Без воды
Часть 14 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Увидев, что Десма принялась аккуратно складывать нарубленные мачете заготовки для новой ограды, Нора быстро приоткрыла дверцу плиты и сунула туда злополучный «Горн Эш-Ривер». В течение нескольких наполненных ужасом секунд она смотрела на газету и почти остывшие угли, уверенная, что бумага так и не вспыхнет. Затем на краю газетного листа взметнулся крошечный язычок пламени, огонь ожил и мгновенно сделал свое дело. Нора с замиранием сердца закрыла дверцу плиты. И вскоре в дом ворвалась Десма.
– Ну, и что ты стоишь как вкопанная? Ждешь, пока я тебя денежки из кармана вынуть заставлю?
– Неужто ты и впрямь думаешь, что у меня в карманах еще что-то осталось? Между прочим, я к тебе без фартука явилась и уже добрых десять минут тебя жду. Кстати, это вот моя самая вместительная воровская юбка. – Нора кокетливо приподняла подол и даже немного им помахала.
– Ну, хоть овощей мне оставила – небось не все в твою воровскую юбку поместились.
Так было гораздо лучше. Эта Десма была уже вполне узнаваемой. Это была та самая Десма, чьи глаза всегда выглядели удивительно унылыми, даже печальными – и, пожалуй, особенно печальными они казались, когда она шутила и ей самой вроде бы было действительно весело.
– Не знаю уж, какой там пир ты задумала, но мне бы не хотелось, чтобы твои гости ушли голодными, – в том же шутливом тоне продолжала Нора.
– Я полностью ликвидирую свой огород.
– Больше похоже, будто ты ограду вокруг него укрепляешь – я там чертову пропасть новых колышков заметила.
– Сомневаюсь, что это поможет и свое сохранить, и чужих сюда не допустить.
– Олени повадились?
– Нет, люди Крейса. – Десма заглянула в кофейник, поморщилась и стала озираться, словно в поисках чего-то, пробудив в душе Норы надежду, что сейчас откуда-нибудь появится ведро с водой. – На сей раз я их засекла. Собственными глазами видела, как они на лошадях топчут мои грядки. Правда, не стала дожидаться, пока их лошади всю мою капусту съедят.
– Это правильно, – сказала Нора и снова рискнула пошутить: – Вообще-то для нас это даже хорошо – поскольку твои овощи на ярмарку в этом году уже не попадут, может, у всех остальных хоть какая-то надежда появится?
Но Десма даже не улыбнулась. И Нора, взяв ее за руку, снова предложила:
– Позволь, я тебе немного помогу.
И обе взялись за работу, однако восстановление изгороди все равно шло довольно медленно. Нора очень старалась, держа столбики под нужным углом, а Десма с ужасной гримасой и полным гвоздей ртом вколачивала их в землю, а затем прибивала к ним перекладину. И каждый удар отчего-то вызывал в душе Норы всплеск странной паники.
Теперь они работали уже в свекольном поле, и из каждой борозды им как-то нехорошо ухмылялась подвергнутая безжалостной резне свекла.
– Похоже, тут не один всадник трудился, – заметила Нора. – Ущерб-то какой!
– Так ведь основное правило Крейса – суметь нанести врагу наибольший ущерб.
– Ну, все-таки…
Десма выпрямилась. Сейчас у нее было такое выражение лица, словно она вот-вот скажет: «Ты что, совсем идиотка?»
– Хочешь сказать, что я все это выдумала?
– Ну что ты, конечно же нет!
– По-моему, ты все-таки мне не веришь.
– Да верю я тебе, конечно, верю!
Десма отряхнула руки.
– Знаешь, как бывает: иной раз ночью внезапно проснешься, сядешь в постели, все еще пребывая в полусне, и никак не можешь понять, что же тебя разбудило – тебе такое знакомо? Вот и хорошо. Со мной несколько ночей подряд это происходит; я вскакиваю, потом снова ложусь и все пытаюсь понять, что же меня будит. Потом все-таки догадалась: это Козочка со своими богами разговаривает. Во сне. Спит и кричит. С ней такое в последнее время часто бывает, она ведь почти ослепла. Хотя порой мне кажется, что она, хоть глаза у нее и завешены туманом, заметила, что Рея давно не видно, вот и удивляется: куда это он, черт побери, мог подеваться? А иногда даже начинает жалобно его звать – но недолго и всегда быстро затихает. А в ту ночь она все кричала и кричала, так что я все-таки встала и к окну подошла. Смотрю, а у меня вся изгородь разворочена и на огороде какая-то лошадь пасется. Да так увлеченно моими овощами хрумкает, что даже в доме слышно. Когда я обрела дар речи и закричала, лошадь удивленно повернулась, и тот, кто на ней сидел, стал хорошо виден, прямо как днем. Он улыбался, глядя на меня. Улыбался, Нора! Словно только и ждал, когда же я наконец его замечу. Поняв, что криками делу не поможешь, я стала стрелять. И, похоже, попала в лошадь, потому что она оставила кровавый след. Да только это уже мало что дало. Ты только посмотри, во что они превратили эту чертову ограду! – Десма показала в ту сторону, где за домом, на дальнем конце участка, изломанные столбики ограды были буквально вырваны из земли, словно там прошла лавина. – Господи, – засмеялась она, – да если бы Рей здесь сейчас оказался, мне бы силой пришлось его удерживать, чтобы он охоту на этих бандитов не устроил. Хотя, возможно, все так и было задумано: разозлить нас настолько, чтобы не просто отсюда выжить, но и на виселицу отправить. За убийство.
Нора стояла, потупившись, и молчала. Потом, пытаясь хоть немного разрядить обстановку, сказала первое, что пришло ей на ум:
– Знаешь, Тоби наверняка сказал бы, что той ночью ты чудовище видела.
Десма только головой покачала:
– Что за фантазии твоему сынишке в голову приходят! Нет, надо тебе все-таки от этой Джози избавиться, и поскорее – как от нее сестрица Эммета избавилась.
– И разбить Долану сердце? Он же мне никогда этого не простит. Да и никто из них не простит мне, если я ее выгоню.
– Ничего, мальчик тебя простит, и довольно скоро. Парни всегда матерей прощают.
Десма обладала неизменной верой в легкий характер всех на свете детей. Такая вера обычно свойственна людям, которые сами никогда детей не воспитывали. И слава богу, что это так, потому что все-таки приятно, когда иной раз тебе напоминают о преимуществах материнства. Ведь Десма не знает о таких непременных «бонусах» наличия в семье нескольких подростков, как скрытность, мрачность, полное отсутствие благодарности за заботу и внезапные взрывы гнева вроде того, что случился вчера. Она как раз и собиралась в деталях поведать о нем Десме, но теперь передумала. Если уж ее решение простить мальчиков было действительно искренним, то ни к чему позорить их перед соседями, рассказывая об их недостойном поступке.
Да и Десма уже явно думала о чем-то совсем ином. И смотрела вовсе не на Нору, а куда-то вверх по склону холма, заслоняя рукой глаза от слепящего солнца.
– Это еще кто?
По боковой тропе к ним спускался всадник. Десма незаметно выпустила из рук молот, и он мягко шлепнулся на землю. А ее освободившаяся рука уже нырнула в карман фартука, где под рисунком из вылинявших цветов легко угадывались очертания пистолета. Нора невольно придвинулась к ней, и обе, стоя бок о бок, с напряженным вниманием стали следить за приближением ездока; впрочем, вскоре стало ясно, что до такой степени измочаленные завязки на ковбойской шляпе могут означать только одно: это почтальон Ферди Костич.
– О господи, – сквозь зубы прошипела Десма. – Опять он в этой своей шляпе!
– Эммет его «соломенным чучелом» называет.
– Это почему?
– Говорит, что с виду у Ферди все, и одежда тоже, как у настоящего парня, но если его чуточку ковырнуть, так вся трухлявая соломенная набивка сразу наружу вылезает.
Ах, как же это было приятно – наконец-то посмеяться вместе! В этот миг они, две старые подруги, определенно стояли плечом к плечу против… чего? Во всяком случае, на той стороне было явно что-то враждебное. Возможно, для того чтобы они обе это почувствовали, Господь и устроил появление Ферди Костича.
Он подъехал к изгороди и, не слезая с седла, облокотился на нее, оценивая проделанную женщинами работу.
– Боже мой, Десма, – сказал он, – ты никак собралась от всего округа отгородиться?
Десма снова подняла молот с земли и вернула его на плечо.
– Да вот приходится изгородь восстанавливать, а то какие-то бездельники не только ее поломали, но и пир своим лошадям в моей капусте устроили.
– Слава богу, я вовремя приехал и успел последнее из наших неогороженных ранчо увидеть, – сказал Ферди.
– Слава богу.
Он втянул щеки и причмокнул, делая вид, будто пытается заставить лошадь проехать сквозь пролом в изгороди, потом сказал:
– Боюсь, мне в следующий раз придется коня заставить барьер брать.
– Ты бы лучше почту-то на переднем крыльце оставлял, как все нормальные люди.
Ферди промолчал. Потом посмотрел на Нору и вдруг страшно оживился:
– Приветствую вас, миссис Ларк! Удивлен. Вы-то как здесь оказались?
Внутренне вздрогнув, Нора спокойно ответила:
– Да шла мимо и заглянула на минутку.
– На минутку, значит. Очень вы храбрая, миссис Ларк, скажу я вам. Очень храбрая.
Достойного ответа она придумать не сумела, сказала лишь:
– Надеюсь, Ферди, тебя сюда занесло не для того, чтобы вести разговоры о разбойниках, которые почтовые кареты на нашей дороге грабят? – Впрочем, ее неуклюжий и сердитый намек так и повис в воздухе, не найдя отклика. Издевательски-наглое выражение на физиономии почтальона осталось прежним. Да и на лице Десмы не дрогнул ни один мускул.
Так и не спешившись, Ферди открыл почтальонскую сумку из дерюги и принялся в ней рыться. Нора давно подозревала, что его притворно-горячее желание развозить почту самым тесным образом связано с его тайной страстью вынюхивать секреты, строить собственные дикие догадки насчет чужих взаимоотношений, а потом разносить сплетни, выдавая вымысел за действительность. Эти его грешки давно уже перестали ее трогать. Как, впрочем, и его постоянные попытки унизить ее в глазах мужа и сыновей. Мало того, она сама удивилась, сколь мало ее задели глумливые вопросы почтальона насчет того, почему это никто из молодых людей мисс Джози не пишет, ведь она такая нежная, такая очаровательная девушка, да еще и таким удивительным даром обладает. Но сейчас ее буквально взбесило это нарочито медлительное копание в сумке. Значит, Ферди снова сунул нос в чужие дела! Значит, сейчас он начнет… Нет, только не здесь!
– Так-так-так, посмотрим, что тут у нас есть, – сказал Ферди и, выложив пачку писем на луку седла, стал неторопливо их просматривать. – Вот, например, довольно короткое письмецо от твоего брата из Филадельфии. Какое странное слово «Филадельфия»! Правда ведь, странное?
– Не более странное, чем было на прошлой неделе, Ферди, – сухо заметила Десма.
– Где это слыхано, чтобы две хорошие отдельные буквы – «p» и «h» – ставить рядом, чтобы получить один звук? Тем более что в английском алфавите буква «f» имеется? Там, откуда я родом, звук «ф» буквой «ф» и обозначается. Представьте только, если б мое имя писалось как Pherdy. У нас бы так и говорили: «Пхерди». – Ему, видно, самому страшно понравилась собственная шутка, и он еще пару раз ее повторил, и Нора в конце концов тоже начала истерически смеяться. А у Десмы лицо так и осталось каменным. – Вот, я вам тут отложил «Домашний журнал для женщин» за прошлую неделю, миссис Руис. И ваш, миссис Ларк, журнальчик у меня тоже имеется. Вот, пожалуйста. Что-то ведь было, кажется, еще? Ах да, очередное письмо вам из Земельного комитета. Как я понимаю, вы все еще ведете с ними переписку по поводу того участка, на который Рей заявку подавал? И, похоже, не очень-то им нравится, когда вы их письма без ответа оставляете. Между прочим, я мог бы на обратном пути к ним заехать, если вы захотите сразу же ответить на их послание. Не хотите? Ну ладно. – Он поерзал в седле. Десма терпеливо стояла с протянутой рукой и ждала, когда наконец он отдаст ей всю почту. – Жаль, я свежий «Горн» не захватил – но мне показалось, что на этой неделе вы уже вряд ли им заинтересуетесь.
Десма, глядя прямо на него, обронила:
– Я «Горн» выписываю и плачу за это.
– Вот как? Только б лучше вам надеяться, что Земельный комитет его не выписывает.
У Норы екнуло сердце. А Десма сказала:
– Ты все-таки завези его в следующий раз, Ферди.
Почтальон с удовольствием изучил целый веер из писем, которые он сжимал в руке, и лукаво спросил:
– А как насчет вот этого письма? Оно адресовано Рею. Тебе отдать, что ли?
– А ты можешь предложить что-то другое? Например, оставить письмо на могиле Рея?
Но Ферди и не думал заканчивать свое представление. Он снова пересмотрел все письма, словно решая, сколько отдать Десме – два или три, – и не зная точно, сколько же их у него всего. Наконец Нора не выдержала:
– Ради бога, Ферди, прекрати это! Ты что, читать не умеешь?
На губах почтальона появилась печальная улыбка, исполненная тайного знания.
– Мне, право, жаль, что письма, адресованные Рею, все продолжают приходить. Думается, не все еще толком уразумели, что он этот мир покинул. Страшное дело! И никто ведь такого не ожидал. Молодой мужчина, ей-богу, всего сорок пять. А все-таки он был ужасно большой! Понимаешь, Десма, я что хочу сказать: не толстый, а именно большой. Думается, он потому и ушел так рано. Известно ведь, что и крупные собаки куда раньше уходят, чем мелкие. – Ферди постучал конвертом по луке седла. – Честно скажу тебе, Десма. По-моему, это письмо выглядит каким-то уж больно личным. Ты не будешь против, если я действительно оставлю его там… у Рея? Я же знаю, ты все равно туда пойдешь, когда я уеду, вот тогда и возьмешь это письмо, а мне… в общем, мне с законами тоже считаться нужно.
– Поступай, как хочешь, Ферди.
– Ну, тогда ладно. – Он вежливо приподнял шляпу: – Миссис Ларк… – И вдруг – о, ужас! – ляпнул: – До свиданья, миссис Гриз.
– Ну, и что ты стоишь как вкопанная? Ждешь, пока я тебя денежки из кармана вынуть заставлю?
– Неужто ты и впрямь думаешь, что у меня в карманах еще что-то осталось? Между прочим, я к тебе без фартука явилась и уже добрых десять минут тебя жду. Кстати, это вот моя самая вместительная воровская юбка. – Нора кокетливо приподняла подол и даже немного им помахала.
– Ну, хоть овощей мне оставила – небось не все в твою воровскую юбку поместились.
Так было гораздо лучше. Эта Десма была уже вполне узнаваемой. Это была та самая Десма, чьи глаза всегда выглядели удивительно унылыми, даже печальными – и, пожалуй, особенно печальными они казались, когда она шутила и ей самой вроде бы было действительно весело.
– Не знаю уж, какой там пир ты задумала, но мне бы не хотелось, чтобы твои гости ушли голодными, – в том же шутливом тоне продолжала Нора.
– Я полностью ликвидирую свой огород.
– Больше похоже, будто ты ограду вокруг него укрепляешь – я там чертову пропасть новых колышков заметила.
– Сомневаюсь, что это поможет и свое сохранить, и чужих сюда не допустить.
– Олени повадились?
– Нет, люди Крейса. – Десма заглянула в кофейник, поморщилась и стала озираться, словно в поисках чего-то, пробудив в душе Норы надежду, что сейчас откуда-нибудь появится ведро с водой. – На сей раз я их засекла. Собственными глазами видела, как они на лошадях топчут мои грядки. Правда, не стала дожидаться, пока их лошади всю мою капусту съедят.
– Это правильно, – сказала Нора и снова рискнула пошутить: – Вообще-то для нас это даже хорошо – поскольку твои овощи на ярмарку в этом году уже не попадут, может, у всех остальных хоть какая-то надежда появится?
Но Десма даже не улыбнулась. И Нора, взяв ее за руку, снова предложила:
– Позволь, я тебе немного помогу.
И обе взялись за работу, однако восстановление изгороди все равно шло довольно медленно. Нора очень старалась, держа столбики под нужным углом, а Десма с ужасной гримасой и полным гвоздей ртом вколачивала их в землю, а затем прибивала к ним перекладину. И каждый удар отчего-то вызывал в душе Норы всплеск странной паники.
Теперь они работали уже в свекольном поле, и из каждой борозды им как-то нехорошо ухмылялась подвергнутая безжалостной резне свекла.
– Похоже, тут не один всадник трудился, – заметила Нора. – Ущерб-то какой!
– Так ведь основное правило Крейса – суметь нанести врагу наибольший ущерб.
– Ну, все-таки…
Десма выпрямилась. Сейчас у нее было такое выражение лица, словно она вот-вот скажет: «Ты что, совсем идиотка?»
– Хочешь сказать, что я все это выдумала?
– Ну что ты, конечно же нет!
– По-моему, ты все-таки мне не веришь.
– Да верю я тебе, конечно, верю!
Десма отряхнула руки.
– Знаешь, как бывает: иной раз ночью внезапно проснешься, сядешь в постели, все еще пребывая в полусне, и никак не можешь понять, что же тебя разбудило – тебе такое знакомо? Вот и хорошо. Со мной несколько ночей подряд это происходит; я вскакиваю, потом снова ложусь и все пытаюсь понять, что же меня будит. Потом все-таки догадалась: это Козочка со своими богами разговаривает. Во сне. Спит и кричит. С ней такое в последнее время часто бывает, она ведь почти ослепла. Хотя порой мне кажется, что она, хоть глаза у нее и завешены туманом, заметила, что Рея давно не видно, вот и удивляется: куда это он, черт побери, мог подеваться? А иногда даже начинает жалобно его звать – но недолго и всегда быстро затихает. А в ту ночь она все кричала и кричала, так что я все-таки встала и к окну подошла. Смотрю, а у меня вся изгородь разворочена и на огороде какая-то лошадь пасется. Да так увлеченно моими овощами хрумкает, что даже в доме слышно. Когда я обрела дар речи и закричала, лошадь удивленно повернулась, и тот, кто на ней сидел, стал хорошо виден, прямо как днем. Он улыбался, глядя на меня. Улыбался, Нора! Словно только и ждал, когда же я наконец его замечу. Поняв, что криками делу не поможешь, я стала стрелять. И, похоже, попала в лошадь, потому что она оставила кровавый след. Да только это уже мало что дало. Ты только посмотри, во что они превратили эту чертову ограду! – Десма показала в ту сторону, где за домом, на дальнем конце участка, изломанные столбики ограды были буквально вырваны из земли, словно там прошла лавина. – Господи, – засмеялась она, – да если бы Рей здесь сейчас оказался, мне бы силой пришлось его удерживать, чтобы он охоту на этих бандитов не устроил. Хотя, возможно, все так и было задумано: разозлить нас настолько, чтобы не просто отсюда выжить, но и на виселицу отправить. За убийство.
Нора стояла, потупившись, и молчала. Потом, пытаясь хоть немного разрядить обстановку, сказала первое, что пришло ей на ум:
– Знаешь, Тоби наверняка сказал бы, что той ночью ты чудовище видела.
Десма только головой покачала:
– Что за фантазии твоему сынишке в голову приходят! Нет, надо тебе все-таки от этой Джози избавиться, и поскорее – как от нее сестрица Эммета избавилась.
– И разбить Долану сердце? Он же мне никогда этого не простит. Да и никто из них не простит мне, если я ее выгоню.
– Ничего, мальчик тебя простит, и довольно скоро. Парни всегда матерей прощают.
Десма обладала неизменной верой в легкий характер всех на свете детей. Такая вера обычно свойственна людям, которые сами никогда детей не воспитывали. И слава богу, что это так, потому что все-таки приятно, когда иной раз тебе напоминают о преимуществах материнства. Ведь Десма не знает о таких непременных «бонусах» наличия в семье нескольких подростков, как скрытность, мрачность, полное отсутствие благодарности за заботу и внезапные взрывы гнева вроде того, что случился вчера. Она как раз и собиралась в деталях поведать о нем Десме, но теперь передумала. Если уж ее решение простить мальчиков было действительно искренним, то ни к чему позорить их перед соседями, рассказывая об их недостойном поступке.
Да и Десма уже явно думала о чем-то совсем ином. И смотрела вовсе не на Нору, а куда-то вверх по склону холма, заслоняя рукой глаза от слепящего солнца.
– Это еще кто?
По боковой тропе к ним спускался всадник. Десма незаметно выпустила из рук молот, и он мягко шлепнулся на землю. А ее освободившаяся рука уже нырнула в карман фартука, где под рисунком из вылинявших цветов легко угадывались очертания пистолета. Нора невольно придвинулась к ней, и обе, стоя бок о бок, с напряженным вниманием стали следить за приближением ездока; впрочем, вскоре стало ясно, что до такой степени измочаленные завязки на ковбойской шляпе могут означать только одно: это почтальон Ферди Костич.
– О господи, – сквозь зубы прошипела Десма. – Опять он в этой своей шляпе!
– Эммет его «соломенным чучелом» называет.
– Это почему?
– Говорит, что с виду у Ферди все, и одежда тоже, как у настоящего парня, но если его чуточку ковырнуть, так вся трухлявая соломенная набивка сразу наружу вылезает.
Ах, как же это было приятно – наконец-то посмеяться вместе! В этот миг они, две старые подруги, определенно стояли плечом к плечу против… чего? Во всяком случае, на той стороне было явно что-то враждебное. Возможно, для того чтобы они обе это почувствовали, Господь и устроил появление Ферди Костича.
Он подъехал к изгороди и, не слезая с седла, облокотился на нее, оценивая проделанную женщинами работу.
– Боже мой, Десма, – сказал он, – ты никак собралась от всего округа отгородиться?
Десма снова подняла молот с земли и вернула его на плечо.
– Да вот приходится изгородь восстанавливать, а то какие-то бездельники не только ее поломали, но и пир своим лошадям в моей капусте устроили.
– Слава богу, я вовремя приехал и успел последнее из наших неогороженных ранчо увидеть, – сказал Ферди.
– Слава богу.
Он втянул щеки и причмокнул, делая вид, будто пытается заставить лошадь проехать сквозь пролом в изгороди, потом сказал:
– Боюсь, мне в следующий раз придется коня заставить барьер брать.
– Ты бы лучше почту-то на переднем крыльце оставлял, как все нормальные люди.
Ферди промолчал. Потом посмотрел на Нору и вдруг страшно оживился:
– Приветствую вас, миссис Ларк! Удивлен. Вы-то как здесь оказались?
Внутренне вздрогнув, Нора спокойно ответила:
– Да шла мимо и заглянула на минутку.
– На минутку, значит. Очень вы храбрая, миссис Ларк, скажу я вам. Очень храбрая.
Достойного ответа она придумать не сумела, сказала лишь:
– Надеюсь, Ферди, тебя сюда занесло не для того, чтобы вести разговоры о разбойниках, которые почтовые кареты на нашей дороге грабят? – Впрочем, ее неуклюжий и сердитый намек так и повис в воздухе, не найдя отклика. Издевательски-наглое выражение на физиономии почтальона осталось прежним. Да и на лице Десмы не дрогнул ни один мускул.
Так и не спешившись, Ферди открыл почтальонскую сумку из дерюги и принялся в ней рыться. Нора давно подозревала, что его притворно-горячее желание развозить почту самым тесным образом связано с его тайной страстью вынюхивать секреты, строить собственные дикие догадки насчет чужих взаимоотношений, а потом разносить сплетни, выдавая вымысел за действительность. Эти его грешки давно уже перестали ее трогать. Как, впрочем, и его постоянные попытки унизить ее в глазах мужа и сыновей. Мало того, она сама удивилась, сколь мало ее задели глумливые вопросы почтальона насчет того, почему это никто из молодых людей мисс Джози не пишет, ведь она такая нежная, такая очаровательная девушка, да еще и таким удивительным даром обладает. Но сейчас ее буквально взбесило это нарочито медлительное копание в сумке. Значит, Ферди снова сунул нос в чужие дела! Значит, сейчас он начнет… Нет, только не здесь!
– Так-так-так, посмотрим, что тут у нас есть, – сказал Ферди и, выложив пачку писем на луку седла, стал неторопливо их просматривать. – Вот, например, довольно короткое письмецо от твоего брата из Филадельфии. Какое странное слово «Филадельфия»! Правда ведь, странное?
– Не более странное, чем было на прошлой неделе, Ферди, – сухо заметила Десма.
– Где это слыхано, чтобы две хорошие отдельные буквы – «p» и «h» – ставить рядом, чтобы получить один звук? Тем более что в английском алфавите буква «f» имеется? Там, откуда я родом, звук «ф» буквой «ф» и обозначается. Представьте только, если б мое имя писалось как Pherdy. У нас бы так и говорили: «Пхерди». – Ему, видно, самому страшно понравилась собственная шутка, и он еще пару раз ее повторил, и Нора в конце концов тоже начала истерически смеяться. А у Десмы лицо так и осталось каменным. – Вот, я вам тут отложил «Домашний журнал для женщин» за прошлую неделю, миссис Руис. И ваш, миссис Ларк, журнальчик у меня тоже имеется. Вот, пожалуйста. Что-то ведь было, кажется, еще? Ах да, очередное письмо вам из Земельного комитета. Как я понимаю, вы все еще ведете с ними переписку по поводу того участка, на который Рей заявку подавал? И, похоже, не очень-то им нравится, когда вы их письма без ответа оставляете. Между прочим, я мог бы на обратном пути к ним заехать, если вы захотите сразу же ответить на их послание. Не хотите? Ну ладно. – Он поерзал в седле. Десма терпеливо стояла с протянутой рукой и ждала, когда наконец он отдаст ей всю почту. – Жаль, я свежий «Горн» не захватил – но мне показалось, что на этой неделе вы уже вряд ли им заинтересуетесь.
Десма, глядя прямо на него, обронила:
– Я «Горн» выписываю и плачу за это.
– Вот как? Только б лучше вам надеяться, что Земельный комитет его не выписывает.
У Норы екнуло сердце. А Десма сказала:
– Ты все-таки завези его в следующий раз, Ферди.
Почтальон с удовольствием изучил целый веер из писем, которые он сжимал в руке, и лукаво спросил:
– А как насчет вот этого письма? Оно адресовано Рею. Тебе отдать, что ли?
– А ты можешь предложить что-то другое? Например, оставить письмо на могиле Рея?
Но Ферди и не думал заканчивать свое представление. Он снова пересмотрел все письма, словно решая, сколько отдать Десме – два или три, – и не зная точно, сколько же их у него всего. Наконец Нора не выдержала:
– Ради бога, Ферди, прекрати это! Ты что, читать не умеешь?
На губах почтальона появилась печальная улыбка, исполненная тайного знания.
– Мне, право, жаль, что письма, адресованные Рею, все продолжают приходить. Думается, не все еще толком уразумели, что он этот мир покинул. Страшное дело! И никто ведь такого не ожидал. Молодой мужчина, ей-богу, всего сорок пять. А все-таки он был ужасно большой! Понимаешь, Десма, я что хочу сказать: не толстый, а именно большой. Думается, он потому и ушел так рано. Известно ведь, что и крупные собаки куда раньше уходят, чем мелкие. – Ферди постучал конвертом по луке седла. – Честно скажу тебе, Десма. По-моему, это письмо выглядит каким-то уж больно личным. Ты не будешь против, если я действительно оставлю его там… у Рея? Я же знаю, ты все равно туда пойдешь, когда я уеду, вот тогда и возьмешь это письмо, а мне… в общем, мне с законами тоже считаться нужно.
– Поступай, как хочешь, Ферди.
– Ну, тогда ладно. – Он вежливо приподнял шляпу: – Миссис Ларк… – И вдруг – о, ужас! – ляпнул: – До свиданья, миссис Гриз.