Белая мышь

54




Когда капитан Рорбах вошёл в кабинет Бёма, французские рабочие только что закончили прибивать листы фанеры поверх разбитых окон. Из-за этого складывалось ощущение, что сейчас не девять утра, а предзакатный час. Тело ефрейтора унесли, но окровавленный ковёр лежал на своём месте. Рорбах заметил кровь, внимательно смотря под ноги.

– Тридцать восемь погибших, сэр.

Восемь часов назад Рорбах сам вызвался выполнять функции главного помощника Бёма и пока отлично справлялся с задачей сбора информации, допроса свидетелей и формирования рабочих групп для обеспечения безопасности здания. Бёму обработали рану, и он посмотрел на своё новое лицо в маленькое зеркало, перед которым обычно брился.

Он сам же обнаружил и тело Геллера в коридоре наверху. Его протеже расстреляла лично миссис Фиокка, оставив кровавый след на пути из офицерской гостиной в его кабинет. Смерть Геллера удивила и огорчила его – не только потому, что Бём ценил работоспособность и ум своего младшего товарища, но и потому, что столько людей, подобных ему, на которых рейх должен был построить своё славное будущее, уже погибли. И погибли из-за упрямых, недалёких дегенератов из Сопротивления, наподобие миссис Фиокка и её расово неполноценных союзников с востока.

Бём решил, что попросит жену навестить семью Геллера, когда у той будет возможность. Им надлежало скорбеть вместе с его родственниками, оплакивая и самого человека, и то, что он представлял. Отпустив рабочих – они вышли из кабинета без единого слова – он продолжил разговор с Рорбахом:

– А лагерь маки? – спросил он небрежно, хотя от ответа зависело, окрасятся ли ночные события в цвета успеха.

– Сама база почти полностью разрушена бомбардировками. Секретные группы, которые отработали до того, как наземные отряды взяли живыми некоторое количество бойцов, обнаружили поблизости несколько крупных тайников с оружием.

Нововведение в виде секретных групп предложил Бём. Его охотно принял и внедрил командир подразделений Ваффен-СС Шульц, возглавивший нападение. Он также понимал, насколько сложно было перехватывать парашютные десанты. Гораздо легче было позволить Сопротивлению разложить амуницию по тайникам, а затем вывезти их запасы на грузовике, пока маки пребывали в иллюзии безопасности.

– А наземная операция?

Ранее командир Шульц также согласился, что нападение в темноте даст СС тактическое преимущество. При свете дня знание окрестностей давало маки заметную фору. В темноте они её лишались. Эту идею тоже выдвинул Бём.

– Окончательные цифры ещё не получены, но на данный момент известно о порядке ста убитых и гораздо большем количестве раненых. Все маки разбежались, – сказал Рорбах, не скрывая удовлетворения. – Но командир Шульц получил от одного из раненых серьёзную травму, когда обходил остатки лагеря. Он вряд ли выживет.

– Это потеря, – тихо ответил Бём.

Рану Бёма вычистили, зашили и забинтовали. Теперь она чесалась. Как ни странно, но учёба за границей позволила ему достичь зрелого возраста без единого дуэльного шрама, которые считались атрибутом мужественности у тех, кто учился в старых немецких университетах. Зато теперь, благодаря миссис Фиокка, у него есть свой собственный идеальный шрам.

– Ваше мнение об операции, Рорбах?

Тот сначала удивился, но взял себя в руки, обдумал вопрос и дал внятный ответ:

– Несомненный успех, сэр. Ваффен-СС на этот раз превзошёл противника. Возможно, нам повезло, что Белая Мышь выбрала именно сегодняшний день для своей атаки и оставила лагерь без своих лучших бойцов. – Бём вспомнил про Геллера. Рорбах же совсем разошёлся: – Безусловно, это невероятный шок, что некоторые здешние офицеры пренебрегали элементарными мерами безопасности ради удовлетворения своих непристойных желаний. – Он достал листок бумаги из папки, которую держал под мышкой. – Я предлагаю внести следующие изменения в протоколы безопасности.

Бём просмотрел документ и нашёл предложенные меры совершенно разумными. Он включит некоторые пункты в свой отчёт. Да, прошедшую ночь можно считать успехом, хотя на одно мгновение, когда эта сумасшедшая бросилась на него с ножом, он в этом засомневался.





55




Нэнси с группой вернулись, и она отвлекла всех от тяжёлых мыслей, заставив организовать расчистку отходных путей вдоль долины. Но с течением времени масштаб потерь открылся им в полной мере: опустели несколько крупных складов оружия, разрушен лазарет и его оборудование, склад и автобус Нэнси. А также были убиты люди.

Вещи Нэнси были в грузовике. Когда они поняли, что лагерь уничтожен, она сразу сняла с себя костюм проститутки и переоделась в брюки и сапоги. Ещё до подъезда к лагерю в бензобак их грузовика попала пуля. Он вспыхнул, и Нэнси почувствовала жар на лице, очень похожий на вспышку стыда. Для Франа эта вспышка стала погребальным костром. Его обгоревшие останки они захоронили у дороги и выложили на земле крест из камней.

Ночь выжившие бойцы провели разрозненными группами в лесу по обе стороны реки, избегая дорог и отходными путями добравшись до запасной позиции около Орийяка. Время от времени над ними пролетал «Хеншель» и давал пулемётные очереди по листве в надежде поразить случайную группу. Но попаданий не было. Когда Нэнси и Рене пришли на запасную позицию, Тардиват и Форнье были не в состоянии взглянуть ей в глаза. Сейчас всё было совсем не так, как после налёта на лагерь Гаспара. Никто не праздновал, не рассказывал яркие истории про героизм и удаль бойцов. Всё было пропитано поражением, а маки шептались между собой только о потерянном оружии и о том, как немцы отомстят жителям деревень, рядом с которыми их обнаружили, и как пострадает население Монлюсона от атаки на штаб гестапо.

Нэнси нашла угол в полуразрушенном сарае, где спали Форнье и Тардиват. Они были совершенно обессилены и переговаривались очень тихо. Нэнси же сидела, смотрела в стену и почти ничего не говорила. Она думала об Анри – что ей сделать, чтобы вызволить его из камеры, как узнать, жив он на самом деле или погиб. Когда на запасную позицию придёт Денден, они смогут отправить запросы на допоставку, и, возможно, через несколько дней она сможет вернуться к Бёму и принести ему себя на тарелке с голубой каёмкой. Но сначала нужно всё исправить. Она оставила маки одних всего через несколько часов после обнаружения на территории лагеря шпионки. Тупая боль неизвестности по поводу судьбы Анри, которая сопровождала её с самого дня его ареста, после ночи в Курсе превратилась в мучительную агонию. Она сводила её с ума и уже стоила невосполнимых потерь среди бойцов. И они это понимали.

Дендена она увидела только через два дня. Он шёл в самом конце разбитой группы Гаспара. Когда Нэнси увидела его лицо, она испугалась, что он ранен – от усталости и горя его лицо было мертвенно-бледным.

– Радиоточки нет, Нэнси. – Это было первое, что он сказал, когда они нашли её в сарае. – Я уничтожил её, когда решил, что нам не спастись.

– Значит, теперь у тебя нет ничего, – сказал Гаспар, грузно опустившись на землю напротив неё. – Без богачей из Лондона у тебя нет ничего – ни еды, ни оружия, ни солдат.

Она посмотрела вокруг себя, на то, что осталось от её ближайших помощников. Все они имели сломленный, разочарованный вид.

– Ты должна была быть здесь, – сказал Гаспар, чтобы это слышали все, а главное – она. – Ты позволила этой молодой сучке выдать нашу позицию, потом отправилась на это безумное задание, взяв с собой лучших людей, сняв их с постов тогда, когда они были нам нужны больше всего.

Никто – ни Тардиват, ни Форнье, ни даже Денден – не пытались спорить.

– Хорошо. Я ничтожество, я дерьмо, – сказала она без всякого вызова. – Но нам предстоит работа. Эта группа…

Денден, морщась от боли, начал снимать сапоги.


– Нет больше никакой работы, Нэнси. Осталось только, как и в начале, ставить немцам палки в колёса по мелочам, да и это сомнительно, потому что у нас ни людей, ни оружия.

– Сто погибших, двести раненых, – продолжил Гаспар.

– Бога ради, Гаспар! – закричал Денден. – Она поняла, не дура!

Гаспар повернулся к нему, и Нэнси показалось, что все они прямо здесь и сейчас друг друга и перебьют, оказав тем самым немалую услугу Бёму. Гаспар кинется на Дендена, Нэнси – на Гаспара, Форнье – на неё. Но Гаспар, уже открыв рот, чтобы сказать Дендену что-то убийственное, передумал. Даже он был слишком сломлен для битвы. Она сломала их всех. Нэнси закрыла лицо руками. Кто-то тронул её за плечо. Это был Тардиват – он протягивал ей бутылку воды. Она взяла и поблагодарила. Он не ответил. Она должна всё исправить, должна. Это важнее, чем её личная боль, важнее – сегодня, сейчас – чем Анри. Осознав это, ей захотелось всё бросить, свернуться калачиком и умереть. Лёгкий путь на свободу был отрезан, теперь она уже не сможет сбежать и под видом жертвы заявиться в кабинет к Бёму. У неё есть работа, и её нужно сделать.

– У тебя остался журнал кодов, Денден?

Он кивнул, не глядя на неё.

– Тогда я поеду и достану нам радио. Ты как-то говорил, что в Сен-Амане есть лишнее, оставшееся от девушки, которую схватили в марте?

– У вас ничего не получится, – сказал Гаспар, поднимаясь на ноги. – Пойду к своим.

Денден дождался, когда Гаспар выйдет из сарая, и только тогда ответил.

– Да, мы останавливались с моим другом-мотоциклистом в кафе на площади. Там работает Бруно, он сказал, что у него есть лишний комплект в надёжном месте. Но нам не на чем ехать, Нэнси. Машин больше нет.

– Значит, на велосипеде, – твёрдо сказала она.

– Но до Сен-Амана больше ста километров.

– Через горы немного меньше. – Она знала это и без утерянных карт. Теперь местные дороги и тропы были ей известны почти так же хорошо, как и Гаспару. Денден, Форнье и Тардиват обменялись встревоженными взглядами.

– Я достану вам велосипед, – наконец сказал Форнье.

– Но почему ехать нужно тебе, Нэнси? – спросил Денден. – Разве нельзя послать кого-то из парней? Тебе нужно проверить, какие из наших тайников целы, и как можно лучше вооружить людей.

– У тебя остались мои записи, Денден?

Он достал их из заднего кармана.

– Тогда ты и сам можешь это сделать. Ты, Форнье и Тардиват. А я смогу пробраться через блокпосты – больше это не удастся никому.

Он положил записи к ней в карман и взял её руки.

– Нэнси, здесь повсюду – твоё лицо.

– На постах они не моё лицо видят, они видят обычную французскую домохозяйку. Слушай, я знаю, что вела себя как последняя идиотка. Я всё испортила, мне и исправлять.

Из сумки она достала платье, оставшееся после рейда на штаб гестапо. Кровь на нём засохла, и оно стало твёрдым.

– Тарди, можешь ли ты сделать из этого что-нибудь приличное, похожее на платье вдовы? Господи, я многое бы сейчас отдала за материал моей ночной сорочки.

Тардиват закурил сигарету.

– У меня в рюкзаке ещё есть парашют.

– Значит, сможешь, Тарди?

Он сморщился, когда она назвала его по имени.

– Да, смогу, командир. К утру. Поспите, вымойтесь. Вы похожи на ведьму из сказок, а не на домохозяйку.

Он взял у неё окровавленное платье и вышел из сарая. Она смотрела ему вслед и вспоминала ночную сорочку. Он сшил её в знак восхищения, дружбы, единения, и всё это она теперь потеряла – и отношение, и людей. Людей не вернуть, но ей очень нужно вернуть отношение.

Форнье тоже встал и тронул Дендена за плечо.

– Нам стоит заняться этим прямо сейчас, Денден.

Денден кивнул.

– Одну минуту, – сказал он и подождал, пока Форнье, втянув голову в плечи, не вышел из сарая. – Ты убила Бёма? Мне рассказали про предложение, которое он сделал тебе в Курсе, и про то, что сказала Энн.

После того как он это произнёс, сразу стало легче.

– Нет. И он сказал, что Анри всё ещё жив. Я знаю, что сейчас мне нужно всё исправить здесь, Денден. Я не могу уйти на его поиски, пока мы всё здесь не восстановим.

Он встал и тронул её за плечо.

– Сочувствую, Нэнси.

– Жюль выжил? Я его не видела.