Бестолочь

С людьми графа мы почти не общались, и я даже их имён не знал. Самые распространённые слова при общении с нашими сопровождающими были или «десятник», или «эй, ты там». Какое после этого общение?

Уже засыпая, я подумал о том, что хорошо, что по городу отморозок заставлял меня передвигаться верхом. Краткие прогулки на конях по городу – это хоть какая-то тренировка, и, как показал остаток дня в пути, в седле я теперь держусь более уверенно, попа меньше болит, чем поначалу моего опыта передвигаться на скотине…

Из головы не вылезали Кайя и Олави. Кто мог ожидать, что я так быстро к ним привяжусь. Хотя психологически тут всё понятно. В чуждой среде человек всегда ищет земляков, и потому создаются землячества, а в моём случае мне земляков найти нереально, вот я и привязался к тем, кто мне не родной по культуре, за неимением лучших вариантов. Примерно с такими мыслями я и отрубился. Если утром я проснусь, а моя голова будет отделена от тела, то значит, такова моя планида…

Утро, впрочем, меня обрадовало тем фактом, что мы ещё живы. Ещё чуть рассвело, а на костре уже дымился завтрак. Быстрый завтрак, кормёжка лошадей, лёгкая ругань между своими в отряде наших конвоиров. Мы в их перебранки не влезали, мы для них чужие, да и я не сомневаюсь, что если мы поведем себя неадекватно, то нас просто спишут в расход. Как там граф говорил, обращаясь к Антеро при первой моей встрече с его светлостью: «Если бы ты повернул из графства…», то его бы порешили, чую, тут такой же случай…

Бежать при такой опеке над нами бессмысленно; резать сонных проблематично, прежде чем резать сонных, надо часовых без шума снять, а это напряжно; открытый бой нам не потянуть…

Думай, Влад! Только что тут думать, хоть убейся, ничего толкового в голову не идёт…

Под вечер второго дня пути наш маршрут вышел с лесных тропинок и стал пролегать по наезженной колее от телег. Похоже, сегодня мы будем ночевать в какой-нибудь деревне. Мои предчувствия основывались не только на колее дороги, но и на том, что старший отряда конвоирующих стал подгонять своих. Коней под вечер мы гнали уже на размашистой рыси[90]. Всем охота поспать по-человечески, когда это возможно. Я был прав. Когда начало темнеть, наш отряд втянулся в небольшую деревушку.

– Здесь заночуем, – заявил старший конвоя. – Сейчас мы определимся, кто где остановится, и вам покажем ваши апартаменты.

Угу, так я тебе и поверил. Всё вроде сказал вежливо, но тут есть двойное дно. У тебя задача, похоже, не только меня живым до места доставить, но и не дать мне сбежать. После недолгого ожидания нам предоставили дом в центре деревни для ночёвки. Хозяевам пришлось потесниться, но то не наши проблемы. Дом в центре, конечно, хоть самый богатый, но при этом он в центре деревни, то есть сбежать из него сложнее. Как всё ловко обставили черти. Вроде и уважение перед рыцарями продемонстрировали, но при этом и свои интересы у них соблюдены. Не удивлюсь, что за домом всю ночь кто-нибудь будет наблюдать, так сказать, во благо нас же, чтобы орки неожиданно не нагрянули.

В доме было уютно по сравнению с лачугой Ойхи. Похоже, это дом старосты. Семейство старосты было вынуждено потесниться и на нас смотрело не с подобострастием, а со скрытой недоброжелательностью. Я их понимаю. Тяжело быть на птичьих правах в своём собственном доме. Впрочем, гостями в доме мы были не одни.

По случаю так получилось, что у старосты отдыхал перед завтрашней работой забойщик. Этому море уже было по колену. Сидел за столом пьяный в умат и мало что из происходящего понимал.

Если кто не знает, кто такой забойщик, то поясню. Забойщик – это вечно пьяный на своей работе мужик, который живёт относительно недалеко от сёл, в которые его приглашают. Забойщик режет скотину и делает это профессионально и без дрожи над любимой бурёнкой, Борькой или прочей скотиной, которая стала как родная для владельцев. У многих в деревне рука не поднимается на животных, пущенных на корм. Люди просто привыкают к своей скотине. Это происходит не от малодушия, а от человечности деревенских. Ты корову растил, поил, доил, называл её ласково, и тут теперь надо её на мясо пустить. Не находится столько подлости в своей душе, вот и зовут кого-нибудь со стороны. Бывалые, матерые охотники и те иногда не могут убить домашнюю скотину, а что говорить про дряхлых бабушек или просто крестьян, что прикипели душой к питомцу. Кто не понимает, поясню дополнительно. Далеко не каждый легко убьёт своего кота или собаку даже в облегчение их страданий. Тут же, когда здоровую домашнюю скотину надо резать, человек чувствует себя подлецом, что кормил животное только для забоя. Вот и выходит, что человеческая психика сбоит. Резать надо, а рука не поднимается. Миры и времена разные, а суть человеческая одна…

С забойщиками я за всё время в этом мире ещё не сталкивался, но характерный красный угол для гостя, его рабочий инструмент и пьяное состояние мне сами всё сказали. Плох тот забойщик, который не пьёт в гостях или перед работой. Они такие же люди, и когда они смотрят в нежные глаза скотины, не ожидающей от них подлости, рука и у них может дрогнуть. Поэтому они и пьют, совесть глушат. Дрогнет рука, будет потеря крови. Будет потеря крови, не будет кровяной колбасы или, ещё хуже, мясо на земле испачкается. Это хорошо по утрам колбаску наворачивать за обе щеки и не знать, что колбаска из коровки, которая тоже хотела жить.

– А я тут не один! Гость… – что-то за столом начал бессвязное забойщик. – Друзья, присаживайтесь!.. Будем пить…

Мы с Антеро переглянулись. С одной стороны, его слова – это неуважение к нашему рыцарскому статусу, с другой – не нам сейчас морды кривить. Что тут пьяному втирать, легче сесть за стол и потом его на место поставить, при условии, конечно, что он не начнёт борзеть. Впрочем, жрать хотелось сильно, а призвать к ответу за неуважение всегда можно успеть, тем более что пьяным море по колено, а других очевидцев нашего понижения в статусе нет, хозяева ушли ночевать в сарай при доме.

– Я Занер! Я не местный. Забойщик я! – представился сидящий за столом. Слово «забойщик» я, само собой, услышал впервые и воспринял по контексту.

– Сэр Антеро, а это сэр Ваден, – представил нас бродяга, на моё удивление ровно отнёсшийся к панибратству. До Занера что-то начало доходить, он поднял свою пьяную голову от стола и увидел, что на нас доспехи. Что тут с ним произошло! Он пытался упасть на колени, но ему помешал стол. В итоге он стукнулся лбом о стол и что-то начал лопотать в своё извинение.

– Да брось ты! Без чинов сидим. Расслабься… – услышал я свой голос, и взгляд бродяги вторил моим словам. Бродяге, похоже, редко удавалось поговорить с кем-то, кто не боялся его статуса или не смотрел на него свысока. – Не бойся! Ничего тебе не будет. Все мы гости в этом доме, и сегодня мы в одном статусе, статусе гостей. Так что расслабься…

– То, что мы гости, ты это верно подметил, – вторил моим словам мой отморозок. Мне это кажется, или его глаза улыбаются, кажись, его эта ситуация забавляет.

– Я всё… понял… господа хорошие… Мы все гости… – переборол свой страх и своё смущение забойщик.

Алкоголь – лучшее средство для развязанного поведения, и на время мы потеряли чувство, что мы рыцари. Занер оказался хорошим рассказчиком. Пока мы ели, он нам много чего занимательного рассказал в качестве шоу-программы под еду. Поначалу разговор был на тематику деревенской жизни, о тяготах пахоты соседей и прочем. Так, я, к своему удивлению, узнал, что местным отчасти выгоднее быть приписанными к земле, чем быть свободными арендодателями земли или даже её владельцами. Все выгоды оказались в налогах. У свободных людей налоги были просто грабительские. Две пятых от дохода королю, одну пятую своему сеньору, остальное на своё проживание. Всё бы ничего, но налог берется не с земли, а подушный. От семи серебряных до золотого в год с каждого свободного человека в зависимости от его рода деятельности. С детей до пяти лет налог не берется вовсе, но после считается, что ребёнок уже может помогать родителям зарабатывать. В приграничье отчасти с налогами полегче, но вовсе не из-за гибкости налоговой политики, а из-за подтасовок с людьми и других местных махинаций. О последнем, конечно, мне шепнул Антеро, а вовсе не забойщик.

Забойщик приоткрыл глаза в другом. Оказывается, быть приписанным к феоду, по сути, быть поражённым в правах крепостным, выгодно. Такие люди считаются должниками сеньора и пока все долги не выплатят своего господину, освобождены от выплат налогов королю. На деле всё несколько сложнее, крестьяне платят налог королю не деньгами и напрямую мытарю, а через своего сеньора продуктами, что добавляет остроты различным махинациям.

Мне шепнул бродяга, что по законам королевства нельзя брать налоги с вещи, а долговые рабы на время вещью сеньора и являются. Вот и получается, что выгоднее быть вещью и платить меньше налогов, чем быть свободным и платить по полной программе.

С другой стороны, долговой раб обычно расплачивается с сеньором продуктами, а продукты дешевы, пока их не продадут в центре. Сеньор не только получает прибыль на оптовой перепродаже продуктов, но и повсеместно завышает долг. Плохо и то, что вещь совсем не имеет прав и сеньор волен поступать с ним как хочет, разве что убить и покалечить не может без причины. Может и весь урожай себе забрать, но, как правило, в пограничье на такое не идут. Места дикие, опасные, и с законом местные не очень дружат. А барону или феодалу нужно, чтобы его вещи сбегали в другие земли, откуда их точно не выдадут, или, ещё хуже, станут сбиваться в разбойничьи ватаги? Вот и выходит, что долговое рабство в пограничье – это больше благо, чем унижение и гнет. В центре королевства, понятно, что вольностей пограничья нет, и там совсем всё по-другому, но тут всё вывернуто с ног на голову.

Я какое-то время приходил в себя от доселе мне неизведанного. Почти четыре месяца путешествую по Раяну, но проблемами землепашцев как-то не озадачивался, и тут такие неожиданные открытия.

В какой-то момент рассказ разговорившегося пьянчуги сместился в акценте с общей жизни на частную, на его жизнь. Какие ещё могут быть рассказы у забойщика?

В основном были истории о его деятельности. Запомнился один из его рассказов, который можно в кавычках назвать «кровавой жатвой». Куда-то его пригласили, кто-то его попросил с его помощником колоть хряка. Боров оказался суровым переростком. Свой свинокол он даже показывал в подтверждение его слов.

В общем, всё не так было в тот день. Надо было тихо спустить кровь на кровяную колбасу, а ему в тот день не налили на удачу руки. Хряку надо попасть точно в маленькую область слева, точно в сердце, чтобы хряк не мучился и кровь не разбрызгал. Раз, и скотина уже мертва, подвешивай за ноги и кровь сливай. Из кишок будет оболочка колбасы. Кровь со специями, когда свернется, будет самой колбасой. Всё бы ничего, но ему не налили, и его рука дрогнула. Всего-то на сантиметр промахнулся, и вот итог.

Кабан бегает и разносит загон. Свинья вырвалась из сарая и начала всё крушить на своём пути. Свинокол торчит в том, что можно назвать шеей, а кабан ошалел от подлости двуногих и ломает всё, что ему на рожу попадается. Пришлось на кабана прыгать со спины и перепиливать ему шею застрявшим в ране свиноколом, а это та ещё нетривиальная задача…

Вся кровь на земле, кругом разруха, а мясо извалялось в грязи, и это не говоря о хозяевах, которые чуть не плачут от смерти в муках своего питомца. Сам Занер с ног до головы в крови, стоит и улыбается, как демон из преисподней, радуется, что не покалечен. Его улыбку, впрочем, хозяева расценили по-своему, и с тех пор ему все наливают перед делом. По деревне пошла огласка, что хозяева поскупились, не налили, и вот теперь расплачиваются за свою жадность. Свинья убита, договор соблюдён, а то, что рука дрогнула, то не его вина, и всё тут. Милый рассказик, нечего сказать.

У меня на памяти были рассказики не хуже. От деревенских парней, с которыми служил в армии, чего я только не слышал. Я, прихмелев, кое-как поведал о том, что слышал. Убивали быка-трёхлетку. Били топором, обухом в голову точно в нужное место, но не приложились со всей дури. Бык опал, и деревенские пареньки уже сели распивать, как бык пришёл в себя. Бык раздербанил всё, что ему на глаза попадалось. Глаза красные, страшные. Один удар зашибёт. Пришлось заводить трактор и впечатать быка в стенку дома. Мясной фарш по округе, выпущенные кишки и говно. Примерно так я эту историю и пересказал, заменив, впрочем, слово «трактор» фразой «груженую телегу на быка спустили с горки».

Моя история пошла на ура. Антеро под пиво что-то подобное рассказал об охоте на диких кабанов. Всё бы было ничего, да Занер был уже на автопилоте, а мы с Антеро стремительно приближались к его состоянию.

Потом забойщик затянул какую-то тянущуюся песню, половину слов которой я не понял. Песня, наверное, была старой и на другом диалекте, но не в том суть.

В какой-то момент я осознал, что сам пою. Пел на русском и плевать, что меня никто не понимает, так хотелось петь и хоть трава не расти. Душа уже развернулась, и слова сами льются наружу.

В памяти всё ещё живы воспоминания бала, на котором я был шутом из-за своего побритого лица, и по пьяни подсознание выявило себя. Спел «Короля и Шута» про клоуна. Эта песня не вошла в альбомы из-за множества матов. «Горшок» её петь не любил, стеснялся, но если песня родилась, то из песни слов не выкинешь. Вот я и спел.

Еб…й клоун, ху…вы гимнасты,

Бляди-акробатки, Жонглёры пе…ты…






На словах: «Крокодил летает не от хорошей жизни, если бы знали, как их тут пиз…т» я невольно проникся своей участью. Я же не от хорошей жизни летаю по взлётке, еду как бык на бойню.

Дальше «Остапа понесло», я спел «Только мы с конём по полю идём…»

Не знаю, почему меня не перебивали и не мешали петь. Хотя знаю. Занер боялся меня перебить, а для Антеро я по пьяни раскрылся с новой грани.

Что тут сказать. Расслабился, забыл, что я не в своём мире. Позволил русской речи прозвучать. Выложил душу. Одним словом, допились мы до чёртиков, а я допустил жуткий косяк тем, что раскрылся, пусть даже никто не понял, о чём я пел. Дал слабину. Нельзя так выкладывать душу перед посторонними, пусть даже они слышат только чёткий ритм стихов и не понимают смысла.





Часть пятая

Самозванец




Глава 1

О воспоминаниях, истории, самокопание и о том, как я хамлю




Утром, несмотря на моё плачевное состояние, надо было двигаться дальше. Антеро на порядок было лучше, но это его голова, а мне моя больная голова дороже. Сборы были недолгими. Мы с моим отморозком до конца добили купленные Кайей пироги. Хозяева были рады сменить сарай на свой дом, а Занер с утра начал дальше пить, для твёрдости руки. С забойщиком мы распрощались душевно, в отличие от хозяев, что добавило ему веса в глазах местных. Сами рыцари не брезгуют с ним пить. В его глазах читалось: «Знай наших!»

Мы двинулись в путь. Я наблюдал четверо невыспавшихся рыл из сопровождения. Вот кто нёс стражу на часах, присматривая за нами, но это их забота. Я бы с таким удовольствием сменил свою серебряную цепь на их место в отряде. В голове шумело. Без помощи моего отморозка я, наверное, сдох бы. Спасибо, родной, твоя фляга, вовремя наполненная пивом, чудодейственна.

Постепенно мой отходняк начал меня отпускать. Мой жеребец, который для меня то конь, то лошадь, в зависимости от моего настроения и независимо от его пола, мерно месил грязь дороги копытами. Постепенно я отошёл от моего похмельного пофигизма. Путь в пограничье это не тот туризм, что даёт удовольствие. Жди подляны, и если угадал, то молодец, не угадал – не свезло.

Постепенно я начал приходит в себя. Шевелить ногами на коне не надо, и на том спасибо. Нас всё так же конвоировали, но в отходняке было как-то пофиг. Умру так умру. А что, я не вечный…

В голову сами собой лезли байки Занера и до сих пор не отпустившее меня удивление, что быть крепостным в пограничье прибыльная и выгодная привилегия. Постепенно мне на ум стали приходить воспоминания о российской истории, и всё стало на свои места.

До Ивана Третьего было несколько жизнеспособных моделей быта славян, собственно моделей государства Российского было не одна, а несколько. Новгородцы, тверичи, псковичи, москвичи представляли разные государства со своим укладом жизни. Иван Третий своими завоеваниями разбил последний оплот другого уклада жизни на Руси, навязав новгородцам идею крепостничества, что у них была не в особом почете.

Окончательно крепостничество закрепилось только в Смутные времена при Годунове. Вина тому годы неурожая, или, скорее всего, неурожай только повод, а причина – интересы политических союзников Годунова, что, впрочем, его не оправдывает. Романовы крепостничество укрепили и усугубили. Гнилая оппозиция до сих пор что-то вопит про рабов-крепостных, но как-то умалчивает важные факты. Гнилая, потому что надо быть объективным и не только плевать на родное болото, но и делать то же самое в масштабах мировой истории на другие страны.

Бедолага Пушкин писал в своих дневниках, что и он в своё время: «…лебезил перед иностранцами».

– Барон! Такой позор! Мы проезжаем мимо раба! – визжал Пушкин своему спутнику.

– Помилуйте! А где вы видели раба?! – отвечал ему иностранец. – Рабы не бывают такими довольными жизнью…

Пушкин по молодости не знал, что русские крепостные жили лучше свободных англичан, не говоря уже про шотландцев и ирландцев. Ценз бедности по России был определён неимением семьёй коровы, а ценз богатства в Англии привязан к наличию коровы. Это факт общеизвестный, и любой может легко его проверить.

Ещё одним важным фактом является то, что сотни дворян были лишены дворянского звания за плохое обращение с крепостными. Не по-христиански, не по-человечески поступали, и их нагнуло общественное, дворянское порицание, лишив дворянства.

А кто-нибудь может предъявить такие же факты из истории Англии?! До тысяча восемьсот тридцатого года у них было более трёхсот статей закона, карающих смертной казнью. Кому они гонят до сих пор о рабстве и диктатуре?!



В какой-то момент моё похмельное мышление замедлилось, я отхлебнул лекарство, и мысли легли в область реальности. Взгляд постоянно упирался в моего бродягу, и мои слова как-то сами собой прозвучали:

– Почему ты поехал со мной? Это у меня выбора особо не было, а тебе-то зачем всё это?

– Что самое главное для рыцаря? Мастерство, доспехи, сильная дружина, куча золота? – задал неожиданный вопрос мой отморозок и сам на него ответил: – Всё не то. Главное– чуйка. Нет её, и всё остальное не поможет! Чуйка, когда бежать, а когда оставаться. Чуйка, к кому присоединиться, а к кому не стоит. С тобой не всё так просто, я это чую. А если моя чуйка ошиблась, то, по крайней мере, поездка с тобой будет куда увлекательней, чем мои странствия без тебя. К тому же мне почти ничего не грозит. Это же не я случайно стал вассалом графа.

Смешной ты, Антеро. Кому ты гонишь, что почти нет никакого риска. Ещё неизвестно, где больше для тебя риска, со мной или в столице графства. Хлопнут тебя здесь со мной до кучи, если что не так пойдёт, а ты типа не понимаешь этого. Всё ты понимаешь. Вчера по ходу надо было спрашивать о твоих мотивах моего сопровождения, пока мы оба пили, а не сейчас. С другой стороны, в чём-то мой отморозок прав. У него до моей встречи особо много денег не наблюдалось. Я не только принёс ему неплохой заработок, который он не мог сколотить за годы своих странствий, но и себя неплохо проявил. Я не имел шансов в статусе оруженосца безземельного рыцаря получить серебряную цепь, но всё же временно стал рыцарем. Неплохая карьера. За четыре с лишним месяца в этом мире уже рыцарь. Другим на это надо полжизни положить.

Впрочем, всё не так радужно, как выглядит со стороны. Моё рыцарство – это пустой звук. Отправили, считай, на убой, и толку от звания рыцаря, когда кишки на острую железку намотают. Подставил меня граф. Ослушаться его, и его молодчики меня самого размотают, согласиться с заказом графа – и можно заказывать заупокойную. При любом разрезе я встрял…





* * *