Беспощадный рай
Часть 34 из 68 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Хочешь поговорить об этом
Мой смех — это смех слабости и полу-истерики.
— Я не знаю, с чего начать.
— Пойдем ко мне в кабинет. — Он указывает подбородком на свой офис. — Я принесу нам кофе
Кофе, ха-ха. Не думаю, это такая уж хорошая идея. В последний раз, когда я пила кофе с мужчиной, у меня снесло крышу, и я превратилась в гигантский пульсирующий клитор.
Я поднимаюсь и нетвердой походкой иду в его кабинет, где опускаюсь в ближайшее кресло. Хэнк возвращается через несколько минут с двумя пластиковыми стаканчиками и протягивает один мне. Потом садится за свой большой письменный стол из красного дерева и впивается в меня взглядом.
— Итак, выкладывай. Кто, что, когда, где и почему?
Я невольно смеюсь. Он такой репортер. Чтобы выиграть время, я делаю большой глоток крепкого кофе и изучаю награды в рамках, которые висят на стене за его столом. Кабинет небольшой, но уютный — в бежевых и кремовых тонах. Бросается в глаза отсутствие каких-либо семейных фотографий.
— Ты когда-нибудь жалеешь, что у тебя нет детей? — спрашиваю я.
Его брови взлетают вверх.
— Вопрос предполагает ответ, встречал ли я когда-нибудь женщину, с которой хотел бы иметь детей.
Смутившись, я смотрю на уродливый белый стаканчик в моих руках.
— Прости. Это было грубо. И это не мое дело.
После минутного молчания Хэнк произносит:
— Я отвечу через секунду, но сперва хочу отметить важность этого события.
Я смотрю на него исподлобья.
Он улыбается, и на обеих щеках вспыхивают ямочки.
— За пять лет, как ты стала моим помощником, сегодня ты впервые задала мне личный вопрос.
— Я не лезла не потому, что меня это не волнует.
— Я знаю. — Его голос мягкий. — Это потому, что ты не хочешь получить личный вопросы в ответ.
О боже. Я настолько очевидна?
Его тон становится оживленным.
— Во всяком случае, отвечая на твой вопрос — нет. Я не жалею, что у меня нет детей. Они меня пугают.
Это заставляет меня смеяться.
— Дети тебя пугают?
— Их единственная цель — вырасти и заменить нас. Мы выращиваем себе замену. Задумывалась ли ты когда-нибудь об этом?
— Ты пересмотрел фильмов про инопланетян.
— У моей сестры шестеро маленьких монстров… Шестеро! — Он вздрагивает. — Посетить ее дом — все равно что спуститься в седьмой круг ада Данте. Полдюжины жестоких, миниатюрных тиранов разгуливают вокруг, ломая вещи и вопя, как кучка викингов на крэке. Это полный дурдом. Ей сорок два, но выглядит она на сто два. Если бы мне не сделали вазэктомию в двадцать, то, глядя, как она воспитывает этих будущих преступников, я бы точно побежал к врачу.
Я чувствую холодный укол паники.
— Ты думаешь, люди могут родиться плохими? Заложено ли это в них так, что как бы они ни старались быть хорошими, они всегда будут гнилыми?
Он наклоняет голову и с хмурым видом разглядывает меня.
— Нет. Я преувеличиваю. Моя сестра — очень хорошая мать. И ее дети вырастут хорошими людьми. О чем ты на самом деле спрашиваешь?
Я смотрю на чашку в своих руках, с ужасом обнаруживая, что она расплылась. Мои глаза застлали слезы. Я прочищаю горло и глубоко вдыхаю. Давай же, мать твою. Просто скажи. Тебе нечего терять.
— Я прошу совета. — Когда Хэнк ничего не говорит, я поднимаю на него взгляд. — Мне нужно мужское мнение. Взрослого мужчины. Кого-то умного. Опытного. Как ты.
— Окей. Весьма лестно, спасибо. Но почему бы тебе не посоветоваться со своим отцом?
— Мы не близки. Вообще-то мы не разговаривали уже много лет.
Некоторое время он переваривает эту информацию.
— Мне жаль это слышать.
— Не стоит. Он плохой парень. Злокачественный как рак.
Судя по выражению лица Хэнка, он умирает от желания податься вперед и допросить меня — это в его крови. Его репортерский инстинкт срабатывает, как срабатывает инстинкт собаки, когда она замечает белку. Но мужчина сдерживается и просто кивает, показывая, что готов меня слушать.
— Я встретила мужчину. — Я останавливаюсь и делаю еще один вдох.
— Продолжай.
Я снова смотрю вниз. Все это слишком сложно.
— Эм. Он… — Красивый. Сложный. Раздражительный. Интересный. Король среди преступников. Несравненного сексуальный. — Я не могу решить, нравится он мне или я его ненавижу. Я как бы обязана его ненавидеть. Он — воплощение всего, что я желать не должна. Но еще он… Невероятный. Умный. Очаровательный.
Я закрываю глаза и представляю лицо Киллиана.
— Он самый интересный человек из всех, кого я когда-либо встречала. И, если не считать моего отца, самый опасный.
— Опасный?
Я открываю глаза и вижу, что Хэнк смотрит на меня с неверием, вскинув брови.
— Насколько опасный? По шкале от вождения в состоянии алкогольного опьянения до Дарта Вейдера.
Я отвечаю без колебаний.
— Дарт Вейдер — маменькин сынок по сравнению с ним. Он больше похож на дитя любви Лекса Лютера и Малефисенты. Умноженное на десять тысяч.
Мы молча смотрим друг на друга, пока Хэнк осторожно не говорит:
— Если этот человек обижает тебя, Джули, мы должны пойти в полицию и заявить об этом.
Мое задержанное дыхание вырывается из меня громким, диким смехом.
— Боже, нет. Единственная опасность, которую он представляет для меня, — это уничтожение моей коллекции трусиков.
Хэнк моргает.
Я поджимаю губы и в ужасе смотрю на него.
— Прости.
Мужчина кривится, проводит рукой по волосам и нервно хихикает.
— Ничего страшного, просто я этого не ожидал. Хорошо. — Теперь его очередь откашляться. — Этот… э-э… этот твой опасный человек. Как вы с ним познакомились?
— Я кое-что у него украла. Вообще-то, много чего. Нет, это одна и та же вещь, просто в большом количестве.
Хэнк выглядит так, будто сожалеет о том, что вообще затеял этот разговор. Какое-то время он подбирает слова.
— Ты совершила кражу.
— О да. Серьезную. Этот опасный человек обнаружил, что это сделала я… не стану утомлять тебя всякими подробностями того, как меня вычислил, но уверяю, они довольно интересны. Так вот, он меня выследил. И продолжает наблюдать за мной, потому что я ему понравилась, даже когда он обнаружил, что мой отец — его злейший враг.
Хэнк внимательно меня изучает, выглядя смущенным.
— Ах-хах.
Распаляясь на этой теме, я выпрямляюсь в кресле.
— И это действительно проблема. Не то чтобы они были врагами, но у них с моим отцом один род деятельности. И в основном тот же тип жизни
— Злокачественного типа.
— Ага.
— Могу я задать личный вопрос?
— Конечно.
— Ты подумывала о профессиональной терапии?
Я смотрю на него с необычной болью.
— Господи, Хэнк.
Мой смех — это смех слабости и полу-истерики.
— Я не знаю, с чего начать.
— Пойдем ко мне в кабинет. — Он указывает подбородком на свой офис. — Я принесу нам кофе
Кофе, ха-ха. Не думаю, это такая уж хорошая идея. В последний раз, когда я пила кофе с мужчиной, у меня снесло крышу, и я превратилась в гигантский пульсирующий клитор.
Я поднимаюсь и нетвердой походкой иду в его кабинет, где опускаюсь в ближайшее кресло. Хэнк возвращается через несколько минут с двумя пластиковыми стаканчиками и протягивает один мне. Потом садится за свой большой письменный стол из красного дерева и впивается в меня взглядом.
— Итак, выкладывай. Кто, что, когда, где и почему?
Я невольно смеюсь. Он такой репортер. Чтобы выиграть время, я делаю большой глоток крепкого кофе и изучаю награды в рамках, которые висят на стене за его столом. Кабинет небольшой, но уютный — в бежевых и кремовых тонах. Бросается в глаза отсутствие каких-либо семейных фотографий.
— Ты когда-нибудь жалеешь, что у тебя нет детей? — спрашиваю я.
Его брови взлетают вверх.
— Вопрос предполагает ответ, встречал ли я когда-нибудь женщину, с которой хотел бы иметь детей.
Смутившись, я смотрю на уродливый белый стаканчик в моих руках.
— Прости. Это было грубо. И это не мое дело.
После минутного молчания Хэнк произносит:
— Я отвечу через секунду, но сперва хочу отметить важность этого события.
Я смотрю на него исподлобья.
Он улыбается, и на обеих щеках вспыхивают ямочки.
— За пять лет, как ты стала моим помощником, сегодня ты впервые задала мне личный вопрос.
— Я не лезла не потому, что меня это не волнует.
— Я знаю. — Его голос мягкий. — Это потому, что ты не хочешь получить личный вопросы в ответ.
О боже. Я настолько очевидна?
Его тон становится оживленным.
— Во всяком случае, отвечая на твой вопрос — нет. Я не жалею, что у меня нет детей. Они меня пугают.
Это заставляет меня смеяться.
— Дети тебя пугают?
— Их единственная цель — вырасти и заменить нас. Мы выращиваем себе замену. Задумывалась ли ты когда-нибудь об этом?
— Ты пересмотрел фильмов про инопланетян.
— У моей сестры шестеро маленьких монстров… Шестеро! — Он вздрагивает. — Посетить ее дом — все равно что спуститься в седьмой круг ада Данте. Полдюжины жестоких, миниатюрных тиранов разгуливают вокруг, ломая вещи и вопя, как кучка викингов на крэке. Это полный дурдом. Ей сорок два, но выглядит она на сто два. Если бы мне не сделали вазэктомию в двадцать, то, глядя, как она воспитывает этих будущих преступников, я бы точно побежал к врачу.
Я чувствую холодный укол паники.
— Ты думаешь, люди могут родиться плохими? Заложено ли это в них так, что как бы они ни старались быть хорошими, они всегда будут гнилыми?
Он наклоняет голову и с хмурым видом разглядывает меня.
— Нет. Я преувеличиваю. Моя сестра — очень хорошая мать. И ее дети вырастут хорошими людьми. О чем ты на самом деле спрашиваешь?
Я смотрю на чашку в своих руках, с ужасом обнаруживая, что она расплылась. Мои глаза застлали слезы. Я прочищаю горло и глубоко вдыхаю. Давай же, мать твою. Просто скажи. Тебе нечего терять.
— Я прошу совета. — Когда Хэнк ничего не говорит, я поднимаю на него взгляд. — Мне нужно мужское мнение. Взрослого мужчины. Кого-то умного. Опытного. Как ты.
— Окей. Весьма лестно, спасибо. Но почему бы тебе не посоветоваться со своим отцом?
— Мы не близки. Вообще-то мы не разговаривали уже много лет.
Некоторое время он переваривает эту информацию.
— Мне жаль это слышать.
— Не стоит. Он плохой парень. Злокачественный как рак.
Судя по выражению лица Хэнка, он умирает от желания податься вперед и допросить меня — это в его крови. Его репортерский инстинкт срабатывает, как срабатывает инстинкт собаки, когда она замечает белку. Но мужчина сдерживается и просто кивает, показывая, что готов меня слушать.
— Я встретила мужчину. — Я останавливаюсь и делаю еще один вдох.
— Продолжай.
Я снова смотрю вниз. Все это слишком сложно.
— Эм. Он… — Красивый. Сложный. Раздражительный. Интересный. Король среди преступников. Несравненного сексуальный. — Я не могу решить, нравится он мне или я его ненавижу. Я как бы обязана его ненавидеть. Он — воплощение всего, что я желать не должна. Но еще он… Невероятный. Умный. Очаровательный.
Я закрываю глаза и представляю лицо Киллиана.
— Он самый интересный человек из всех, кого я когда-либо встречала. И, если не считать моего отца, самый опасный.
— Опасный?
Я открываю глаза и вижу, что Хэнк смотрит на меня с неверием, вскинув брови.
— Насколько опасный? По шкале от вождения в состоянии алкогольного опьянения до Дарта Вейдера.
Я отвечаю без колебаний.
— Дарт Вейдер — маменькин сынок по сравнению с ним. Он больше похож на дитя любви Лекса Лютера и Малефисенты. Умноженное на десять тысяч.
Мы молча смотрим друг на друга, пока Хэнк осторожно не говорит:
— Если этот человек обижает тебя, Джули, мы должны пойти в полицию и заявить об этом.
Мое задержанное дыхание вырывается из меня громким, диким смехом.
— Боже, нет. Единственная опасность, которую он представляет для меня, — это уничтожение моей коллекции трусиков.
Хэнк моргает.
Я поджимаю губы и в ужасе смотрю на него.
— Прости.
Мужчина кривится, проводит рукой по волосам и нервно хихикает.
— Ничего страшного, просто я этого не ожидал. Хорошо. — Теперь его очередь откашляться. — Этот… э-э… этот твой опасный человек. Как вы с ним познакомились?
— Я кое-что у него украла. Вообще-то, много чего. Нет, это одна и та же вещь, просто в большом количестве.
Хэнк выглядит так, будто сожалеет о том, что вообще затеял этот разговор. Какое-то время он подбирает слова.
— Ты совершила кражу.
— О да. Серьезную. Этот опасный человек обнаружил, что это сделала я… не стану утомлять тебя всякими подробностями того, как меня вычислил, но уверяю, они довольно интересны. Так вот, он меня выследил. И продолжает наблюдать за мной, потому что я ему понравилась, даже когда он обнаружил, что мой отец — его злейший враг.
Хэнк внимательно меня изучает, выглядя смущенным.
— Ах-хах.
Распаляясь на этой теме, я выпрямляюсь в кресле.
— И это действительно проблема. Не то чтобы они были врагами, но у них с моим отцом один род деятельности. И в основном тот же тип жизни
— Злокачественного типа.
— Ага.
— Могу я задать личный вопрос?
— Конечно.
— Ты подумывала о профессиональной терапии?
Я смотрю на него с необычной болью.
— Господи, Хэнк.