Без лишних слов

Сердце рвется из груди.

– Привет, мам, – говорит Оливия, удерживая натянутую улыбку. – Думала, ты ушла.

– Что ты здесь делаешь? – недоверчиво глядя на нее, спрашивает Шарлотта.

– Я… э… не могу найти бумажник, вот и подумала, что, может быть… – она оглядывается на стол, проверяя, не оставила ли там чего-то взамен украденного ролодекса, – …когда Джош… ну, ты знаешь… Кстати, а у тебя разве не показ сейчас?

– Да, показ. Забыла телефон. – Шарлотта поворачивается, но, словно зацепившись за дверную ручку, останавливается и снова бросает взгляд на пустое место, где стоял ролодекс.

– Что? – с невинным видом спрашивает Оливия, заметив, что мать уставилась на ее сумку.

– Что ты делаешь в кабинете?

– Думала, что ты, может быть, положила мою сумку сюда. – Она поворачивает руку, смотрит на часики и пытается протиснуться мимо матери. – Мне пора. Джош ждет.

– Что у тебя в сумке?

– Ничего. – Оливия убирает сумку за спину. – Поговорим потом, ладно?

Шарлотта отступает, освобождая проход. Оливия идет к передней двери, но на полпути замирает, вспоминая недоверчивый взгляд матери. Разбуженная память подсказывает: она видела такой взгляд во сне.

Оливия оборачивается и идет к матери.

– Помнишь, в детстве меня преследовал кошмар? Папа по колено в воде? – В том кошмаре у него была окровавленная рубашка, а в руке он держал нож. И лезвие отражало лунный свет. Рядом с ним стояла мать, промокшая с головы до ног. Взглянув недоверчиво на Дуайта, она подбежала к упавшей на колени Оливии и схватила ее за руки. Оливия ощущала ее отчаяние. В этом месте она почти всегда просыпалась.

Шарлотта вскидывает голову.

– Он вернулся. Точнее сказать, никогда толком и не уходил. Но теперь я начинаю вспоминать кое-что еще. То, что забыла тогда. Я не сплю, так что и снов не вижу. Я так устала, – объясняет она. Мать может помочь понять смысл того сна. Дуайт всегда убеждал ее не придавать снам значения. Но, может быть, в этом повторяющемся кошмаре сокрыта некая правда?

Шарлотта крутит жемчужину на ожерелье.

– Мне очень жаль. Ты не пробовала пить чай?

Пробовала… бурбон и сигарету. Оливия качает головой.

– Мне помогает лимонный бальзам. Так в чем дело, дорогая? – Шарлотта поправляет попавший под ремень сумки воротничок дочери.

– Джош думает, что его мог толкнуть Дуайт. Он ударился головой. Поэтому у него проблемы с речью.

Мысль о том, что отец ударил Джоша, ужасает Оливию каждый раз, когда она думает об этом.

Бледность разливается по шее и лицу Шарлотты.

– Не может быть. Твой отец никогда бы… То есть характер у него, конечно…

– Джош не уверен. Я тоже не думала, что папа способен на такое. Но я постоянно вспоминаю тот сон и твое предупреждение насчет того, что не надо говорить ему о Джоше. Вот почему я и спрашиваю себя, на что же он все-таки способен. Пожалуйста, скажи, что я ошибаюсь. – Ей нужно это знать. Знать, что она видит все в неверном свете. Что ее отец не может быть таким чудовищем.

– Сон это только сон, – едва слышно говорит Шарлотта.

– Может быть. Но, по-моему, мы обе понимаем, что папа нашел Лили. Ты знаешь ее адрес?

Мать опирается рукой о стену.

– У меня его нет.

– Но у папы есть. Позволь мне поискать. – Она обводит жестом комнату. – Он не узнает, что я была здесь.

– Нет. – Шарлотта начинает быстро-быстро моргать, потом глаза у нее закрываются, она тихонько вздыхает и медленно, как растекающаяся по холсту густая краска, сползает по стене. Что такое пронеслось перед ее мысленным взором? Неужели она так сильно боится мужа?

– Мам. – Оливия подхватывает мать прежде, чем та ударяется головой о деревянный пол.

Через несколько секунд Шарлотта приходит в себя. В ее глазах появляется осмысленное выражение.

– Дорогая, ты спасла меня.

– Вовремя подхватила. Давненько с тобой такого не случалось, да? – В первый раз, насколько помнит Оливия, мать упала в обморок много лет назад, когда родители разругались за обеденным столом. Тогда умерла бабушка Вэл, и Дуайт пришел в ярость, узнав, что Шарлотта не унаследовала ни дайма, ничего, кроме старой мебели, хранившейся на складе над гаражом. Он грохнул кулаком по столу, другим потряс перед лицом жены, и она лишилась чувств. Что там началось! Лили расплакалась. Лукас позвонил в службу спасения. Оливия схватила мать за руку. Никогда она не боялась так за Шарлотту. Дуайт положил голову жены себе на колено и попросил прощения.

«Скорая помощь» отвезла Шарлотту в неотложку, где ее осмотрел доктор, и в тот же вечер она вернулась домой с диагнозом тревожного расстройства. Похоже, Шарлотта живет с врожденным страхом перед конфронтацией и при возникновении некомфортной ситуации просто отключается.

– Извини, это я доняла тебя с Лили, – говорит Оливия, понимая теперь, что имел в виду Лукас. Разговоры о Лили действуют маме на нервы. Лишь теперь Оливия осознает, сколь чувствительна Шарлотта ко всему, что касается ее младшей дочери. – Ты как себя чувствуешь? Голова кружится?

Шарлотта негромко вздыхает и пытается подняться.


– Не спеши. – Оливия помогает ей встать и ведет в спальню.

– Таблетки. – Шарлотта протягивает руку в направлении ванной. – Там, на полочке.

Оливия помогает матери добраться до кровати и идет в ванную. На верхней полочке теснятся пузырьки: лопрессоры, противовоспалительные, успокоительные. Она поворачивает пузырьки ярлыками наружу.

– Которые?

– Клоназепам.

То же самое принимает Лукас, только делает это тайком от нее. Ох. Ее семья – одно сплошное расстройство. Обнаружив наконец почти пустой пузырек, она берет его и стакан воды и возвращается к матери. Шарлотта сидит, прислонившись к передней спинке.

– Тебе нужно остаться дома и отдохнуть.

Оливия протягивает ей таблетки и стакан.

– Не могу. – Шарлотта проглатывает лекарство. – Сегодня дом осматривают несколько перспективных покупателей. К вечеру мы ждем по меньшей мере двух предложений.

– Пообещай, что не станешь нервничать.

Шарлотта уводит взгляд куда-то вверх.

– Мам?

– Да, да. Обещаю. Довольна? – Она возвращает Оливии пустой стакан, поднимается и разглаживает помявшуюся юбку.

Они вместе выходят на крыльцо, и на этот раз Шарлотта запирает дверь, ясно давая понять дочери, что об отцовском кабинете ей лучше забыть.

– Мам? – Оливия поворачивается к ней и, переключившись на мягкий тон, продолжает. – Знаю, Лили обидела тебя, когда сбежала, и знаю, что ты не хочешь спрашивать у папы ее адрес, потому что он поинтересуется, зачем тебе это нужно. Так ведь? Ты хочешь, чтобы я позаботилась о Джоше. Но для этого мне нужно знать, что случилось с ней. Как они расстались. – Шарлотта слушает ее, поджав губы, и смотрит на ключи в руке. – Если ты придумаешь, как помочь мне быстрее ее найти, дай знать, ладно?

– Конечно, дорогая.





Глава 24




Лукас

Лукас потягивает свое второе бочковое пиво, наблюдая одновременно за эскалатором и лифтами. Фойе пятизвездочного отеля заполнено владельцами виноградников, менеджерами винокурен и связанными с ними поставщиками. Вверху проходит винная выставка, внизу технологический семинар, что обеспечивает нужную Лукасу атмосферу. В суете раствориться легче. Оставаться незамеченным помогают солнцезащитные очки и бейсболка. Это Южная Калифорния, край знаменитых и богатых. Здесь каждый, кто представляет собой что-то, старается спрятаться.

Лукас ерзает на твердом барном стуле, пытаясь найти более комфортное положение. Сидеть долго на одном месте – это не для него, а между тем он провел здесь уже три часа, ожидая и наблюдая. Если уйти сейчас, можно упустить Дуайта, а как раз этот наблюдательный пункт позволяет контролировать гостевые лифты.

На часах почти шесть вечера. Выставочные мероприятия заканчиваются через несколько минут. Дуайт может появиться в любую секунду и направиться прямиком к лифту. Так у него заведено: сначала освежиться, а уж потом – бар и женщины. Такой предсказуемый. Лукас проследит за ним до номера, а потом войдет, и они потолкуют с глазу на глаз. Дома его видеть не желают. Пусть найдет себе другое место – в противном случае Лукас обратится в полицию. Да, Уэс утонул. Но с пирса он упал только потому, что убегал от Дуайта. Лукас был свидетелем всей той сцены с участием Дуайта, Уэса и Лили и знал, что отец застал парня в спальне его младшей сестры. В том, что Лили забеременела именно от Уэса, у него не было ни малейших сомнений.

Сидевшая рядом женщина расплачивается по счету и забирает свою сумочку и телефон.

– Было приятно не поговорить с вами, – говорит она, соскальзывая с табурета. Лукас фыркает. Соседка несколько раз пыталась вовлечь его в обсуждение достоинств и недостатков контейнера для хранения каннабиса с автоматической системой закрывания и распознаванием лиц. Она даже приглашала его подняться и выложить пару дорожек чего покрепче. Но все, что связано с риском оказаться за решеткой, не для него. Ему хватило одной экскурсии. Какой бы соблазнительной она ни была, как бы ни влекли роскошные коралловые губки, он на это не клюнет.

В общем, соседку Лукас проигнорировал. Ну так что? Он здесь не для приятного общения за выпивкой или под простынями.

Она уходит, но он даже не поворачивается, чтобы проводить ее взглядом, хотя незнакомка определенно хороша в этом облегающем брючном костюме и прозрачной розовой блузке. Взгляд его прикован к лифтам. Ну, где же ты, старик?

Лукас барабанит по барной стойке.

Освободившийся стул уже занят. Запах несвежего тела и дешевого одеколона. Лукас бросает осторожный взгляд на нового соседа. Средних лет, с редкими седеющими волосами. Мятая рубашка в клетку, неухоженная бородка. Незнакомец берет водку – голос у него грубый и неприветливый – и, еще не выпив первый стаканчик, – заказывает второй.

К третьему бармен подает ему стакан воды.

– Вы здесь на конференцию? – спрашивает сосед после последнего, отодвигает стакан и, не дождавшись ответа, толкает Лукаса локтем в руку. Стиснув зубы, Лукас угрюмо смотрит на него. Сосед как будто не замечает.

– На конференцию? – повторяет он. Взгляд у него быстрый, бегающий, все ухватывающий. Знакомый взгляд.

Лукас, прищурившись, рассматривает незнакомца уже внимательнее. Опухшие глаза. Крошки в бороде – остатки ланча.

– Нет, – отвечает он.

Незнакомец кивает и протягивает руку.

– Скотт.