Бестиарий

Обычно ему хорошо думалось в ночном клубе – туда он и отправился снова.

Холодным, совсем не весенним мартовским вечером шестнадцатого числа над столицей танцевала снежная вьюга. Разошлась она по-цыгански неистово, мельтешила подолами белых юбок, зычно пела в узких переулках ветрами и безжалостно мешала водителям, отчего все навигаторы предупреждали автомобилистов, что городские вены дорог непроходимо заполнены машинами.

Саша сидела над учебником криминалистики в удобном кресле. Мистическим образом она умудрялась с равной сосредоточенностью одновременно что-что слушать, записывать и читать, не забывая дополнять конспект собственными размышлениями. В наушниках звучал Гарольд Маберн – Саша и джаз были неразрывны с ее детства. Никакой поп-музыки, народной и даже классической она не воспринимала, лишь иногда предпочитая немного рока и блюза. Но только джаз помогал девушке примириться с миром, смотреть на него словно со стороны, пока ее душа танцует на лунной дорожке. Рядом лежал телефон, ей мог позвонить только Кристиан, поэтому Саша не сразу различила трескучую, низкую трель в коридоре.

Кнопкой звонка пользовались только клиенты агентства, они делали это в назначенные Фишером часы. Девушка сняла наушники, с испугом прислушалась и после повторного сигнала, крадучись, пошла к двери, положив ладонь на рукоять электрошокера, с которым она теперь не расставалась.

С Дмитрием Владимировичем – коллегой Кристиана из полиции – она толком общалась лишь однажды, когда он приезжал к ее шефу за консультацией, не считая тех кратких минут, что ей удавалось застать его в участке на Арбате. Теперь, увидев следователя на пороге, она впустила гостя и сразу отрапортовала:

– Кристиана нет. Опять в клубе.

Дима выглядел растерянным, и отреагировал спустя секунду.

– Выходит, я обрадую его… – он улыбнулся с пронзительной горечью. Саша безошибочно расшифровала мимический жест, почувствовав, как сзади, вниз по ее шее, опускаются холодные мурашки – стряслось что-то очень страшное.

– Название клуба в этот раз?

Саша неуклюже отыскала в телефоне сообщение от Фишера с его координатами и показала Диме. Тот поблагодарил девушку и поспешно вышел в подъезд, не застегнув зимнюю куртку, под которой на свитере еще темнели пятна растаявшего снега. Едва дверь за ним закрылась, девушка написала Кристиану:

«Скоро тебя найдет Дмитрий Владимирович. Он сильно расстроен, дело личное».

Еще она подумала, что о расследовании его попросил важный для Димы человек, поэтому если бы следователь мог выяснить всё сам, он так бы и сделал, не вмешивая «Перекресток», но по досадной причине у него сейчас связаны руки.



В клубе было шумно. Громко играла музыка, а в танцевальном зале сердца танцующих стучали в микроциклах жизни, качая кровь в такт музыке. Кто-то отдавался танцу целиком, а некоторые лишь делали вид, что получают от него удовольствие, двигаясь напряженно, будто с надрывом. Хищные самцы искали в шевелящейся толпе тел добычу – накрашенные глаза, полные обещания, плавные движения бедер и открытые шеи.

Диме пришлось потрудиться, чтобы найти Криса. Он, похожий в кислотно-цветной футболке и джинсах с цепями на ремне на кого угодно, но только не на частного детектива, уже сидел за барной стойкой, глядя в телефон. Увидев следователя, детектив кивнул ему в сторону выхода:

– Поговорим снаружи.

Сырой ветер слегка остудил щеки Кристиана, забравшись под его футболку, и Крис накинул на плечи куртку. Он молча ждал, когда коллега соберется с мыслями.

Дима закурил, судя по запаху от его одежды, уже не в первый раз за последние полтора часа. Перед тем, как заговорить об этом с Фишером, он хотел подготовиться к его реакции, поэтому его речь зазвучала быстро и деловито:

– Завтра в агентство явится клиентка. Попросит взять заказ. Возьми его.

Кристиан отреагировал, лишь отдавая дань вежливости:

– Мои соболезнования!

Дима даже не стал спрашивать, откуда Фишер узнал.

– Я специально нашел тебя лично, чтобы ты не отшил меня по телефону, – продолжил он. – Нанимательница – моя старшая сестра из Владивостока. Тамошние полицаи… Если я кажусь тебе недалеким, то этих ты точно примешь за умственно отсталых.

– Конкретику, пожалуйста, – поторопил его детектив.

В ответ раздался смешок и Дима взглянул на коллегу так, словно ему хотелось что-то сказать. Но он быстро передумал и выполнил требование Фишера:

– Племянница вышла из окна десятого этажа неделю назад. Ей было шестнадцать лет. Мне известно, что это – возраст подростковых самоубийств. Все говорят об этом, но Алина действительно не стала бы прыгать из окошка – она была не так воспитана. У нас в семье все с МВД связаны, сам понимаешь – у тебя отец в органах. Алина была бойцом.

– Но улики указывают на суицид.

– Да. И записка прилагается предсмертная… ее почерком. Придется ехать во Владивосток, чтобы этим заняться. Иначе ребенка отпевать не будут, похоронят со всяким сбродом. Меня повысили недавно до старшего следователя, деньги сейчас не проблема, если что.

– Это – не важно, – медленно ответил Кристиан, отчего-то улыбаясь. Он повторил, буквально смакуя:

– Владивосток – надо же, какое смешное стечение обстоятельств! Пусть приходит завтра в агентство, я возьмусь.

– Ты собирался туда? – удивился Дима, хорошо знающий, что Фишер не любит покидать «свой город».

– Примерно в этом направлении, – рассеянно пробормотал Кристиан. – Папа попросил кое-кого встретить. Скука…

– Ладно, но как ты понял, что у меня кто-то умер? – проворчал Дима.

– Мне ужасно лень объяснять. Сам поймешь, это – не сложно. Я пошел, – Крис действительно говорил на ходу, доставая из кармана ключи от машины.



У Димы пунктик – он свято верит, что легкая небритость делает ему мужественным. Гладко выбритым его можно увидеть только на официальных собраниях, которые он ненавидит. А пьет он по ночам в редчайших случаях, потому что презирает спиртное. Вынудить его употребить алкоголь, да еще и утром, может только событие личного характера. Если прибавить к этому гладко выбритое лицо – получится встреча с человеком, которая не сулит ему ничего хорошего. Если это – личное, значит, драма. Наконец, он вытащил меня из клуба, что только подтвердило догадку. Трагедия – кто-то смертельно заболел, обанкротился или умер.

Самое интересное, что мне и впрямь по пути. Придется брать авиабилет еще и для Александры.


Это плохо. Она не готова к испытаниям такого масштаба, я не проверял ее на стрессоустойчивость и, учитывая специфику ее нервной системы, она будет неадекватна. Но оставлять ее одну просто нельзя на такой срок, у меня не остается выбора.





* * *


На другое утро Саша проснулась от того, что Кристиан стучал в дверь спальни. Она потянулась, сонно сползла с кровати и разрешила ему войти. Фишер заглянул в комнату и некоторое время смотрел на девушку, забыв о первоначальной причине визита:

– Это моя рубашка!

– Она длинная, – как будто это могло что-то объяснить, бросила ему Саша и прошла мимо детектива, зевая. – У нас сегодня гости?

Кристиан медленно развернулся и пошел вслед за ней.



Не люблю, когда трогают мои вещи, вообще не склонен делиться. Девушки почему-то имеют неосторожность полагать, будто мужская одежда смотрится на них мило. Я терпеть этого не могу, как и любые женские манипуляции. Беспомощность, трогательность, невинность… действуют на меня несколько раздражающе, когда они лживы.

Александра выглядела попросту глупо. Мужская рубашка терпимо смотрится на девушках, у ног которых есть измеримая толщина. У моей помощницы дела обстоят гораздо более плачевно.

Терпеливо вздохнув, я сказал себе, что это, в конце концов, не важно, потому что Александра тоже принадлежит мне.



Его помощница обернулась, словно почувствовав неладное, и едва не столкнулась с детективом, следовавшим за ней вплотную, точно тень. Фишер проронил негромко, но отчетливо:

– Есть намек на стоящее дело. Оденься, будешь присутствовать на допросе клиентки.

После чего он удалился.

По-армейски оперативно, полностью одетая, причесанная и умытая, Саша вскоре заваривала на кухне кофе, достигая в ремесле баристы существенных успехов. Кристиан признавал за ней талант делать этот напиток очень вкусным. Саша начала с экспериментов со специями и фруктами. Раньше, например, он не подозревал, что крепкий кофе можно пить с бананом и мускатным орехом.

– Это моя кружка, – холодно констатировал Фишер, когда Саша села возле него в кресло.

– Она большая, – будто это могло что-то объяснить, ответила девушка и продолжила пить кофе, щедро сдобренный взбитыми сливками. Кошмарную гадость, по мнению Кристиана.



Можно попробовать отобрать, но я просто представлю, как заставляю ее съесть эту кружку. Как она ломает зубы, царапает десны и, наконец, понимает, что, оказывается, я не склонен к легким социальным играм, а чувство юмора у меня радикальное.



Детектив, спустя небольшую паузу, кратко объяснил ей суть предстоящего дела, и Саша сказала:

– На этот раз я намерена принять более активное участие в диалоге. Мне… мне надо как-то бороться с социофобией. Я попробую, ладно?

– Ладно.

– Никогда не видела, как ты допрашиваешь. Когда к нам приходит посетитель, я прячусь в комнату…

– И лучше бы тебе не видеть, но рано или поздно это бы произошло.

– Ты их пытаешь? – попробовала пошутить Саша.

– Иногда хочется, – совершенно откровенно ответил Кристиан.





* * *


Появившаяся на пороге кабинета женщина, словно мышь, осторожно огляделась по сторонам, уточнила, по нужному ли адресу попала, а потом села в кресло перед Кристианом, устремившим на несчастную жертву инквизиторский взор.



Объект женского пола, тридцати восьми лет. Именует себя Лидией Николаевной, среднего роста, упитанной комплекции, типичная домохозяйка в свои годы, но еще пытается ухаживать за собой и знает толк в одежде, выглядит привлекательно, регулярно закрашивает седину на русых волосах – по привычке, а не чтобы кому-то нравиться.

Простая, с виду, женщина, выделяющаяся только болотным омутом печали в глазах, как охарактеризовала это позже моя помощница. Это чувство появляется вместе с тусклым, водянистым взором покалеченного взрослением внутреннего ребенка. Так бывает – не выбралась, не добилась, разочаровалась, и кто-то выключил в зрачках свет.

И преследовал ее запах перемен – веяло грехопадением, трупной затхлостью. Она ненавидит себя, и демон этот, причмокивая, пожирает ее. Он родился недавно, гнездится в легких, душит. Если ситуация усугубится, она заболеет туберкулезом. Не мои проблемы, пока Лидия Николаевна никого не прикончила или не попыталась нарушить равновесие окружающей среды. Ее оберегает слабое сияние надежды. Должно быть, второй ребенок…