Без права на ошибку

– Ну что, прощаемся?

– Вот и комбинезон на вас такой же… – невпопад ответил Данила.

– Такой же, как и на комсоставе Братства, – кивнул Добрынин, понимая, что тезка снова заговорил о своем. – Так-то дружок. Я не знаю, кем был тот человек, с которым ты когда-то встретился и которому должен вернуть долг, но очень может быть что он как раз из Братства. Такие скафандры, насколько мне известно, только у них и водятся. Вот сам и думай. Хотел ты ему долг отдать, а сделал наоборот – мне помог вырваться. За это тебе спасибо огромное, но вот по адресу ли ты долг вернул… извини, в это я поверить не могу. Впрочем, это уже на твоей совести.

Родкин помотал головой:

– Нет. Не был он из Братства. Я знаю. Мы пока до Астрахани ехали, они с женой разговаривали, а я слушал. С Братством они, наоборот, воюют и уничтожить его хотят. А мне он тоже сказал – повременить со вступлением. Разве человек из группировки сказал бы такое?

– Так чем он тебе помог-то?

– Горе у меня было. Большое горе. А было мне тогда двенадцать всего – совсем мелкий. И человек тот меня очень сильно выручил. Так выручил, что и не опишешь. Мы когда прощались – он сказал: если все у меня получится, если до места я доберусь и назад вернусь, а потом и долг отдать захочу – помочь человеку, который на него будет похож. Вы – очень похожи. Вот как он сказал, так я и сделал. Так что я теперь считаю, что отдал долг. Полностью. Удачи вам. Не знаю, куда идете, но уверен – все у вас получится.

И, развернувшись, парень зашагал по проселку назад к дороге. А Добрынин, пожав плечами, кое-как втиснулся в пикапчик и тронулся в обратную сторону. И до того самого момента, когда выслушал запись Зоолога с диктофона, не знал он, кто же помог Даньке Родкину в его горе.

Да и потом только лишь догадывался.





Глава 10. БОЛЬШОЕ ГОРЕ МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА




Весь двадцать седьмой год, с самой ранней весны, Добрынин посвятил поиску Сказочника.

Ивашуров был чрезвычайно важным персонажем. Фактически – ключевым. Именно он должен будет рассказать Даньке-младшему про «Периметр» и дать ему код для входа. И потому, отложив все прочие дела и заботы, Данил и Юка с начала апреля колесили на своем броневике в поисках одного-единственного человека.

Данил не раз думал о том, не может ли он сам передать эти сведения младшему. С первого взгляда казалось бы – да, может. Ведь придумал же он, как послать сигнал о файле с исповедью полковника. Но это лишь на первый взгляд. А вот если вдуматься…

Если же вдуматься, получалось следующее. Имеется совокупность соображений, согласно которым строжайше запрещено каким-либо образом контактировать с Убежищем до положенного срока. Когда же наступит этот срок? Да пожалуй, тогда, когда Данил сам увидит и детский сад, и Непутевый Тоннель. Когда поймет, что есть вещи более жуткие, чем миксер, притаившийся в засаде на твоей дороге, и более непонятные, чем темное озеро на кладбище. Таким образом, пожалуй, момент с тем, чтобы подсунуть ему для прослушки файл, выбран правильно. Повзрослеет, заматереет, наберется опыта… Когда Данил узнает о человеке по имени Зоолог, он уже будет готов. Он ищет ответы, его уже терзают смутные предчувствия и сомнения – и вот тебе, младший братик, привет от самого Зоолога.

Далее.

Сам Зоолог говорит, что все Данилы слушают файл с записью в разное время: иногда перед самым штурмом Убежища, иногда – после него. Он же, Добрынин-старший, фактически взял на себя ношу – разорвать петлю времени. Но сделать это необходимо ювелирно-аккуратно, чтоб не запустить какие-то события, которые сделают только хуже. Своей подсказкой он и так уже влияет на поток времени и поворачивает его в неизвестном направлении. Да, он надеется, что петля будет разорвана, но наверняка не знает об этом. И эта подсказка, указание на файл в диктофоне, который позволит Данилу-младшему впервые за все эти петли прослушать его задолго до штурма Убежища, – единственное, на что он отважился. Воздействовать на Даньку чем-то большим… боже упаси! Достаточно и того, что сам Добрынин с Братством закусился. Более отступать от той линии, которую он уже знал и которую прошел сам, он был не намерен. Все должно быть в строжайшем соответствии с тем, как это было в его прошлом.

А значит, нужен был Сказочник и его встреча с Данькой, которая даст младшему первое упоминание.

Дело поимки Сказочника, пожалуй, требовало более везения и удачи, чем аналитической работы. В конце концов, исходных данных было слишком мало, чтобы делать какие-то предположения о его местонахождении и регулярных маршрутах. Что Добрынин знал об Ивашурове? Немного. Жил в деревеньке где-то под Самарой. Жена умерла. Отправился странствовать. К две тысячи тридцать третьему году он уже десять лет бороздил просторы страны. Получается, начал ходить аккурат в двадцать третьем, когда Добрынин-Зоолог вывалился из аномалии. Матерый бродяга. Это было и все. Чем могли помочь эти данные? Ничем. Разве что «ареал обитания» обрисовать.

Прикинув, Добрынин пришел к мысли, что Сказочник скорее всего держится чистых мест и избегает крупных городов. Защита у него слабая, даже не демрон, а простой ОЗК. С оружием тоже не густо – СВД. Куда с таким барахлом соваться? От этого Добрынин и решил плясать: двигаться по крупным дорогам, искать в людных поселках, на торжищах и ярмарках. В конце концов, Ивашуров занимается собирательством фольклора. А где его собирать, как не у людей? Если призадуматься, это была не такая уж и авантюра. Да, страна огромная, но вот живых селений в ней крохи против прежнего. Наверняка где-то и отыщут след. Главное – зацепиться, а там уж видно будет.

Апрель прошел безрезультатно. Начали с севера: Вологда—Киров—Пермь – по этому маршруту было пусто. Кто-то где-то от кого-то слыхал о таком человеке, кто-то, вроде как, и сам его видел, но все очень смутно. Ни вчера, ни две недели назад не проходил, не видели, не общались – именно такой ответ получали они везде, где им открывали ворота.

Май. Спустившись в Среднюю Полосу и сделав крюк до Сердобска, пополнить баки в бездонных хранилищах нефтебазы, продолжили поиски. В поселка Канаш ниже Чебоксар впервые напали на след. Проходил похожий дядька всего с неделю назад, ушел вниз по тракту. Куда? Точно не сказал, но проскользнуло – куда-то ближе к Астрахани. Ищите ниже Батырево. Не вставая даже на постой, Данил с Юкой за пол ночи одолели перегон до следующего крупного поселения, но здесь Сказочник не появлялся. След терялся между Батырево и селом Старое Дрожжаное, и где Ивашуров свернул, было непонятно.

Вернулись назад. Сойдя с тракта, прошлись по ближайшим деревушкам. Большинство были пусты, в некоторых еще теплилась какая-то жизнь, но осталось им недолго. Люди смотрели на невиданную технику голодными глазами, понимая, что уже где-где, а внутри этого бронированного чудовища точно можно найти и продовольствие, и медицину. Юка, вся посеревшая от жалости, настояла – и они раздали здесь больше половины своих запасов. Взамен в каждом поселке спрашивали про Сказочника, однако следов его так и не обнаружили.

Имеющиеся запасы топлива позволяли многое. В собственных баках КАМАЗа – на три тысячи километров. Да еще две экспедиционные бочки сзади болтаются – те самые, переделанные из квасных. Это, считай, еще тысяча восемьсот. С этим хоть на край света. По крайней мере, чтоб исколесить полстраны точно хватит. Поэтому, решив, что искать здесь бестолку, они спустились на двести километров ниже, на старую добрую М-5, и принялись поджидать тут, время от времени совершая броски между живыми поселками на тракте. Вся надежда была на то, что маршрут Сказочника, судя по всему, спускающегося на юг, пересечет их маршрут, и он остановится на постой в каком-то из поселков. И вот тогда… Уж если не самого, то более свежий его след они возьмут.

За два месяца исколесив не одну сотню километров дорог, они повидали многое. Как уже отмечал когда-то Добрынин, картина была такая. Крупные города в основной своей массе фонили радиацией, но жизнь тут сохранилась. Склады с продовольствием и оружием, средствами защиты и медициной концентрировались именно здесь. И именно они теперь и были средством выживания. Население города, разделившись на общины, ревностно оберегло свой источник жизни и настороженно относилось к пришельцам, подобным Добрынину и Юке. Эта картина была знакома им по Пензе или Балашову, да и по Сердобску, в конце концов. И потому крупные города они обходили огромными крюками. Делать там было нечего. В мелких же поселениях, в деревнях, селах в глубинке, было гораздо чище, но вот с выжившими обстояло куда хуже. Да, заражение сюда либо не дошло, либо дошло отголосками, и в последующие годы основная часть распалась и утилизировалась. Но людям хватило и этой малой доли. Воздействие было слабое, но постоянное. Подвергаясь заражению двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, человек медленно умирал. Деревенский житель, зачастую, даже и не понимал того, что творится с его организмом, принимая за какую-то неизвестную болезнь. А если и понимал – куда было деваться? Массовый исход в соседнюю деревню? Там то же самое. В город? Там своих хватает. Негде взять противогаз и фильтры, негде достать лекарство. И ко всему прочему – нет скотины, не родит протравленная земля, нет дичи в лесах и рыбы в озерах. И начинался голод.

Обособленно стояли крупные поселки на больших дорогах или реках, вблизи путей сообщения. Обладавшие на момент начала Войны достаточной инфраструктурой и людской организацией, чем-то вроде колхоза или фермерского хозяйства, имевшие оружие и продовольствие, имевшие больницу или хотя бы фельдшерский пункт. Со временем они стали крепкими общинами, крепостями на пустующих пространствах страны. Какая-то часть из них не принимала чужаков, но были и те, кто жил активно: торговали или специализировались на оказании различных услуг, держали ярмарку, мост через реку или кафешку, стоянку, принимающую на постой караваны и берущую на себя заботу о ночной охране… и прочее, и прочее, и прочее. Вариаций было достаточно. Такие поселения придерживались строгих правил и заботились о своем имидже – впрочем, подобная практика существовала во все времена. И нынешнее Темное время не было исключением.

Июнь. Промотавшись две недели взад-вперед по тракту, они поняли, что Ивашурова здесь ждать бестолку. Проанализировав имеющиеся данные, Добрынин предположил: если исходить из того, что Сказочник движется на юг, тракт Пенза—Сызрань он, в принципе-то, мог и не пересекать. Южнее располагалось Балаково с ее АЭС, а значит, и полоса бесплодных радиоактивных земель, на которую он наткнулся бы на своем пути. Наверняка зная об этом, Ивашуров пойдет в обход, уклонится к востоку или западу. При этом уклонившись на запад, для того чтоб обойти Балаково и Саратов, он будет вынужден сделать и вовсе уж здоровый крюк. А ему это надо? Нет. С большей вероятностью он уйдет в район Самары—Тольятти и пройдет там. При этом где-то он должен переправиться через Волгу. Нужно было караулить на переправах.

Добравшись до Красносельска – здешние помнили и КАМАЗ и здоровенного мужика в черном комбезе – Добрынин узнал про дорогу дальше Сызрани. После Сызрани был Жигулевск и Тольятти, и ГЭС, перегораживавшая Волгу. До Начала по верху плотины шла М-5 «Урал», но теперь она была разрушена. Переправиться на правый берег все же была возможность – правда, несколько нестандартным способом. Чуть дальше Сызрани стоял городок Октябрьск. Там жила крепкая община, сотни за три одних только бойцов, которая держала железнодорожный мост через Волгу – переправляли на платформах, со впряженными в них дизельными мотовозами. Конечно, Добрынин понимал, что Сказочник мог пройти как здесь, так и выше по реке, в тех же Криушах или в Климовке, но это уже не угадаешь. Не появится в Октябрьске – пойдем дальше. Хотя куда «дальше», этого он не знал.

Надежда умирает последней. Умерла она и у Данила, когда, просидев в общине неделю и затратив кучу патронов на проживание в гостинице, Сказочника они так и не дождались. Переговорив с начальником транспортной службы и вручив ему сотню семерки, за что тот брал на себя обязанность отследить пассажиропоток (хотя какой там, нахрен, пассажиропоток, полтора каравана и два с половиной путника в месяц), и сообщить Добрынину, буде появится такой Игорь Антонович Ивашуров, они уехали вверх по реке, проверить переправы в Криушах и в Климовке. Двое суток ушло доехать и узнать – Сказочник не появлялся. Данил запаниковал: неужели упустили?! Где он мог пройти? Если идет на юг, то самый правильный вариант – железнодорожный мост в Октябрьске. Переправившись выше по реке, он наткнется на Самару, а ведь там, как известно, некий Рубеж! Придется делать еще один крюк. Неоправданная трата времени! Правда, это при условии, что Ивашуров целенаправленно идет на юг по кратчайшему маршруту. Если же он на юг гуляет – может какие угодно крюки и петли выделывать, хоть через Дальний Восток.

Однако эти двое суток оказались решающими. Вернувшись назад, Добрынин получил от начальника транспортного информацию: спустя полдня после их отъезда переправился мелкий караван из четырех «буханок» и двух агрессивного вида джипарей на огромных колесах-говномесах, в составе которого был некий Сказочник. Караван направлялся в Астрахань.

Переправа для КАМАЗа стоила сто семерок. Добрынин заплатил, не торгуясь, и уже через час они шли по дрянной проселочной дороге в направлении Чапаевска. Наиболее вероятный маршрут: Октябрьск—Чапаевск—Уральск—Атырау—Астрахань. Добрынин запросто мог и ошибаться, но все же почему-то думал, что этот маршрут оптимален для каравана.

Дорога была поганая – то ли проселок с элементами асфальта, то ли добитая до основания трасса внутриобластного значения. Щебень во все стороны, пылища до горизонта, кочки – но «Тайфун» шел отлично, глотая большинство выбоин и ухабов. Военная техника еще и не на такое способна. Чапаевск пролетели не останавливаясь – Данил только караван во все глаза высматривал. Пусто. Еще немного на восток – и далее на развязке свернули на юг. К Уральску. Стоянок не делали, привалов не объявляли – караван ушел почти двое суток назад и мог уже быть в городе. Спускаясь еще ниже, он уйдет в Атырау, а это значало потерять его из виду. С некоторых пор Атырау был для команды «Тайфуна» под запретом.

Михайловка, Ледяйка, Большая Глушница, Августовка – в этих поселках джипарей на говномесах не наблюдалось. Они были пусты. В Большой Черниговке, наконец-то, хозяин местной забегаловки у дороги засвидетельствовал – похожий караван прошел вчера днем, меньше суток назад, остановившись на привал в его заведении. Человек по имени Сказочник был, оплатил обед леденящей кровь историей, такой, что хозяин и сам готов был подкинуть за развлечение. Добрынин, чувствуя себя как охотничий пес, напавший на след, улыбнулся: нагоняют. Как оказалось, радовался раньше времени. Спустя полдня, к вечеру, когда Юка уже засыпала за рулем от усталости, они-таки нагнали говномесы. Но было поздно – все шесть машин не доезжая Маштакова валялись кверху колесами. Кругом тела, один из джипов еще дымит, живых нет. Приняв все необходимые меры предосторожности, Добрынин с дурным предчувствием, нависшим над головой словно черная туча, осмотрел место побоища – однако Ивашурова не обнаружил. Отлегло от сердца – жив! – но вместе с тем стало понятно, что след они снова потеряли. О том, что Сказочника могли угнать в рабство, думать не хотелось. Другие варианты: успел сойти или сбежал, откупился – нравились ему куда больше.

Тем не менее, конечный пункт его путешествия был предположительно известен, и Добрынин с Юкой решили спускаться еще южнее. При этом – уходить с тракта на Уральск и идти проселками.

И вновь они погнали на юг, фактически двигаясь вдоль границы с Казахстаном. Проселочные дороги, многие из которых заросли почти полностью и узнавались лишь по двум параллельным, продавленным в земле колеям, соединяли мелкие деревушки – и они мелькали за окошками КАМАЗА одна за другой. Однако редко-редко можно было видеть на улице человека – в основном эти деревушки, расположенные далеко от путей сообщения, были мертвы.


Юка, вымотанная донельзя, едва не спала за рулем. Добрынин, желая подбодрить, сверившись с картой, сказал:

– Терпи, солнце мое. Еще километров семьдесят – и будет большой поселок на тракте. Этот… как его… Озинки. Будем пересекать ту самую трассу, по какой от Саратова до Уральска тащились. В прошлом году. Помнишь?

– Еще б не помнить, – усмехнулась Юка. – Всю душу вымотала…

– А то давай я сяду…

– Нормально. Доедем. От меня за картой пользы как с козла молока…

Добрынин усмехнулся. Она за рулем – он за картой и пулеметом. Такой порядок уже устоялся за эти годы. Хотя Данил и настоял обучить его вождению на КАМАЗе – причем на «Тайфуне», имевшем коробку-автомат это было довольно просто, дави себе педальку и кати – в дальней дороге он всегда сидел в кресле штурмана-стрелка. Юка – он не раз над этим посмеивался – не ахти как ориентировалась на местности. Куда укажет старший товарищ, туда и едет. На большой дороге-то не заплутает наверно, а вот в сельской местности – запросто. Девушка отшучивалась, говоря про присущий всему женскому полу топографический кретинизм – причем, утверждала, что это медицинский термин. Данил этому верил слабо. Не понимал, как можно заплутать в лесу или поле, имея при себе карту и компас. Да даже и без них… У него в голове всегда магнит крутился, чувствовал, где север, где юг, а где запад. Хорош бы он был, если б в тайге, удирая от Братства, заплутал…

Прошли село Холманка – так значилось на указателе перед деревушкой. Повернули направо. Здесь проселок пошел вдоль речушки – мелкая, она извивалась где-то в низине, вся заросшая ивами и крупным кустарником.

– Впереди Новая Холманка, – ткнул Данил в карту пальцем. – Хрен ли… В старой Холманке не жилось, нужно было новую основать…

Юка вдруг дернула рулем, тормознув на мгновение – и как-то озадаченно посмотрела на Данила:

– Не поверишь что щас было…

– В чем дело?.. – нахмурился Добрынин, и тут же принялся озираться по окошкам. КАМАЗ все так же шел по проселку и опаснстей вокруг не наблюдалось. – Что случилось?

– Из кустов пацан мелкий выскочил – и на машину прыгнул. Я в боковое зеркало видела. Скорость небольшая, сумел за лесенку зацепиться.

– И где он?

– На крыше сидит, – усмехнулась девушка. – Полюбуйся.

Перещелкнув кнопки, она вывела на центральный монитор картинку с верхней панорамной камеры, развернула монитор на Данила, и тот не смог сдержать улыбку. На крыше, вцепившись в оголовок трубы вентиляции, пластом лежал мелкий оборванный пацан и, жмурясь от встречного ветра, вертел головой, поглядывая по сторонам.

– Безбилетник.

– Точно, – продолжая улыбаться, ответил Данил. – Смотри-ка… без защиты, без ничего… Сколько за бортом?

– Норма. Почти.

– Местный наверно. Прокатиться решил.

– Торможу?

– Да нет… – прикинув, сказал он. – Добирается пацан до соседнего поселка на попутке… Пусть едет.

– А если радиация?

– Ну ты послеживай за дозиметром. Поползет вверх – посадим. Если он здесь живет – так знает, наверно, где можно ходить, а где нет.

До самого поселка радиация так и держалась: чуть выше нормы, но терпимо. Пацан на крыше – тоже. Ехал себе, не подозревая, что из кабины за ним ведется наблюдение – и наблюдатели все время улыбаются, стоит только в экран глянуть. Пацан был забавный – то по сторонам головой вертит, то в носу ковыряется, то задницу решил почесать и чуть с крыши не сковырнулся… Хорошо Юка вовремя притормозила, тише пошла, успел снова оголовок вентиляции поймать. Вцепился в него, как в родного – так до самого поселка и ехал.

Днем, посчитав предварительно путь до Астрахани, они поняли, что топлива на обратный путь может и не хватить. Поиздержались, пока мотались туда-сюда по М-5. Проселок – не тракт, прямой как стрела. Он петляет, вертится из стороны в сторону; то подъем резкий, то спуск, а то и грязища попадется, побуксовать приходится. В итоге расход топлива в разы больше. Поработав немного курвиметром, Добрынин насчитал тысячу километров только в одну сторону. А сколько там еще придется гонять – неизвестно. Нужно было где-то искать горючку. Хотя бы литров пятьсот – уже нормально. Может, в Озинках получится найти?..

Пересекли тракт на Уральск. Поселок стоял не у самого тракта, километра на три был сдвинут в поля. И, проехав половину этого расстояния, наткнулись на блокпост – мешки с песком по обеим сторонам дороги, причем, сделано основательно, в два ряда. Справа большая ровная площадка, нагромождение какого-то лома – похоже, когда-то это была свалка, а сейчас использовалась местными как укрытие. И, перегораживая дорогу, – мощный шлагбаум из металлической трубы с прикрученными к торцу бетонными блоками. Серьезный подход.

– Как он там? – спросил Добрынин, копаясь с дверью перехода в жилой модуль – пора была облачаться.

– Лежит. Скукожился весь, боится, что с земли заметят.

– Ну, пусть лежит, – ухмыльнулся Добрынин. – Доехали почти, недолго осталось. Переведи панорамную в модуль.

Пока одевался – смотрел на экран. Из правого блокпоста уже вышла дежурная смена и в ожидании остановилась перед КАМАЗом, с любопытством его разглядывая. Бронированный монстр в заклепках слегка футуристичного вида всегда вызывал интерес у населения, причем нередко этот интерес был и нездоровый. Однако, взглянув на выбирающегося изнутри монстра, подобный интерес очень быстро исчезал – мозги мгновенно вставали на место. А если нет – так поставить их назад не было большой проблемой.

Община оказалась одной из тех, кто жил торговлей и услугами. Об этом ему рассказал начальник караула. По тракту нет-нет, да и пройдет караван. Причем довольно часто – как понял Добрынин, шли как из Казахстана в Россию, так и обратно. Поселок за счет них и жил – один караван в неделю, иногда – два. Это было здесь нормой.

– Мы, считай, единственная община на всем тракте, на четыреста километров пути, – поделился с ним мужик, принимая десяток патронов, пошлину за проезд. – До Саратова еще Дергачи, Ершов и Мокроус. Но в Саратове-то – слыхал? – сразу после Войны радиация перла до небес. С Волги, от Балакова. Протравлено все. И у нас была, но сильно меньше. Выжили.

– Где встать можно?

– На въезде в поселок большая стоянка. Там примут, там накормят, там и спать уложат.

– А топливом разжиться?..

– И дизель найдем, – кивнул начкар. – Там к ребятам обратись, помогут.

Шлагбаум пополз вверх. Добрынин уже собрался было лезть назад – но к начкару вдруг подбежал боец и что-то шепнул ему на ухо. Мужик с любопытством воззрился на Добрынина.

– А ты знаешь, что у вас на крыше пацан едет?