Белая мышь

– Маршалл, у меня отряд маки в Кантали, и мне нужна радиостанция. Нас разбили, и мне нужно подкрепление. Мне сказали, у тебя есть лишнее устройство.

Он плюхнулся на стул у кухонного стола и посмотрел на неё. Она чувствовала, что его распирает гнев и ненависть к ней, и он готов метать гром и молнии.

– Ах ты, злобная сучка! Ты думаешь, что можешь вот так прийти и что-то от меня требовать? Да я сам тебя гестапо сдам.

Она села напротив. Ноги её больше не держали.

– Делай что хочешь. Но отправь сообщение в Лондон ради моих людей. Кодовое имя места выбросок – Маджента. Оно должно ещё работать. Если они сбросят туда подкрепление, есть шанс, что мои маки доберутся туда раньше немцев.

Она спрятала лицо в ладони и замолчала. Он не двигался, не уходил, не говорил. Она стала думать о Тардивате, Форнье, Жан-Клере и Фране. Они стоили того, чтобы ради них сделать ещё одно, последнее усилие. Однозначно. Давай, Нэнси.

– Сейчас не время сводить счёты, Маршалл, сейчас война. Наш с тобой раздор может подождать, пока мы покончим с нацистами.

Если кому-нибудь нужно подтверждение, что Бога нет, вот оно. После всего, что она натворила, на что обрекла своих людей ради личных счетов с Бёмом, любое функционирующее божество испепелило бы её на месте за эту лицемерную речь. Сейчас, надо просто подождать и… Нет. Никакой молнии. Земля не заходила ходуном, и демоны не утащили её в ад. Один лишь Маршалл сидел и по-прежнему смотрел на неё.

– Ты меня на месяц выбила из строя тем своим фокусом. Я во Францию попал всего за неделю до дня «Д».

Как можно быть настолько усталой и продолжать говорить и двигаться?

– Ох, ну развел нюни! После всего, что ты мне устроил, ты ещё легко отделался. Надо было эту розу тебе в задницу засунуть, а не за ухо.

Ненадолго же тебя хватило с дипломатией, Нэнси. Считала бы ты лучше вдохи.

– Ты хочешь, чтобы я извинилась, Маршалл? Хорошо. Извини. Даже притом, что мы оба знаем, что ты это заслужил. А теперь помоги мне.

Она немного сдвинулась на стуле, пытаясь найти более удобное положение. Как же! Ноги прострелила боль, спину свело судорогой, между ног кожа была стёрта в кровь. Она закрыла глаза, ожидая, когда отпустит боль, а когда снова их открыла, Маршалл смотрел на неё.

– Откуда ты приехала?

– У нас новая позиция около Орийяка. Я переехала по горам в Сен-Аман. Там контакт ничем не смог помочь и отправил меня сюда.

– Ты проехала по тем дорогам на машине и тебя не застрелили? – удивлённо спросил он.

– Мы потеряли весь свой транспорт в результате нападения. Я приехала на велосипеде.

Он вдруг вскочил, и Нэнси решила, что сейчас он её ударит. Но он открыл дверцу грязного шкафа и достал оттуда бутылку и пару пыльных стаканов. Красное вино. Лекарство от всех известных человечеству болезней. Он наполнил стаканы, и они выпили. Алкоголь мягкой тёплой волной разлился по желудку.

– Радиостанция здесь, и ты можешь её забрать, – наконец сказал он. – У меня сеанс связи сегодня, и я смогу передать твоё сообщение на Бейкер-стрит. Какую кодовую фразу им произнести в эфире?

Она подумала. Денден найдёт где-нибудь обычный радиоприёмник, чтобы они могли слушать «Радио Лондона», пусть даже без возможности что-то передать.

– Пусть скажут: «Элен попила чай с друзьями». Денден узнает её псевдоним, и они будут ждать парашюты.

Он покряхтел, налил им ещё вина и посмотрел на часы.

– Здесь безопаснее перемещаться ночью, несмотря на комендантский час. Наверху есть кровать. Можешь пару часов отдохнуть.

Значит, перемирие. Хорошо.

– Спасибо, – поблагодарила Нэнси.

Он кивнул и показал пальцем вверх. Она допила вино и начала, превозмогая боль, подниматься на второй этаж. Так плохо она чувствовала себя только после первого дня парашютных тренировок. В тот день Маршалл столкнул её с вышки в озеро, выставив абсолютной идиоткой.

Преодолев короткий лестничный пролет, она открыла дверь и села на краю кровати. Облегчение вместе с усталостью накатили на неё, как мягкие волны на гальку средиземноморского побережья. Она посмотрела на свои ноги. Сними обувь, Нэнси, – скомандовал голос в голове. Она обдумала этот вариант. Нет, не снимай. Между пальцами хлюпала кровь, и она поняла, что пятки порваны в клочья. Ей не хотелось тратить ценное время отдыха на бинтование, поэтому обувь она снимать не стала. В кармане у неё был большой шёлковый платок – остаток парашюта. Она достала его, порвала на две части, задрала юбку и взглянула на кровавое месиво с внутренней стороны бедра. Она обмотала обе ноги, перекатываясь по кровати. Ткань была холодная и не очень годилась на роль бинта. Что ж, как минимум израненные бёдра не будут тереться друг о друга во время сна.

Она уже закрыла глаза и начала откидываться на кровать, когда открылась задняя дверь и послышались чьи-то голоса. Они звучали тихо и напряжённо. Затем кто-то торопливо побежал вверх по лестнице. Нет, нет. Уходите. В комнату ворвался Маршалл.

– Смена плана, Уэйк.

– Просто убей меня.

– Не думай, что мне бы этого не хотелось, – ответил он, пытаясь выдвинуть из углубления в противоположной стене старый шкаф. – Поднимай зад и помоги мне, если хочешь радио.

Прекрасно. Она встала, шатаясь, подошла и взялась за другую сторону шкафа.

– Что происходит, Маршалл?

– Только что забежал один лояльный жандарм. Какой-то маньяк напал на штаб гестапо в Монлюсоне, и теперь наши местные мальчики всполошились и решили выкрутить всем руки, пока то же самое не случилось с ними. А кто-нибудь им этот адрес даст рано или поздно.

Он протиснулся между шкафом и стеной и стал ощупывать обои, вытащил нож и вырезал прямоугольник. В стене оказался тайник, из которого Маршалл достал радиопередатчик. По крайней мере, она надеялась, что это был он – коричневый кожаный ящик, похожий на большой портфель.

– А теперь тебе надо идти.


– Крепления?

Он открыл нижнюю часть шкафа и бросил на кровать два смотанных комплекта спинного крепежа. Нэнси закрепила его к петлям ящика, а он приставил шкаф к стенке. С улицы раздался двойной сигнал автомобиля.

– Едут, – сказал Маршалл. – Ты вооружена?

– Нет.

Снаружи послышались хлопки и крики на немецком.

Нэнси подошла к окну.

– Четыре гестаповца, три милиционера. И ещё двое погнались за твоим информатором.

– Уходи, Уэйк. – Он вскрыл матрас и, как фокусник, достал оттуда подсумок с гранатами.

– Нет, дай мне револьвер. Ты знаешь, что я могу стрелять. Убьем этих и уйдём, – сказала она, протягивая руку.

Он закрепил подсумок у себя на поясе.

– Это бесперспективно. Уходи сейчас, пока они не окружили дом. – Он увидел, что она колеблется, и упёрся лбом в матрас. – Нэнси, мне было страшно. В Инвернессе. Когда я увидел тебя, я подумал, ты расскажешь им, какой я был трус, когда мы уходили из Франции. Но сейчас мне не страшно. – Он снова выпрямился. – Вот. А теперь проваливай, ладно?

В парадную дверь забарабанили.

Нэнси взяла радиостанцию и закрепила её, как рюкзак, на спине, едва не упав под её тяжестью. Маршалл поднял окно, выдернул чеку и бросил гранату.

– Осторожно!

Раздался оглушительный взрыв. Дом задрожал, а на улице кто-то заверещал, как кролик в силке. Деревянную оконную раму тут же изрешетили пули, и от неё в разные стороны полетели щепки.

Маршалл зашатался, но не упал.

– Маршалл?

– Ничего. Уходи.

Топот сапог внизу. Маршалл выдирает чеку следующей гранаты.

Она схватилась за раму окна, выходящего во двор, подняла её, перелезла на сторону улицы. Повисла. Прыгнула вниз. Задняя дверь открылась как раз в тот момент, когда она побежала к задним воротам.

– Стой! Стой, или буду стрелять!

Она не остановилась. Пуля пролетела у её уха, и она выбежала на заднюю улицу. Здесь ещё никого не было. За спиной она услышала третий взрыв и ещё одну пулемётную очередь. Смысла оборачиваться не было. Маршалл – крыса, попавшая в ловушку, а ей нужно выбираться отсюда, пока гестапо или милиция не вызвали подкрепление. Велосипед стоял там, где она его оставила. Она села на него и, чуть не задохнувшись от боли, поехала.





58




Наступали сумерки. Нэнси преодолела не более трёх жалких километров, когда, как ей показалось, её засекли. В пятистах метрах от себя она увидела фонари. Значит, они выставили блокпосты даже на просёлочных дорогах. Первой её мыслью было спрятать велосипед, найди укрытие подальше от дороги и переждать. Но потом она услышала позади себя лай, остановилась и обернулась. По полям по обе стороны дороги блуждали фонари, и у них были собаки.

Она нуждалась в помощи, а друзей больше не осталось. В ста метрах от дороги она увидела ферму. В сумерках ей удалось рассмотреть освещённое окно. Самое время завести новых друзей.

Женщина лишь взглянула на неё и стала закрывать дверь, но Нэнси навалилась на неё, поставила на порог ногу и закричала от боли, когда та зажала её стопу.

– Ой, простите! – сказала женщина.

Нэнси моргнула и вгляделась в хозяйку дома. Это была скорее девушка в возрасте немного за двадцать. Чистые забранные в пучок волосы, застиранное, но тщательно отглаженное домашнее платье – идеальный образ жены фермера.

– Пожалуйста, впустите меня. Ради Франции, впустите.

Потом она увидела у неё на шее распятие и дотронулась до своего, которое ей подарил Тарди.

– Как христианка христианку.

Какая у неё была чистая кожа, совсем без косметики. Нэнси видела, как та сомневается и борется со страхом. Через несколько секунд по сжатой челюсти стало ясно, что решение принято.

– Вы можете спрятаться в погребе, – сказала она и открыла дверь.

Нэнси перевалилась через порог. Кухня. Лестница. Женщина открыла люк в полу и спихнула Нэнси по короткой лестнице в кромешную тьму. Нэнси ощутила под ногами утоптанную землю. Пахло яблоками и сеном. Между досками люка вниз проникало немного света. Он был прямо у неё над головой. Погреб был очень неглубокий, глубины не хватило бы даже на то, чтобы выпрямиться в рост. Она заползла в угол под лестницей, расстегнула ремень и почувствовала облегчение в плечах и одновременно жар. Радиоустановка с глухим звуком упала на землю, оставив вмятину. Наверху эхом раздался стук в дверь. Она подтянула колени к себе и обняла их руками. Наверху зажёгся свет – молодая хозяйка снова пошла открывать дверь. Нэнси ждала затаив дыхание.