Белая мышь
Часть 33 из 44 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Энн хлопала глазами, но Нэнси заметила еле заметный кивок.
– Я понимаю… Я понимаю. Отойди от обрыва. Давай поговорим, только ты и я. Я ничего тебе не сделаю.
Энн водила глазами по сторонам, как сумасшедшая.
– Энн, я никому не позволю что-нибудь с тобой сделать. Даю тебе слово.
Нэнси ещё немного подвинулась к ней, протянула руку. На этот раз Энн взялась за неё.
Отравленный хлеб горел в прикрытом костре. Маки смотрели, как Нэнси ведёт Энн в автобус. Проходя мимо Тардивата, она увидела у него в глазах немой вопрос. Ответ на него она пока не знала и сама. На столе всё ещё лежала запятнанная кровью карта. Нэнси не стала её убирать.
– Расскажи мне всё.
Девушку трясло, как от лихорадки.
– Давай, Энн, мой внутренний ангел утверждает, что мы можем решить все проблемы, обсудив их. Поэтому давай рассказывай.
– Человек из гестапо… сказал, что это мой долг. Что я особенная.
Бём. Ну конечно, он.
– Когда?
Энн оглянулась, словно он вот-вот выпрыгнет из-под сиденья.
– Когда он это тебе сказал? Вчера вечером?
– Он зашёл в кафе через несколько минут после вашего ухода. После того как ваш друг повёз вас в хлев. Мы все знаем, что он арендовал его у месье Бутеля. Я помню, что всё ещё плакала. Он очень заинтересовался, когда я сказала ему своё имя и что мы с вами разговаривали. Он был добр. Немцы хотят построить лучший мир. Евреи и иностранцы хотят им помешать. Он сказал, что всё из-за таких женщин, как вы… Вы вынуждаете немцев делать вещи, которые они не хотят делать. Например, сжигать фермы. Он сказал, что, если вас и ваших людей не будет, наступит мир. Он много чего говорил. И дал мне порошок, который я должна была положить вам в еду. Он послал меня за вами.
Значит, кто-то заметил Нэнси ещё до того, как она вошла в кафе. Она вспомнила мужчину, который прошёл мимо них на улице.
– Он сказал, что защитит мою семью! Что я должна быть смелой ради них. Что защитит меня!
Внутри у Нэнси всё клокотало от гнева. А ведь она увидела себя в этой девочке!
– Он не может. Только я могу это сделать, Энн.
Энн…
– А ты рассказала ему, что я сказала про книгу? – Энн недоумёенно кивнула головой. Бём знал, какая у неё любимая книга. – И это Бём надоумил тебя сказать, что убежала от матери?
Она кивнула.
– Ты знаешь, как он получил эту информацию? – наконец вымолвила Нэнси. – Он её узнал, пытая моего мужа, нацистская ты сука!
Она схватила Энн за руку и вытащила из автобуса. Та пыталась сопротивляться, плакала и царапалась, хваталась за старые сиденья, за дверь, но куда ей было тягаться силами с Нэнси.
– Вы сказали, что ничего мне не сделаете! – кричала она, когда Нэнси бросила её к ногам Тардивата.
Он поднял её, схватив за правую руку, а Родриго взял за левую.
– Что ж, значит, и ты, и я – лживые сучки, – отрезала Нэнси.
Что же сделал Бём с Анри, что тот рассказал ему эти маленькие секреты её жизни? Про её семью, её любимую книгу. Она перенеслась в своё тайное убежище под террасой в Сиднее, снова почувствовала его сухость и жару. Там она читала, подставив книгу под узкие полоски света между половых досок и всё время опасаясь услышать шаги матери над головой.
Нэнси расстегнула кобуру и протянула пистолет Хуану.
– Она убила твоего брата.
Он покачал головой:
– Она всего лишь девчонка.
Энн сползла вниз между держащими её маки.
– Отпустите меня… Простите, простите. Вы меня больше никогда не увидите.
– Тарди?
– Я не могу.
– Отлично.
Нэнси прицелилась. Энн подняла голову и смотрела прямо Нэнси в глаза.
– Он мёртв! Ваш муж. Майор Бём сказал своему капитану, что очень жаль, что он не продержался дольше, потому что он очень им помог. – Нэнси начала нажимать курок, и лицо девушки исказилось злобной гримасой. – Хайль Гит…
Нэнси выстрелила дважды. Она дёрнулась, и Тарди с Хуаном отпустили её. Нэнси вернула пистолет в кобуру и ушла в лес, оставив мужчинам убирать беспорядок.
Она подошла к обрыву и упала на колени. У неё снова тряслись руки. Ей нужна минута, всего минута передышки. Но мозг её не даст. Анри мёртв. Тарди прав, Бём врал. В ушах стоял звук булькающей в горле Матео крови, в руках ощущалось тонкое запястье Энн, а перед глазами стоял её последний, яростный взгляд убийцы.
Мир теперь совершенно невозможен, по крайней мере для неё. Бакмастер и такие, как он, думают, что мир – это просто конец боевых действий, аккуратное свёртывание немецкой армии, свободные и благодарные французы. «Конец близко, Нэнси!» Он дурак. Они все дураки. У этого ада нет конца, у него просто разные цвета и вкусы.
Верёвка, на которой Денден учил её зависать над обрывом, всё ещё валялась тут. Обычная верёвка – из точно такой же немцы сделали петли для однорукого фермера и его жены. Нэнси встала и подняла её. Один конец был крепко привязан к дереву. Они теперь покоятся с миром. Вот это и есть мир. Не ад, не рай, а просто место тишины, где не нужно думать и помнить. Нэнси сделала петлю. Там нет ни любви, ни ненависти. Ни подлецов, ни пропаганды, ни детей, отчаянно мстящих за родителей. Ни гнева, ни вины. Ни Анри. Она обмоталась верёвкой.
Вид у неё сейчас, наверное, тот ещё. Инстинкт – сильная вещь. Она вытащила из кармана пудреницу, открыла её и посмотрела на себя. Вытерла уголок рта, поймав собственный взгляд.
Её вдруг охватили ярость и омерзение, и она швырнула подарок Бакмастера в пропасть. Милый прощальный подарок, в котором ей слышалось: «До свидания! Надеюсь, тебя не запытают до смерти и ты не умрёшь с голоду». Нэнси бросилась за ним следом, но повисла.
Стопы упираются в обсыпающийся обрыв, руки – впереди, как у парашютиста, верёвка туго затянута вокруг талии. Узел чуть подался, и Нэнси дёрнуло вперёд. Она улыбнулась. А если узел сейчас развяжется? Давай, Бог, если Ты есть. Я лёгкая добыча. Может, она со своим новообретённым талантом нести смерть просто растворится в чистом воздухе Кантали, а её плоть будет питать деревья и сгноит её грех.
Но узел дальше не пошёл, и она продолжала смотреть вниз на долину, думая о Бёме, вспоминая его внимательную мягкую улыбку, которая доказывала, что он доволен миром, в котором живёт. Он сейчас в Монлюсоне, сидит за столом, подписывает документы, вершит судьбы: этот пленный пусть умрёт, эту деревню – сжечь дотла, этих мужчин – избить до такой степени, что собственная мать не узнает, этих – засунуть в вонючий вагон для скота, да покучнее, и пусть едут в трудовой лагерь в Германию. При этом сам он – не в аду. Как это возможно? Она нашла баланс и подняла руки вверх.
Она – царица бездны. И она навлечёт ад на него.
51
Тардиват, конечно же, воспринял идею в штыки. Его первым порывом было утешить её, проявить сочувствие – он понимал, каково было Нэнси, когда Энн бросила ей в лицо известие о смерти Анри. Когда она сказала ему, что у неё изменилось только намерение, а пункт назначения остался прежним, он разозлился и ушёл, в сердцах сказав, что это самоубийство и идиотизм, бессмысленная трата людей и ресурсов.
– Мы пойдём, командир, – сказал Родриго. – Я и Хуан. Я не позволю, чтобы это осталось неотмщённым.
– Вот именно! – Денден так сильно стукнул по столу, что зазвенели грязные чашки. И чашка Энн. – Это же не что иное, как личная месть! Месть за Матео, за твоего мужа.
– И что, чёрт возьми, в этом плохого? – спросила Нэнси, открывая ящик с гранатами и передавая испанцам по поясу.
– Ты здесь должна действовать в интересах всех нас, – ответил Денден. – Всех, кого нацисты убили и кого ещё убьют. Тебя тренировали для этого.
Рене почесал за ухом.
– Мне всё равно, почему она их убивает. Лишь бы убивала. Я в деле.
– Он просто вовлёк тебя в свою игру, Нэнси, – не оставлял попыток Денден.
– Хватит! – злобно посмотрела на него Нэнси. – Господа, я очень ценю ваше беспокойство. Вам необязательно идти с нами. Но я не смогу и не позволю оставить всё как есть. Будь готов выдвинуться через час, – обратилась она к Хуану. – Ты тоже, Рене.
– Можно я возьму свои игрушки?
– Конечно.
– Ура! Пойдём, парни, наберём ещё желающих.
Денден смотрел из окна, как Рене бегает по лагерю.
– Он же сумасшедший. Ты заметила, Нэнси?
– Мы сейчас все такие, – пожала плечами она. – Последние инструкции из Лондона у тебя есть, Денден. А здесь расчёт сумм, которые мы должны семьям бойцов. – Она протянула ему свои записи, сделанные в те драгоценные часы, когда ей казалось, что она сможет спасти Анри. – Координаты тайников с оружием и возможных мест для парашютных десантов. И наши коды. Ты знаешь, что делать, если я не вернусь.
Он положил листки в задний карман и медленно поднялся на ноги. Вчерашнее избиение ещё давало о себе знать – он передвигался, как старик.
– Знаю. Но ты возвращайся.
Когда он ушёл, Нэнси взяла свою шёлковую подушку, маникюрные ножницы и распорола шов. Ощупав наполнитель, она нашла с десяток таблеток цианида. В полумраке они напоминали жемчужины. Собираясь во Францию, она хотела зашить по одной в каждую гимнастёрку, чтобы иметь своего рода страховку от гестапо. Конечно, в УСО никто не инструктировал их кончать с собой в случае плена. Таблетки просто вежливо выдавали как альтернативу. Не можете выдержать пытки? Хотите прекратить избиения и насилие? Не сможете вынести стыд, если предадите своих? Не хотите рисковать? Примите фирменное средство доктора Бакмастера и больше ни о чём не беспокойтесь.
В Болье ходили слухи, что никто их так и не принял, но от мысли, что в крайнем случае всё можно закончить, становилось чуть легче вынести этот ужас. Может, и так, но она знала, что суицид – не её вариант. Что бы ни случилось, она не прибегнет к этому выходу. Из сумки она достала полфлакона одеколона – ещё один подарок с Бейкер-стрит. Отвинтив распылитель, она бросила внутрь таблетки и убедилась, что они растворились и превратили приятный, дорогой парфюм в яд.
Ход войны действительно переломился. В Монлюсоне одна мадам согласилась провести Нэнси в штаб гестапо всего за тысячу франков и обручальное кольцо. Они сидели на кухне её маленького тихого дома в переулке. Нэнси удивилась, насколько легко ей было расстаться с кольцом. Для неё оно превратилось в обычную побрякушку. Ей нужен был Анри, а не эта маленькая полоска золота.
– Я понимаю… Я понимаю. Отойди от обрыва. Давай поговорим, только ты и я. Я ничего тебе не сделаю.
Энн водила глазами по сторонам, как сумасшедшая.
– Энн, я никому не позволю что-нибудь с тобой сделать. Даю тебе слово.
Нэнси ещё немного подвинулась к ней, протянула руку. На этот раз Энн взялась за неё.
Отравленный хлеб горел в прикрытом костре. Маки смотрели, как Нэнси ведёт Энн в автобус. Проходя мимо Тардивата, она увидела у него в глазах немой вопрос. Ответ на него она пока не знала и сама. На столе всё ещё лежала запятнанная кровью карта. Нэнси не стала её убирать.
– Расскажи мне всё.
Девушку трясло, как от лихорадки.
– Давай, Энн, мой внутренний ангел утверждает, что мы можем решить все проблемы, обсудив их. Поэтому давай рассказывай.
– Человек из гестапо… сказал, что это мой долг. Что я особенная.
Бём. Ну конечно, он.
– Когда?
Энн оглянулась, словно он вот-вот выпрыгнет из-под сиденья.
– Когда он это тебе сказал? Вчера вечером?
– Он зашёл в кафе через несколько минут после вашего ухода. После того как ваш друг повёз вас в хлев. Мы все знаем, что он арендовал его у месье Бутеля. Я помню, что всё ещё плакала. Он очень заинтересовался, когда я сказала ему своё имя и что мы с вами разговаривали. Он был добр. Немцы хотят построить лучший мир. Евреи и иностранцы хотят им помешать. Он сказал, что всё из-за таких женщин, как вы… Вы вынуждаете немцев делать вещи, которые они не хотят делать. Например, сжигать фермы. Он сказал, что, если вас и ваших людей не будет, наступит мир. Он много чего говорил. И дал мне порошок, который я должна была положить вам в еду. Он послал меня за вами.
Значит, кто-то заметил Нэнси ещё до того, как она вошла в кафе. Она вспомнила мужчину, который прошёл мимо них на улице.
– Он сказал, что защитит мою семью! Что я должна быть смелой ради них. Что защитит меня!
Внутри у Нэнси всё клокотало от гнева. А ведь она увидела себя в этой девочке!
– Он не может. Только я могу это сделать, Энн.
Энн…
– А ты рассказала ему, что я сказала про книгу? – Энн недоумёенно кивнула головой. Бём знал, какая у неё любимая книга. – И это Бём надоумил тебя сказать, что убежала от матери?
Она кивнула.
– Ты знаешь, как он получил эту информацию? – наконец вымолвила Нэнси. – Он её узнал, пытая моего мужа, нацистская ты сука!
Она схватила Энн за руку и вытащила из автобуса. Та пыталась сопротивляться, плакала и царапалась, хваталась за старые сиденья, за дверь, но куда ей было тягаться силами с Нэнси.
– Вы сказали, что ничего мне не сделаете! – кричала она, когда Нэнси бросила её к ногам Тардивата.
Он поднял её, схватив за правую руку, а Родриго взял за левую.
– Что ж, значит, и ты, и я – лживые сучки, – отрезала Нэнси.
Что же сделал Бём с Анри, что тот рассказал ему эти маленькие секреты её жизни? Про её семью, её любимую книгу. Она перенеслась в своё тайное убежище под террасой в Сиднее, снова почувствовала его сухость и жару. Там она читала, подставив книгу под узкие полоски света между половых досок и всё время опасаясь услышать шаги матери над головой.
Нэнси расстегнула кобуру и протянула пистолет Хуану.
– Она убила твоего брата.
Он покачал головой:
– Она всего лишь девчонка.
Энн сползла вниз между держащими её маки.
– Отпустите меня… Простите, простите. Вы меня больше никогда не увидите.
– Тарди?
– Я не могу.
– Отлично.
Нэнси прицелилась. Энн подняла голову и смотрела прямо Нэнси в глаза.
– Он мёртв! Ваш муж. Майор Бём сказал своему капитану, что очень жаль, что он не продержался дольше, потому что он очень им помог. – Нэнси начала нажимать курок, и лицо девушки исказилось злобной гримасой. – Хайль Гит…
Нэнси выстрелила дважды. Она дёрнулась, и Тарди с Хуаном отпустили её. Нэнси вернула пистолет в кобуру и ушла в лес, оставив мужчинам убирать беспорядок.
Она подошла к обрыву и упала на колени. У неё снова тряслись руки. Ей нужна минута, всего минута передышки. Но мозг её не даст. Анри мёртв. Тарди прав, Бём врал. В ушах стоял звук булькающей в горле Матео крови, в руках ощущалось тонкое запястье Энн, а перед глазами стоял её последний, яростный взгляд убийцы.
Мир теперь совершенно невозможен, по крайней мере для неё. Бакмастер и такие, как он, думают, что мир – это просто конец боевых действий, аккуратное свёртывание немецкой армии, свободные и благодарные французы. «Конец близко, Нэнси!» Он дурак. Они все дураки. У этого ада нет конца, у него просто разные цвета и вкусы.
Верёвка, на которой Денден учил её зависать над обрывом, всё ещё валялась тут. Обычная верёвка – из точно такой же немцы сделали петли для однорукого фермера и его жены. Нэнси встала и подняла её. Один конец был крепко привязан к дереву. Они теперь покоятся с миром. Вот это и есть мир. Не ад, не рай, а просто место тишины, где не нужно думать и помнить. Нэнси сделала петлю. Там нет ни любви, ни ненависти. Ни подлецов, ни пропаганды, ни детей, отчаянно мстящих за родителей. Ни гнева, ни вины. Ни Анри. Она обмоталась верёвкой.
Вид у неё сейчас, наверное, тот ещё. Инстинкт – сильная вещь. Она вытащила из кармана пудреницу, открыла её и посмотрела на себя. Вытерла уголок рта, поймав собственный взгляд.
Её вдруг охватили ярость и омерзение, и она швырнула подарок Бакмастера в пропасть. Милый прощальный подарок, в котором ей слышалось: «До свидания! Надеюсь, тебя не запытают до смерти и ты не умрёшь с голоду». Нэнси бросилась за ним следом, но повисла.
Стопы упираются в обсыпающийся обрыв, руки – впереди, как у парашютиста, верёвка туго затянута вокруг талии. Узел чуть подался, и Нэнси дёрнуло вперёд. Она улыбнулась. А если узел сейчас развяжется? Давай, Бог, если Ты есть. Я лёгкая добыча. Может, она со своим новообретённым талантом нести смерть просто растворится в чистом воздухе Кантали, а её плоть будет питать деревья и сгноит её грех.
Но узел дальше не пошёл, и она продолжала смотреть вниз на долину, думая о Бёме, вспоминая его внимательную мягкую улыбку, которая доказывала, что он доволен миром, в котором живёт. Он сейчас в Монлюсоне, сидит за столом, подписывает документы, вершит судьбы: этот пленный пусть умрёт, эту деревню – сжечь дотла, этих мужчин – избить до такой степени, что собственная мать не узнает, этих – засунуть в вонючий вагон для скота, да покучнее, и пусть едут в трудовой лагерь в Германию. При этом сам он – не в аду. Как это возможно? Она нашла баланс и подняла руки вверх.
Она – царица бездны. И она навлечёт ад на него.
51
Тардиват, конечно же, воспринял идею в штыки. Его первым порывом было утешить её, проявить сочувствие – он понимал, каково было Нэнси, когда Энн бросила ей в лицо известие о смерти Анри. Когда она сказала ему, что у неё изменилось только намерение, а пункт назначения остался прежним, он разозлился и ушёл, в сердцах сказав, что это самоубийство и идиотизм, бессмысленная трата людей и ресурсов.
– Мы пойдём, командир, – сказал Родриго. – Я и Хуан. Я не позволю, чтобы это осталось неотмщённым.
– Вот именно! – Денден так сильно стукнул по столу, что зазвенели грязные чашки. И чашка Энн. – Это же не что иное, как личная месть! Месть за Матео, за твоего мужа.
– И что, чёрт возьми, в этом плохого? – спросила Нэнси, открывая ящик с гранатами и передавая испанцам по поясу.
– Ты здесь должна действовать в интересах всех нас, – ответил Денден. – Всех, кого нацисты убили и кого ещё убьют. Тебя тренировали для этого.
Рене почесал за ухом.
– Мне всё равно, почему она их убивает. Лишь бы убивала. Я в деле.
– Он просто вовлёк тебя в свою игру, Нэнси, – не оставлял попыток Денден.
– Хватит! – злобно посмотрела на него Нэнси. – Господа, я очень ценю ваше беспокойство. Вам необязательно идти с нами. Но я не смогу и не позволю оставить всё как есть. Будь готов выдвинуться через час, – обратилась она к Хуану. – Ты тоже, Рене.
– Можно я возьму свои игрушки?
– Конечно.
– Ура! Пойдём, парни, наберём ещё желающих.
Денден смотрел из окна, как Рене бегает по лагерю.
– Он же сумасшедший. Ты заметила, Нэнси?
– Мы сейчас все такие, – пожала плечами она. – Последние инструкции из Лондона у тебя есть, Денден. А здесь расчёт сумм, которые мы должны семьям бойцов. – Она протянула ему свои записи, сделанные в те драгоценные часы, когда ей казалось, что она сможет спасти Анри. – Координаты тайников с оружием и возможных мест для парашютных десантов. И наши коды. Ты знаешь, что делать, если я не вернусь.
Он положил листки в задний карман и медленно поднялся на ноги. Вчерашнее избиение ещё давало о себе знать – он передвигался, как старик.
– Знаю. Но ты возвращайся.
Когда он ушёл, Нэнси взяла свою шёлковую подушку, маникюрные ножницы и распорола шов. Ощупав наполнитель, она нашла с десяток таблеток цианида. В полумраке они напоминали жемчужины. Собираясь во Францию, она хотела зашить по одной в каждую гимнастёрку, чтобы иметь своего рода страховку от гестапо. Конечно, в УСО никто не инструктировал их кончать с собой в случае плена. Таблетки просто вежливо выдавали как альтернативу. Не можете выдержать пытки? Хотите прекратить избиения и насилие? Не сможете вынести стыд, если предадите своих? Не хотите рисковать? Примите фирменное средство доктора Бакмастера и больше ни о чём не беспокойтесь.
В Болье ходили слухи, что никто их так и не принял, но от мысли, что в крайнем случае всё можно закончить, становилось чуть легче вынести этот ужас. Может, и так, но она знала, что суицид – не её вариант. Что бы ни случилось, она не прибегнет к этому выходу. Из сумки она достала полфлакона одеколона – ещё один подарок с Бейкер-стрит. Отвинтив распылитель, она бросила внутрь таблетки и убедилась, что они растворились и превратили приятный, дорогой парфюм в яд.
Ход войны действительно переломился. В Монлюсоне одна мадам согласилась провести Нэнси в штаб гестапо всего за тысячу франков и обручальное кольцо. Они сидели на кухне её маленького тихого дома в переулке. Нэнси удивилась, насколько легко ей было расстаться с кольцом. Для неё оно превратилось в обычную побрякушку. Ей нужен был Анри, а не эта маленькая полоска золота.