврага лежал Пейтон, разбившийся насмерть и совершенно неузнаваемый.
После похорон Харлан специально разыскал Нору и сказал:
– Ты не думай, что в ту ночь было грешно смеяться. Смеяться, как и говорить правду, – это не грех, даже если речь идет о мертвом человеке. Ты это просто знай. – Вот тогда-то у нее в душе что-то сдвинулось, освобождая для него некое потайное неприступное местечко, которое он до сих пор занимал.
И вот сейчас они вдруг снова вспомнили этого Пейтона.
– Бедный Пейтон, – сказала Нора. – Сто лет мы о нем даже не упоминали.
– А от мальчиков, значит, ни слуху ни духу?
– Пока нет.
– Мне кажется, что ты и сама могла бы мне эту повозку показать.
Они вышли из дома. Вечер был холодным и ясным. Норе даже фонарь оказался не нужен, чтобы дорогу найти. Харлан шел следом, шаркая по земле сапогами. Она чувствовала, что его внимание окутывает ее со всех сторон, а потому держала себя в руках. Но думала, правда, больше о том, какая на ней старая невыглаженная рубашка и тяжелые сапоги. Желая выглядеть хоть чуточку лучше, она сунула руки в карманы – но от этого сразу опустила плечи и сгорбилась, так что руки пришлось из карманов вынуть и позволить им просто болтаться вдоль тела. А еще одна ошибка, думала она, что я так и не сняла брюки. Они весь день впивались грубыми швами в самые нежные участки ее тела, и сейчас ей казалось, что она похожа на батон колбасы, перетянутый веревками. Хорошо хоть, что сейчас темно.
Примерно на полпути Харлан вдруг остановился, оглянулся на ярко светящиеся окна дома и даже не пошевелился, когда Нора его окликнула. Потом сказал, что совершенно точно слышал голоса мальчиков, которые доносились откуда-то сверху. И хотя она твердила, что это совершенно невозможно, он продолжал стоять, глядя на свесы крыши и на маленькую тень Тоби, блуждавшую за занавешенным окном. Наконец Нора не выдержала:
– Харлан, здесь больше никого нет. Мы совершенно одни.
В сарае он действительно принялся осматривать бричку. Это была старая-престарая развалюха, и рессоры на ней скончались еще прошлым летом, но мальчики долго носились с идеей привести ее в порядок. В конце концов вопрос решился сам собой с течением времени, а не в результате семейного собрания: те части брички, которые еще можно спасти, следует продать тому, кто не может позволить себе новые. Однако Харлан в список подобных бедняков явно не входил.
– Да какой тебе смысл грохотать по городским улицам на этой дряхлой развалине! – возмущалась Нора. – Ты должен внушать уважение и доверие. Мне казалось, именно то, что ты стоишь на страже закона, должно, в глазах многих, сделать нашу Территорию достаточно респектабельной, чтобы заслужить звание штата.
– Я в этом совершенно не разбираюсь – в респектабельности, я хочу сказать, а не в статусе штатов и территорий. – По-прежнему стоя на коленях возле брички, Харлан поднял голову и улыбнулся Норе, демонстрируя все свои невероятные зубы. – Я же из Миссури[56], так что насчет присоединения-отсоединения все знаю.
Затем он сообщил, что внешний вид брички потребует, пожалуй, определенных усилий, однако он вполне в состоянии и оси выправить, и кузов песком отшлифовать, и заново все покрасить.
Наконец он поднялся, вытер руки о штаны и деловито спросил:
– Сколько они за нее просят?
– Не знаю, – честно призналась Нора. – А разве она чего-то стоит?
Харлан забрался в повозку и, крепко упершись широко расставленными ногами, покачал ее из стороны в сторону, чтобы проверить, достаточно ли она прочная.
– Ты выглядишь как клоун из цирка Барнума и Бейли, – сказала Нора. Это явно его развеселило, и он продолжил свою пантомиму, а потом подал ей руку, и она тоже влезла в повозку, и они еще немного попрыгали вместе, а бедная старая развалина скрипела и тряслась под ними до тех пор, пока из рессоры не вылетел какой-то болт.
Тогда они, словно расшалившиеся дети, вместе спрыгнули на землю, и обоим стало ясно, что стоимость повозки теперь существенно снизилась.
– Мне кажется, доллара три за нее вполне достаточно, – сказал Харлан. – Как, по-твоему, это справедливая цена?
– Три доллара?! – У нее даже дыхание слегка перехватило. – И это при том, что тебе с ней столько возиться придется?
– Вообще-то ты должна защищать интересы своих сыновей. Скажи лучше: давай три доллара, Харлан Белл, я согласна. Ну что, по рукам?
– Ты же знаешь, я не умею торговаться, как эти, из Алабамы, которые, не успеют с поезда сойти, сразу торговаться начинают.
– Тогда скажи так: Харлан Белл, я объявляю тебе свою цену, – не унимался Харлан. – Разве ты, Харлан, не знаешь, что эта бричка построена Робертом Кейдом Ларком – который в два года стал чемпионом родео в округе Картер и три года подряд это звание удерживал? Разве ты не знаешь, что они с братом всегда помогали друг другу в эту бричку забраться задолго до того, как Долан Майкл Ларк получил высшую судейскую оценку в Шайенне? Три доллара, Харлан Белл, – или убирайся.
– Наверное, ты прав, – засмеялась Нора. – Жаль, ребята не видят, как ловко их мать финансовые вопросы решает; возможно, это могло бы устранить кое-какие поводы для их недовольства.
Харлан терпеливо выждал, когда она отсмеется, и заметил:
– У всех мальчиков накапливаются поводы для недовольства своими матерями.
– Ну да! – усмехнулась она, но он остался серьезным.
– Нора, скажи честно: где они? На самом деле где?
– Да не знаю я! Единственное, что мне приходит в голову, это Прескотт.
Он встал с нею рядом и тут же принялся раскуривать трубку – совершенно непроизвольно, но она знала, что это означает: он действительно намерен внимательно ее слушать.
– А что им там могло понадобиться? В Прескотте?
– Они делали запрос в полицейское управление насчет непонятной задержки Эммета.
– И что-нибудь вразумительное оттуда получили?
– Нет. Но они совершенно убеждены, что ты недостаточно тщательно искал Эммета и его повозку.
Харлан вынул изо рта трубку и протянул к Норе свободную руку.
– Нора, ни тебе, ни мальчикам я не лгал. Я искал Эммета очень тщательно. И повсюду. Я тебе и тогда в этом поклялся, и сейчас готов еще раз поклясться.
– Я знаю. Просто они еще слишком молоды, вот им и кажется, будто я принимаю на веру абсолютно все, что ты мне ни скажешь. Да еще и в глупости меня обвиняют. А теперь, похоже, еще и кулаком по столу стучать научились. Во всяком случае, один уже дверь кулаком пробил.
– Так вот что, значит, с этой дверью случилось. Я просто спросить не решился.
– Долана работа! – усмехнулась Нора. – Можешь в это поверить?
Харлан ответил не сразу. Табачный дым бархатистым облачком окутывал его лицо.
– Понимаешь, – осторожно начал он, – в период засухи люди подвергаются порой самым странным и неожиданным испытаниям. Я, например, не уверен, что у нас весь округ не спятил из-за этих выборов.
Он внимательно осмотрел амбар, обойдя его кругом, а потом забрался на чердак и исчез. Нора слышала, как он в темноте передвигает какие-то вещи: то раздавался звук трения дерева о дерево, то скрежетали петли, то с грохотом открывалась какая-то дверца. Она просто представить себе не могла, что он там может найти. Старое гладкоствольное ружье и еще, возможно, парочку пистолетов кольт – арсенал Эммета на случай осады. Наверное, вытаскивает все это, вертит в руках, изучает…
Девушка осторожно подняла на нее глаза. Пауза затянулась, и Нора поняла: это сделано нарочно, чтобы она, Нора, почувствовала, что требует невозможного.
– Ну, и что же ты тянешь? – сказала Нора.
– Но, мэм… уже темнеет!
– В таком случае тебе лучше поторопиться. Быстренько сбегаешь и сразу вернешься.
Джози медленно положила ножницы на стол. Она вообще сейчас двигалась точно преступница, которую ведут на виселицу, но она все еще надеется, что в последнюю минуту кто-то вмешается и спасет ее. Но никто ей на помощь так и не пришел. Тоби, не зная о том, в какое затруднительное положение попала его подружка, что-то с увлечением рассказывал бабушке в другом конце комнаты и вряд ли бросился бы теперь спасать Джози.
Вытащив из-под раковины корзинку для ягод, Джози перевернула ее вверх дном, встряхнула и старательно собрала застрявшие в днище сухие листья и веточки. Потом громко спросила, не похолодало ли к вечеру настолько, что нужно переодеться.
– Вполне хватит и шали, – сказала ей Нора. – Пока ты соберешься, зима наступить успеет, и тогда уж точно вместо ягод нам придется довольствоваться твоей замерзшей тушкой.
Джози, слегка обидевшись, принялась надевать шляпу. Это она делала особенно медленно. Ленты, которые она обычно просто забрасывала за плечи, она тщательно завязала под подбородком, сперва попробовав одинарный «бантик», затем двойной. Казалось, она собирается в полдень на веселый пикник, но, когда Нора так ей и сказала, Джози даже не улыбнулась и, бросив на всех прощальный взгляд раненой лани, вышла из дома.
Харлан, по-прежнему накрытый салфеткой, сидел, выставив колени и изучая мыски своих сапог. После ухода Джози в комнате словно повисла некая печаль, настроение у всех было испорчено. Его не способен был исправить даже вид нежных светло-фиолетовых облаков на западном краю неба.
– Джози – хорошая девочка, – сказал Харлан.
– И слава богу! Если бы она еще и противной оказалась, пришлось бы очень постараться, чтобы найти в ней хоть какие-то следы разума.
Он терпеливо улыбнулся:
– Она же совершенно безвредна.
– В общем, да. И мне, наверное, не стоило с ней так грубо разговаривать.
В таких случаях Эммет обычно использовал слово «жестко». Но Харлан только плечами повел под своей салфеткой:
– Она бы и сама не восприняла твои слова так остро, если б меньше старалась тебе угодить. Но разве все мы не таким образом учимся быть собой? Через неудачные попытки показать другим именно то, что имеет для нас самих определяющее значение?
Уже выпала вечерняя роса, открыв путь запахам трав и цветов. Темный силуэт Джози, выбравшейся за пределы участка, виднелся на тропе, пересекавшей плато, среди прочих вечерних теней. Теперь девушка шла очень быстро, и в душе Норы внезапно возникло некое необъяснимое тяжелое предчувствие, она даже на какое-то время совершенно забыла, что осталась наедине с Харланом. И тут, словно издалека, до нее донесся голос Ивлин: Позови ее домой!
Однако Джози уже успела подняться на вершину гряды и на какое-то мгновение стала видна совершенно отчетливо – шляпа, шея, плечи, талия, юбка-колокол, – а потом тропа снова пошла вниз, и Джози исчезла.
* * *
– А со мной-то что теперь будет? – спросил Харлан. – Я, можно сказать, покорился судьбе, однако, похоже, никто меня брить не собирается?
– Боюсь, я в этом отношении бесполезна.
Харлан сел поудобней, посмотрел в окно и задумчиво сказал:
– Надеюсь, девочка в случае чего дорогу найдет. А то выйдет такая же история, что и с Пейтоном Ландерсом.
Нора уже много лет не вспоминала о Пейтоне Ландерсе – хотя, пожалуй, думая о том, как началась ее дружба с Харланом, она невольно вспоминала и гибель Пейтона. Пейтон был «диким» золотоискателем из Каролины, крайне вспыльчивым и обладавшим крошечным участком земли у ручья чуть выше земель, принадлежавших собственно Амарго. Он был вечно всем недоволен, вечно со всеми был на ножах, его раздражало буквально все – жара и вообще здешний климат, наличие золота или его нехватка, чрезмерное количество людей и отсутствие квалифицированных умельцев, соседи и их склонности и привычки, а также то, как далеко отсюда до моря и, значит, вряд ли когда-нибудь в эти места протянут железную дорогу, а в таком случае вряд ли имеет смысл торчать в этом медвежьем углу.
– Все это проблемы действительно сложные, – сказал тогда Эммет, – но мы-то все, черт побери, как-то умудряемся здесь жить, не изливая свое раздражение на окружающих с утра до вечера?
Однажды поздним вечером – это было еще в те времена, когда все ночевали в палатках и с наступлением темноты вслух пересчитывали друг друга по именам, Пейтон на оклик не отозвался. Его еще несколько раз позвали. Выждали и снова окликнули, но ответа не было. Тогда несколько парней посмелее решили обойти все палатки со шлюхами, но и там никаких следов Пейтона обнаружено не было. После чего все, кто был свободен, бросились на поиски. Среди поисковиков было и пять женщин: Десма Руис, рассерженная тем, что вынуждена терпеть «эту дурацкую одиссею» ради такого никчемного человека; Амада де Альменара, тогда еще худощавая и загорелая до черноты, но столь же дотошная в организации поисков, как и во всем, чем она когда-либо занималась; две шлюхи, настолько возбужденные переменой деятельности, что это просто пугало; и Нора. Возглавивший поисковый отряд человек с факелом поставил Нору в пару с Харланом Беллом, о котором она тогда мало что знала. Ей, правда, было известно, что именно он развозит почту, не раз ходил на разведку в поисках воды, но вообще-то держится сам по себе. И еще: тем утром он как раз выиграл в каком-то поединке.
Итак, их отряд, состоявший из двух десятков человек, рассеялся в ночи. Еще с полмили Нора видела свет их факелов, которые кружили, точно танцуя, и постепенно исчезали вдали. Харлан шел впереди, поднимаясь на вершину столовой горы сквозь густой кедровый лес. Продвигались они практически ощупью, то и дело окликая Пейтона, пока совсем не охрипли. Когда они присели немного отдохнуть на полянке, Нора, забывшись, закрыла руками лицо и с чувством сказала: «Ох, Пейтон! Все-таки ты самая настоящая свинья, только, в отличие от свиней, сообразительности тебе не хватает!»
И Харлан вдруг так расхохотался, что она удивилась, ибо вспомнила, как ужасно он сегодня выглядел: словно обожженный солнцем, окровавленный после утренней схватки, с опухшим, покрытым ссадинами плечом. А потом она вдруг обнаружила, что и сама невольно улыбается.
К утру другая группа поисковиков, услышав лай собак Пейтона у оврага, двинулась туда. Несколько проворных скалолазов спустились вниз и подтвердили то, что и так всем уже было ясно: на дне оврага лежал Пейтон, разбившийся насмерть и совершенно неузнаваемый.
После похорон Харлан специально разыскал Нору и сказал:
– Ты не думай, что в ту ночь было грешно смеяться. Смеяться, как и говорить правду, – это не грех, даже если речь идет о мертвом человеке. Ты это просто знай. – Вот тогда-то у нее в душе что-то сдвинулось, освобождая для него некое потайное неприступное местечко, которое он до сих пор занимал.
И вот сейчас они вдруг снова вспомнили этого Пейтона.
– Бедный Пейтон, – сказала Нора. – Сто лет мы о нем даже не упоминали.
– А от мальчиков, значит, ни слуху ни духу?
– Пока нет.
– Мне кажется, что ты и сама могла бы мне эту повозку показать.
Они вышли из дома. Вечер был холодным и ясным. Норе даже фонарь оказался не нужен, чтобы дорогу найти. Харлан шел следом, шаркая по земле сапогами. Она чувствовала, что его внимание окутывает ее со всех сторон, а потому держала себя в руках. Но думала, правда, больше о том, какая на ней старая невыглаженная рубашка и тяжелые сапоги. Желая выглядеть хоть чуточку лучше, она сунула руки в карманы – но от этого сразу опустила плечи и сгорбилась, так что руки пришлось из карманов вынуть и позволить им просто болтаться вдоль тела. А еще одна ошибка, думала она, что я так и не сняла брюки. Они весь день впивались грубыми швами в самые нежные участки ее тела, и сейчас ей казалось, что она похожа на батон колбасы, перетянутый веревками. Хорошо хоть, что сейчас темно.
Примерно на полпути Харлан вдруг остановился, оглянулся на ярко светящиеся окна дома и даже не пошевелился, когда Нора его окликнула. Потом сказал, что совершенно точно слышал голоса мальчиков, которые доносились откуда-то сверху. И хотя она твердила, что это совершенно невозможно, он продолжал стоять, глядя на свесы крыши и на маленькую тень Тоби, блуждавшую за занавешенным окном. Наконец Нора не выдержала:
– Харлан, здесь больше никого нет. Мы совершенно одни.
В сарае он действительно принялся осматривать бричку. Это была старая-престарая развалюха, и рессоры на ней скончались еще прошлым летом, но мальчики долго носились с идеей привести ее в порядок. В конце концов вопрос решился сам собой с течением времени, а не в результате семейного собрания: те части брички, которые еще можно спасти, следует продать тому, кто не может позволить себе новые. Однако Харлан в список подобных бедняков явно не входил.
– Да какой тебе смысл грохотать по городским улицам на этой дряхлой развалине! – возмущалась Нора. – Ты должен внушать уважение и доверие. Мне казалось, именно то, что ты стоишь на страже закона, должно, в глазах многих, сделать нашу Территорию достаточно респектабельной, чтобы заслужить звание штата.
– Я в этом совершенно не разбираюсь – в респектабельности, я хочу сказать, а не в статусе штатов и территорий. – По-прежнему стоя на коленях возле брички, Харлан поднял голову и улыбнулся Норе, демонстрируя все свои невероятные зубы. – Я же из Миссури[56], так что насчет присоединения-отсоединения все знаю.
Затем он сообщил, что внешний вид брички потребует, пожалуй, определенных усилий, однако он вполне в состоянии и оси выправить, и кузов песком отшлифовать, и заново все покрасить.
Наконец он поднялся, вытер руки о штаны и деловито спросил:
– Сколько они за нее просят?
– Не знаю, – честно призналась Нора. – А разве она чего-то стоит?
Харлан забрался в повозку и, крепко упершись широко расставленными ногами, покачал ее из стороны в сторону, чтобы проверить, достаточно ли она прочная.
– Ты выглядишь как клоун из цирка Барнума и Бейли, – сказала Нора. Это явно его развеселило, и он продолжил свою пантомиму, а потом подал ей руку, и она тоже влезла в повозку, и они еще немного попрыгали вместе, а бедная старая развалина скрипела и тряслась под ними до тех пор, пока из рессоры не вылетел какой-то болт.
Тогда они, словно расшалившиеся дети, вместе спрыгнули на землю, и обоим стало ясно, что стоимость повозки теперь существенно снизилась.
– Мне кажется, доллара три за нее вполне достаточно, – сказал Харлан. – Как, по-твоему, это справедливая цена?
– Три доллара?! – У нее даже дыхание слегка перехватило. – И это при том, что тебе с ней столько возиться придется?
– Вообще-то ты должна защищать интересы своих сыновей. Скажи лучше: давай три доллара, Харлан Белл, я согласна. Ну что, по рукам?
– Ты же знаешь, я не умею торговаться, как эти, из Алабамы, которые, не успеют с поезда сойти, сразу торговаться начинают.
– Тогда скажи так: Харлан Белл, я объявляю тебе свою цену, – не унимался Харлан. – Разве ты, Харлан, не знаешь, что эта бричка построена Робертом Кейдом Ларком – который в два года стал чемпионом родео в округе Картер и три года подряд это звание удерживал? Разве ты не знаешь, что они с братом всегда помогали друг другу в эту бричку забраться задолго до того, как Долан Майкл Ларк получил высшую судейскую оценку в Шайенне? Три доллара, Харлан Белл, – или убирайся.
– Наверное, ты прав, – засмеялась Нора. – Жаль, ребята не видят, как ловко их мать финансовые вопросы решает; возможно, это могло бы устранить кое-какие поводы для их недовольства.
Харлан терпеливо выждал, когда она отсмеется, и заметил:
– У всех мальчиков накапливаются поводы для недовольства своими матерями.
– Ну да! – усмехнулась она, но он остался серьезным.
– Нора, скажи честно: где они? На самом деле где?
– Да не знаю я! Единственное, что мне приходит в голову, это Прескотт.
Он встал с нею рядом и тут же принялся раскуривать трубку – совершенно непроизвольно, но она знала, что это означает: он действительно намерен внимательно ее слушать.
– А что им там могло понадобиться? В Прескотте?
– Они делали запрос в полицейское управление насчет непонятной задержки Эммета.
– И что-нибудь вразумительное оттуда получили?
– Нет. Но они совершенно убеждены, что ты недостаточно тщательно искал Эммета и его повозку.
Харлан вынул изо рта трубку и протянул к Норе свободную руку.
– Нора, ни тебе, ни мальчикам я не лгал. Я искал Эммета очень тщательно. И повсюду. Я тебе и тогда в этом поклялся, и сейчас готов еще раз поклясться.
– Я знаю. Просто они еще слишком молоды, вот им и кажется, будто я принимаю на веру абсолютно все, что ты мне ни скажешь. Да еще и в глупости меня обвиняют. А теперь, похоже, еще и кулаком по столу стучать научились. Во всяком случае, один уже дверь кулаком пробил.
– Так вот что, значит, с этой дверью случилось. Я просто спросить не решился.
– Долана работа! – усмехнулась Нора. – Можешь в это поверить?
Харлан ответил не сразу. Табачный дым бархатистым облачком окутывал его лицо.
– Понимаешь, – осторожно начал он, – в период засухи люди подвергаются порой самым странным и неожиданным испытаниям. Я, например, не уверен, что у нас весь округ не спятил из-за этих выборов.
Он внимательно осмотрел амбар, обойдя его кругом, а потом забрался на чердак и исчез. Нора слышала, как он в темноте передвигает какие-то вещи: то раздавался звук трения дерева о дерево, то скрежетали петли, то с грохотом открывалась какая-то дверца. Она просто представить себе не могла, что он там может найти. Старое гладкоствольное ружье и еще, возможно, парочку пистолетов кольт – арсенал Эммета на случай осады. Наверное, вытаскивает все это, вертит в руках, изучает…