Белое солнце дознавателей
Часть 20 из 100 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Пожертвовать собой, ради одного из членов рода. Предпочесть чужую жизнь, доказав свою преданность.
Как это сделать, я ещё не придумала, а мы уже достигли последней поворотной площадки — дальше короткий переход вниз, коридор и алтарный зал. Времени на принятие решений просто нет — есть только один выход.
— Дядя, — я позвала и голос глухо повторило эхо, святотатственно разорвав торжественную тишину. Щелчок пальцами, и нас накрывает купол тишины. Я нарушила сразу два запрета — молчать, и не использовать силу, чтобы возмущение не поколебало спокойствие источника. — Это касается Данда. Важно.
«Обойти запрет», «долг жизни», «обязаны принять» — говорила я быстро и коротко, очень четко, встав так, чтобы Акс, который следил за нами прищуренными глазами — точно не смог прочитать по губам и не вмешивался. Их учили в Корпусе.
Дядя выслушал молча — и про Стефанию, и про решение, если ритуал пойдет по худшему сценарию, и про сноску мелким шрифтом, которая тоже была в свитке. И про то, что кто-то должен рискнуть. Кто-то из нас двоих.
Немного наклонил голову к левому плечу — и застыл, просчитывая варианты — и я поняла, что дядя знает. Знает, про то, что написано в свитке. И… планировал использовать этот способ сам.
Дядя бросил длинный взгляд на Данда, Акселя и… опустил ресницы, чуть качнув головой — мне дали полную свободу.
Плащи мы оставили у входа, там же сбросили обувь, оставшись в одних ритуальных халатах. Пол был таким ледяным, что обжигал, и я уже не чувствовала ни рук, ни ног. Холодный воздух клубами пара вырывался изо рта. Дядина приверженность традициям аукнется всем завтра хорошей простудой.
Предварительную подготовку провели вчера — рунный круг был расчерчен, фокусные камни расставлены, расстояние между лучами отмерено точно. Мы заняли свои места, согласно схеме, заучить которую заставили всех наизусть — точно по кругу, чтобы замкнуть пространство — дядя, Аксель, напротив него Данд, и потом я, напротив Данда.
Дядя затянул катрены — слова на староимперском звучали чуждо, отражаясь от обледенелых стен, взлетали под свод, вместе с особо высокими нотами, которым вторило эхо. Факелы дрожали по кругу, и казалось, с каждым катреном, языки пламени становятся все длиннее и длиннее, вытягиваясь к потолку рыжими змеями.
Шаг.
Мы двинулись синхронно, став немного ближе к алтарному камню рода, и дядя продолжил читать дальше.
Ещё шаг.
И родовой источник наконец проснулся полностью, загудев, и сила отозвалась на зов Главы.
Ещё шаг. Ещё. Ещё. Два. Три. Четыре.
Теперь я могу дотянуться кончиками пальцев до Акса и Данда, если вытянуть руки и замкнуть круг.
Шаг.
Сила обжигала внутри, вспыхивая жаром, пальцы уже давно полыхали тьмой так ярко, светясь, почти как факелы.
Первым руки на плиту положил дядя — чиркнул ритуальным ножом и передал Аксу, припечатав ладони к камню — бороздки начали заполняться кровью.
Дядя читал не переставая, наизусть, голос не дрожал и не срывался, но я чувствовала, что он начинает уставать.
Акс коснулся алтаря следующим, и я чиркнула по ладоням, смешав на одном ноже кровь дяди, Акса и свою, и положила руки сверху. Дандалион был последним.
Гранитная плита пела — гудела в такт напевному голосу дяди, вибрировала под нашими ладонями и гул уходил далеко под землю, туда, где спали те, кого не стоит будить.
Сегодня не ночь для тварей, спите. Вас никто не звал.
Сила вспыхивала вокруг серебристыми искрами, светилась на кончиках ресниц Акса, повторяла старую, совершенно незаметную линию шрама у дяди на виске, коснулась моей щеки, и, закружившись, осела звездами на волосах Данда.
Мы стояли кругом вокруг алтаря, марево колыхалось над гранитной плитой, заключая нас в круг силы, Рисунок на гранитной плите сверху почти замкнулся — бороздки заполнились кровью, фокусные камни вспыхнули, взгляды дяди и братьев остекленели и застыли — … начался ритуал.
Что может объединить Высших в семью? Связать крепче, чем право рождения? Крепче, чем смешанная на одном алтаре кровь, которая становится единой?
Воспоминания. Чувства. Эмоции. Прожитые вместе. Именно это и делает чужих людей близкими.
Первым шел Аксель.
Я ждала, что в его воспоминаниях нам покажут ночь, когда умер отец, и готовилась. Ночь, когда Глас проснулся полностью и брат получил свой первый трофей по праву… голову твари, которая пришла в сад. Но… выбирали не мы. Сила вспыхнула перед глазами, заключая нас в круг и я провалилась в круговорот чужих мыслей, эмоций и ощущений, одновременно пребывая там и наблюдая со стороны.
…
…
…
«…было жарко. Так жарко, что подвески в волосах, удерживающие защитные кади, плавились от пекла. Так жарко, что все расплывалось перед глазами — фигуры двоились, троились, превращаясь в миражи… в горле пересохло, губы распухли и потрескались, но мы просто переставляли ноги, одну за другой, одну за другой, шаг за шагом приближаясь к финишному флагу.
Два бархана и можно будет упасть в тень палаток, напиться, отдохнуть и…
— Блау!
Оборачивались мы медленно, чтобы было время запитать первый узел плетений стазиса. На всех чары не растянуть, но можно выиграть время.
Пятеро. Шекковых выродков.
Мы знали, что нас не оставят в покое, но почему сейчас? Они должны быть уже далеко впереди. Ждали в засаде за барханом?
— Корпус не место для маменькиных сынков…
— Чтобы выгнали из Столичной Академии, причина должна быть веской… что сделал наш сладкий красавчик… трахнул дочку ректора?
Они заходили грамотно, зажимая с двух сторон — плетение не разделить при всём желании.
— Мы покажем, как мы встречаем новичков, не так ли парни? — ржач стоял оглушительный — кадеты не прятались, тонкая серебристая пленка купола тишины переливалась сверху.
Никто не услышит, и не вернется — он шел одним из последних. Как слабак.
Чары мы бросили первыми — стазис, ещё стазис, стандартный щит, чтобы отвести пару плетений, но этого было мало, ничтожно мало — силы каждого примерно равны, а артефакты забирают перед броском по пустыне. Чтобы учились рассчитывать только на свои силы.
— Гаси его! Гаси!
Плетения мы словили в бок — два, и одно — в спину, тройной стазис не снять, даже будь мы Трибуном.
Песок обжигал лицо, и набился в рот, смешиваясь с вязкой слюной.
Суки.
— Переворачивай, снимай штаны, и брось «вязанки», я сниму стазис, хочу, чтобы он чувствовал, трахать бревно удовольствия мало…
— Быстрее, пока не хватились…
Мы взвыли беззвучно. Слезы обожгли глаза и сразу высохли на горячем ветру. Тройной — не снять, вязанки — можно.
Можно.
Верхний легкий тренировочный халат рванули первым, задирая вверх, штаны спустили вниз, и чья-то рука по-хозяйски хлопнула, огладив задницу.
— Красавчик, кожа нежная, как пух, и белая, как снег…
— Северяне, — выплюнул кто-то презрительно.
В голове зазвучали голоса, шипенье и образы… много образов… но слишком чуждые и слишком далеко, мы ещё не разу не пробовали «звать» на чужой территории.
— Снимай! — рука ещё раз хлопнула по заднице, и плетения стазиса упали.
Эту руку мы сломали первой.
Кость влажно хрустнула, и прежде, чем второй, тот, кто бросал чары, успел развернуться, уже рванули его за ногу, прикрываясь — плетения стазиса ударили ему в спину одновременно, и тело над нами неподвижно застыло.
Голоса в голове звучали все громче, твари пели, откликаясь на наш Зов, сила пела в крови, и дальше мы не церемонились.
— Кадеты! Пустынные выродки!
Молнии Наставника жалили больно — он расшвырял всех в стороны, как котят. Горячий песок обжигал голую задницу, как сковородка Маги. Мы слизывали чужую кровь, которая смешалась с песком, и порыкивали от удовольствия.
Кровь. Тут много крови. Голоса пели и звали, и вели… уже идем, уже идем, уже идем…
— Шекковы выродки! — снова выругался Наставник. — В карцер! Всех — на декаду! Надеть штаны, кадет! Стройся!
Трое подвывали, баюкая сломанные руки — и их стоны были куда лучше той музыки, что звучала в Императорской опере. С двоими мы сочтемся позже.
— Стройся! Вы — недоумки — продолжаете движение! Кадет Блау — за мной! — Наставник развернулся в сторону пустыни. — Сработали сигнальные вышки по южной стороне — прорыв тварей-пустынников. Кораи далеко… посмотрим, на что способны хлипкие северяне…»
…
…
…
Обратно нас вышвырнуло рывком, запах раскаленного песка и крови, дрожал в воздухе, наполняя алтарный зал, прикосновение чужой ладони на моей заднице обжигало, и мне хотелось сломать эту руку ещё раз — дважды, так, чтобы срастить перелом было невозможно и за четыре декады…
Прежде, чем я успела поймать взгляд Акса, нас снова швырнуло в серебристую пелену.
Вторым шел дядя.
…
…
«… дядя стоял на коленях, низко склонив голову, кончик длинной косы, заплетенной северным узлом, свисал до самого пола.
Как это сделать, я ещё не придумала, а мы уже достигли последней поворотной площадки — дальше короткий переход вниз, коридор и алтарный зал. Времени на принятие решений просто нет — есть только один выход.
— Дядя, — я позвала и голос глухо повторило эхо, святотатственно разорвав торжественную тишину. Щелчок пальцами, и нас накрывает купол тишины. Я нарушила сразу два запрета — молчать, и не использовать силу, чтобы возмущение не поколебало спокойствие источника. — Это касается Данда. Важно.
«Обойти запрет», «долг жизни», «обязаны принять» — говорила я быстро и коротко, очень четко, встав так, чтобы Акс, который следил за нами прищуренными глазами — точно не смог прочитать по губам и не вмешивался. Их учили в Корпусе.
Дядя выслушал молча — и про Стефанию, и про решение, если ритуал пойдет по худшему сценарию, и про сноску мелким шрифтом, которая тоже была в свитке. И про то, что кто-то должен рискнуть. Кто-то из нас двоих.
Немного наклонил голову к левому плечу — и застыл, просчитывая варианты — и я поняла, что дядя знает. Знает, про то, что написано в свитке. И… планировал использовать этот способ сам.
Дядя бросил длинный взгляд на Данда, Акселя и… опустил ресницы, чуть качнув головой — мне дали полную свободу.
Плащи мы оставили у входа, там же сбросили обувь, оставшись в одних ритуальных халатах. Пол был таким ледяным, что обжигал, и я уже не чувствовала ни рук, ни ног. Холодный воздух клубами пара вырывался изо рта. Дядина приверженность традициям аукнется всем завтра хорошей простудой.
Предварительную подготовку провели вчера — рунный круг был расчерчен, фокусные камни расставлены, расстояние между лучами отмерено точно. Мы заняли свои места, согласно схеме, заучить которую заставили всех наизусть — точно по кругу, чтобы замкнуть пространство — дядя, Аксель, напротив него Данд, и потом я, напротив Данда.
Дядя затянул катрены — слова на староимперском звучали чуждо, отражаясь от обледенелых стен, взлетали под свод, вместе с особо высокими нотами, которым вторило эхо. Факелы дрожали по кругу, и казалось, с каждым катреном, языки пламени становятся все длиннее и длиннее, вытягиваясь к потолку рыжими змеями.
Шаг.
Мы двинулись синхронно, став немного ближе к алтарному камню рода, и дядя продолжил читать дальше.
Ещё шаг.
И родовой источник наконец проснулся полностью, загудев, и сила отозвалась на зов Главы.
Ещё шаг. Ещё. Ещё. Два. Три. Четыре.
Теперь я могу дотянуться кончиками пальцев до Акса и Данда, если вытянуть руки и замкнуть круг.
Шаг.
Сила обжигала внутри, вспыхивая жаром, пальцы уже давно полыхали тьмой так ярко, светясь, почти как факелы.
Первым руки на плиту положил дядя — чиркнул ритуальным ножом и передал Аксу, припечатав ладони к камню — бороздки начали заполняться кровью.
Дядя читал не переставая, наизусть, голос не дрожал и не срывался, но я чувствовала, что он начинает уставать.
Акс коснулся алтаря следующим, и я чиркнула по ладоням, смешав на одном ноже кровь дяди, Акса и свою, и положила руки сверху. Дандалион был последним.
Гранитная плита пела — гудела в такт напевному голосу дяди, вибрировала под нашими ладонями и гул уходил далеко под землю, туда, где спали те, кого не стоит будить.
Сегодня не ночь для тварей, спите. Вас никто не звал.
Сила вспыхивала вокруг серебристыми искрами, светилась на кончиках ресниц Акса, повторяла старую, совершенно незаметную линию шрама у дяди на виске, коснулась моей щеки, и, закружившись, осела звездами на волосах Данда.
Мы стояли кругом вокруг алтаря, марево колыхалось над гранитной плитой, заключая нас в круг силы, Рисунок на гранитной плите сверху почти замкнулся — бороздки заполнились кровью, фокусные камни вспыхнули, взгляды дяди и братьев остекленели и застыли — … начался ритуал.
Что может объединить Высших в семью? Связать крепче, чем право рождения? Крепче, чем смешанная на одном алтаре кровь, которая становится единой?
Воспоминания. Чувства. Эмоции. Прожитые вместе. Именно это и делает чужих людей близкими.
Первым шел Аксель.
Я ждала, что в его воспоминаниях нам покажут ночь, когда умер отец, и готовилась. Ночь, когда Глас проснулся полностью и брат получил свой первый трофей по праву… голову твари, которая пришла в сад. Но… выбирали не мы. Сила вспыхнула перед глазами, заключая нас в круг и я провалилась в круговорот чужих мыслей, эмоций и ощущений, одновременно пребывая там и наблюдая со стороны.
…
…
…
«…было жарко. Так жарко, что подвески в волосах, удерживающие защитные кади, плавились от пекла. Так жарко, что все расплывалось перед глазами — фигуры двоились, троились, превращаясь в миражи… в горле пересохло, губы распухли и потрескались, но мы просто переставляли ноги, одну за другой, одну за другой, шаг за шагом приближаясь к финишному флагу.
Два бархана и можно будет упасть в тень палаток, напиться, отдохнуть и…
— Блау!
Оборачивались мы медленно, чтобы было время запитать первый узел плетений стазиса. На всех чары не растянуть, но можно выиграть время.
Пятеро. Шекковых выродков.
Мы знали, что нас не оставят в покое, но почему сейчас? Они должны быть уже далеко впереди. Ждали в засаде за барханом?
— Корпус не место для маменькиных сынков…
— Чтобы выгнали из Столичной Академии, причина должна быть веской… что сделал наш сладкий красавчик… трахнул дочку ректора?
Они заходили грамотно, зажимая с двух сторон — плетение не разделить при всём желании.
— Мы покажем, как мы встречаем новичков, не так ли парни? — ржач стоял оглушительный — кадеты не прятались, тонкая серебристая пленка купола тишины переливалась сверху.
Никто не услышит, и не вернется — он шел одним из последних. Как слабак.
Чары мы бросили первыми — стазис, ещё стазис, стандартный щит, чтобы отвести пару плетений, но этого было мало, ничтожно мало — силы каждого примерно равны, а артефакты забирают перед броском по пустыне. Чтобы учились рассчитывать только на свои силы.
— Гаси его! Гаси!
Плетения мы словили в бок — два, и одно — в спину, тройной стазис не снять, даже будь мы Трибуном.
Песок обжигал лицо, и набился в рот, смешиваясь с вязкой слюной.
Суки.
— Переворачивай, снимай штаны, и брось «вязанки», я сниму стазис, хочу, чтобы он чувствовал, трахать бревно удовольствия мало…
— Быстрее, пока не хватились…
Мы взвыли беззвучно. Слезы обожгли глаза и сразу высохли на горячем ветру. Тройной — не снять, вязанки — можно.
Можно.
Верхний легкий тренировочный халат рванули первым, задирая вверх, штаны спустили вниз, и чья-то рука по-хозяйски хлопнула, огладив задницу.
— Красавчик, кожа нежная, как пух, и белая, как снег…
— Северяне, — выплюнул кто-то презрительно.
В голове зазвучали голоса, шипенье и образы… много образов… но слишком чуждые и слишком далеко, мы ещё не разу не пробовали «звать» на чужой территории.
— Снимай! — рука ещё раз хлопнула по заднице, и плетения стазиса упали.
Эту руку мы сломали первой.
Кость влажно хрустнула, и прежде, чем второй, тот, кто бросал чары, успел развернуться, уже рванули его за ногу, прикрываясь — плетения стазиса ударили ему в спину одновременно, и тело над нами неподвижно застыло.
Голоса в голове звучали все громче, твари пели, откликаясь на наш Зов, сила пела в крови, и дальше мы не церемонились.
— Кадеты! Пустынные выродки!
Молнии Наставника жалили больно — он расшвырял всех в стороны, как котят. Горячий песок обжигал голую задницу, как сковородка Маги. Мы слизывали чужую кровь, которая смешалась с песком, и порыкивали от удовольствия.
Кровь. Тут много крови. Голоса пели и звали, и вели… уже идем, уже идем, уже идем…
— Шекковы выродки! — снова выругался Наставник. — В карцер! Всех — на декаду! Надеть штаны, кадет! Стройся!
Трое подвывали, баюкая сломанные руки — и их стоны были куда лучше той музыки, что звучала в Императорской опере. С двоими мы сочтемся позже.
— Стройся! Вы — недоумки — продолжаете движение! Кадет Блау — за мной! — Наставник развернулся в сторону пустыни. — Сработали сигнальные вышки по южной стороне — прорыв тварей-пустынников. Кораи далеко… посмотрим, на что способны хлипкие северяне…»
…
…
…
Обратно нас вышвырнуло рывком, запах раскаленного песка и крови, дрожал в воздухе, наполняя алтарный зал, прикосновение чужой ладони на моей заднице обжигало, и мне хотелось сломать эту руку ещё раз — дважды, так, чтобы срастить перелом было невозможно и за четыре декады…
Прежде, чем я успела поймать взгляд Акса, нас снова швырнуло в серебристую пелену.
Вторым шел дядя.
…
…
«… дядя стоял на коленях, низко склонив голову, кончик длинной косы, заплетенной северным узлом, свисал до самого пола.