Бестиарий

– Послушай, – сказала она, отвлекая себя этим от наблюдаемой ею самоэкзекуции. – Объясни мне логику своих действий. В чем заключается смысл сбора улик?

– Доказательственная деятельность в расследовании – необходимая часть судебно-правового процесса. Нахождение уличающих материалов нужно, чтобы виновный сел за решетку. Даже ты такие вещи должна понимать.

Саша терпеливо проглотила «даже ты», щадя его, потому что он – ранен, и заговорила, пытаясь скрыть нервозность в голосе:

– Сбор доказательств ты делаешь не для суда. Не понимаю, во что ты превратил процесс расследования, но это – против всех правил, известных мне.

Фишер молчал, вытирая с тела кровь и смывая ее с ног. Потом он убрал губку в сторону и произнес:

– Я наложу повязку, а ты замотай бинтом, а то мне одной рукой несподручно.

Девушка закатала рукава свитера и села на край ванной вместе с Кристианом. Она аккуратно перебинтовала его и хорошенько завязала концы перевязи на поясе. Кожа его тела была почти трупно-белой, а из-за неподвижности Кристиана, закрывшего свои большие глаза, Саше казалось, что она касается покойника.

– Служа в полиции, я часто наблюдал, как из-за лени, усталости, чрезмерной занятости и просто безалаберности из-под носа закона уходят убийцы и насильники. Я видел, как трупы бродяг и бомжей свозят в морг с черного хода – их дела никто не расследовал. Безымянных мертвецов просто сваливают в одно помещение, будто сено, и ночью их все сжигают. Так и есть, – приговором добавил он и медленно продолжил: – Я видел, как хорошие и талантливые следователи вынуждены сидеть, сложа руки, потому что из-за отсутствия жалкого разрешения на просмотр видеокамер они не могут поймать преступника. Пока я был на службе, как ни странно, у меня имелось меньше власти при сборе доказательств, чем сейчас, когда я стал сыщиком. Теперь я – консультант, и это полезно, потому что спрос с такого, как я, невелик, начальство не давит, платят порой больше, чем штатному сотруднику. У меня в резюме написано, что я следователь-криминалист – термин, от которого свернутся уши трубочкой у любого сыщика старой закалки, ибо следовательская и криминалистическая работа – разные вещи. Итак, я собираю улики, невзирая на запреты или правила, если считаю нужным, отдаю их Вере, а эта женщина умеет поколдовать, чтобы они выглядели подходящими для суда. Так что – да, Александра, я превратил процесс сбора улик в неважное, необязательное занятие, параллельное погоне за преступником, и мне это нравится.

– Но сейчас ты никого не консультируешь.

– Я углублен в розыск пропавшей девушки.

– Меня, ага.

Кристиан таинственно ухмыльнулся в ответ на ее сарказм:

– Тебя. Расследование оказалось опасным, и я случайно вышел на группировку, занимающуюся наркоторговлей. Всё это, включая доказательства, я приложу к своему делу.

– Наглая ложь, – раздельно констатировала Саша, глядя на Кристиана почти требовательно, чтобы он пояснил, наконец, четкие мотивы своих действий, но он, как обычно, проигнорировал девушку.

– Достаточно, – кивнул он в сторону бинта. – Теперь мне пора.

Саша пораженно отступила на шаг, глядя, как он одевается. Ей захотелось спросить, не повредился ли он головой.

Саша пошла за ним в коридор, медленно, шаг за шагом, заставляя себя прийти к решению.

– Я еду с тобой.

Кристиан остановился, повернулся на нее с усилием, хмурясь и рассматривая:

– Зачем?

– Я неплохо владею кинжалом. В больнице у меня был только пластиковый ножик, но ты не поверишь, какие ранения можно нанести человеку с помощью этой штуковины… – с самым решительным и серьезным видом показала рукой протыкающий жест.

Судя по звукам из спальни, куда удалился детектив, она снова насмешила Кристиана.

Он вышел из комнаты, застегивая на себе новую рубашку. Затем прошел мимо девушки, вытащил из широкого кармана пальто-мантии небольшой пистолет со странными иглами на конце.

– Это шокер. Теперь он твой, Александра, так что подружись с ним. По закону тебе такой носить нельзя, спрячь, – он кинул его Саше, и та, испуганно округлив глаза, кое-как поймала оружие:

– Я тебя не подведу!

– Еще бы!

«Что им движет? – думала она. – Со стороны любой скажет – фанатичный альтруизм, но нет… Нет. Здесь что-то другое, куда более патологическое».

– Немедленно прекрати, – прозвучал приглушенным рычанием его голос, и, посмотрев в лицо Кристиана, девушка почувствовала, как волосы на её затылке шевельнулись, вызывая мурашки по телу.

– Не читай меня.

Это было добавлено уже тише. Кристиан прошел мимо своей помощницы.

– Мне нужно сказать тебе кое-что, – прохладно ответила она.

Кристиан посмотрел на нее вопросительно.

– Я по-прежнему тебя не перевариваю, но мне нравится то, что ты делаешь. Даже если опустить незаконные элементы.

– А что я делаю?

– Я читала твои дела сегодня. Каким-то образом… пока не понимаю, каким – ты убиваешь в человеке зло. В корне. Не важно, как ты называешь это и не важно, как я к этому отношусь. Ты ловишь деструктивность и выкорчевываешь ее из самого центра так, чтобы раковая опухоль в обществе не распространялась. Я почти уверена, что причины твоих поступков мне бы очень не понравились, но мне любопытно знать их, но и это не имеет значения. Если ты намерен и дальше пытаться вырывать из общества «демонов», я хочу в этом участвовать. И быть эффективной.

– Я тебе не верю. Ты просто хочешь втереться в доверие. Не выйдет.

– Думай, как знаешь, твоё принятие мне до лампочки.


– Вот и отлично, потому что его не будет!



Не спрашивая меня, не выслеживая обо мне информацию, она сделала выводы, приняла решение, взяла за него ответственность, при этом продолжая не доверять мне и ненавидеть.

Ее мозг работает лучше, чем мне казалось. Это даже как-то обескураживает…

Интересно, могла бы она понять, если бы я показал ей то, над чем работал? То, что создал и то, что… я никогда не воплощу в жизнь?

Впрочем, это не важно. Любой, кто узнает, что это – умрет.



– Я просто хотела тебе сказать, что тебе удалось в каком-то смысле приручить меня, – неожиданно добавила она. – Не в эмоциональном контексте, разумеется. В идеологическом.

– Замолчи, – негромко пробормотал Кристиан. – Возьми с собой свой блокнот и иди за мной. Мне нравилась твоя концепция о том, что я устроен просто и предсказуемо. Придерживайся ее.



Люди сами по себе ни злы, ни добры, а лишь очень восприимчивы. Опасность бесов в том, что им веришь безоговорочно, их нельзя увидеть, услышать или осязать той рецепторикой, которой наивно доверяет всё человечество. На них не укажет перст ни одного уважаемого судьи, и облик их прячется за миллиардами лиц прочих жителей планеты. Но они оставляют вполне материальные, страшные следы всюду, где бывают.

Если ты видишь уставшую женщину, после работы разбито смотрящую на гору немытой посуды, знай – рядом бесы.

Если наблюдаешь толпу – поблизости демон.

Суть в том, что они отчасти (я подчеркиваю это), являются идеями, мыслями, вирусами в ноосфере. Был, к примеру, нормальный человек, жил себе, а потом однажды взял пистолет и начал стрелять в прохожих на улице. Они скажут: скрытый мизантроп, пост стрессовый синдром, шизофрения. Такова сила идей и понятий – повергать людей в безумие не владения собой. Мы, будто радиоприемники, ловим мысли и думаем, что рождаем их сами из мистического «ниоткуда.

О, я знаю – мы пусты. Каждый – носитель собственного безликого одиночества. И иногда к нему примешиваются недовольство собой, скука, усталость роятся в душе змеями и паразитами, но человек – существо покладистое. Он думает, так и надо. Он считает, что это – нормально.

Зло – нормально.

В победе сей мысли над большинством понятий и кроется триумф дьявола над людьми.

Ни один закон никогда не посадит за решетку идею, если только речь не о тоталитарном режиме государственного строя. Но я могу отыскать ее по следам и уликам.

И я чуял демона сильнее, когда быстрее ехал за город. Имя его – безразличие, апатия, слепота души. Он родился у ученого, который не замечал ничего, кроме символов, чисел и букв. Он уже не чувствует толком ни удовольствия, ни боли. Только спокойствие холода. Такие, как он, однажды окончательно пресыщаются ко всему и гаснут. А вокруг них рождается допускаемое зло – изнасилованные в больнице девушки, избитые старики, торговля наркотиками. Всё случилось по его молчаливому допущению. Наплевать – вот единственный ответ этого демона на все.

Дьявольский дзен. Ибо дзен бывает таковым, и имя ему – смерть.



Февраль швырялся холодными слезами в окна машины, щедро поливал обледенелые дороги. Черно-белая реальность за стеклом смазалась из-за скорости. Из колонок снова лился эмбиент. Саша ничего не имела против. Эмбиент – это гиперреалистичная музыка, в которой соединяется внешний и внутренний мир композитора. Она настолько честная, что вызывает смущение, неприятие и удивление.

– А если мы опоздали? – спросила девушка, рассматривая шокер у себя в руках.

– Меня попытаются «закопать». Тогда в дело вступит Сэм. Это еще один рычаг давления на реальность. Надеюсь, ты никогда не встретишься с ним. Потому что, если ты его увидишь, и он назовет тебе свое имя, значит, я мертв.

– Опять какой-то дикий эпитет?

– Нервозность плохо действует на твою память. Я не говорю эпитетами.

Саша гладила шкуру волка. Она видела, что почему-то Фишера раздражает ее привязанность к этой вещи, но ей было всё равно.

Она гладила нежную и пушистую шкуру волка и вспоминала стихотворение, которое звучало, как романс.

«Перестань, не время думать о нём. Лучше попытаться вспомнить, что же со мной стряслось в больнице…»

Саша закрыла глаза и представила себе семи ярусную библиотеку. Без Кристиана ей показалось тут несколько опасно. Она растерянно огляделась, пытаясь понять, что ей делать и куда подниматься.



Кристиан резко свернул к обочине, когда увидел, что Саша лежит без сознания. Он пересел на заднее сиденье и потряс ее за плечи:

– Александра…

Девушка вяло пошевелила головой, из носа ее густо потекла кровь.

– Не трогайте ее, – бормотала она. – Он сказал, не трогайте ее…

Потом сфокусировала взгляд на Кристиане.

– Меня сейчас вырвет.

Детектив дал ей выйти. Выкатившись из машины, девушка упала на колени в снег и закашлялась.