Белая мышь

От группы отделился сидящий в ногах у Гаспара мужчина, взял у повара тарелку с тушёным блюдом и понёс ей. Он был симпатичен, молод – возможно, лет двадцати пяти, с огромными карими глазами и спортивной фигурой. Низко поклонившись, он по-театральному эффектно подал ей блюдо.

– Мадам, простите нашу грубость. Мы так долго живём вне общества, что уже забыли, как нужно обращаться с леди.

Было видно, что Гаспар смотрит и усмехается. Красавчик продолжил:

– Эта размазня недостойна ваших губ, а наши разговоры – ваших ушей.

Нэнси всё ещё не брала у него тарелку, но улыбнулась – тепло и благодарно, с игривой V for Victory от Элизабет Арден на губах.

– Благодарю вас,?

– Меня зовут Фран, мадам.

– Фран! Как это мило с вашей стороны, – сказала она, дотронувшись до его руки.

– Я достал бутылку приличного вина. Возможно, оно поможет проглотить эту еду. Позвольте мне развлечь вас у себя в палатке.

– Как мило! – тихо проговорила Нэнси, а потом добавила голосу громкости. – Значит, новый план заключается в том, чтобы усыпить меня, задушить и своровать мои деньги?

Фран захлопал глазами.

– Мадам, я…

– А если вдруг Лондон начнёт спрашивать, сказать им, что я ушла в лес и меня съели волки, как Красную Шапочку? Боже, как же вы глупы! – Она выхватила у него миску, перевернула её у него над головой и выбросила ему под ноги. Он охнул и стал вытирать глаза.

– Сука.

– Именно так, но, пока я здесь, вы будете звать меня «капитан Уэйк», потому что я это звание заслужила, пока вы тут дурью маялись в лесу. Где у вас отходные пути? – повернулась она в сторону Гаспара. – Где караул? Даже девушки-гиды лучше бы организовали лагерь. У вас слишком много людей на открытом пространстве, и вы без понятия, чем их занять, кроме таскания чужих овец. Вы здесь с немцами собрались воевать или что?

Они смотрели на неё – молча, обиженно. Она подошла к Гаспару, так и сидящему на ящике. Он взглянул на неё, не переставая жевать тушёнку.

– Я иду на плато. И через месяц люди Форнье станут самым хорошо вооружённым и тренированным отрядом в радиусе восьмидесяти километров. А вы и есть, и всегда будете просто шайкой дилетантов. – Она снова заговорила громче, чтобы её слышали все: – А когда вам надоест голодать и шататься здесь без дела, приходите и присоединяйтесь ко мне. Пока же – катитесь ко всем чертям!

И она смачно плюнула в тарелку Гаспара окровавленной слюной, вернулась в сарай, взяла свои вещи и пошла в гору, не оборачиваясь. Зайдя в лес, она остановилась и прислонилась к молодой берёзе. Обе они дрожали на ветру. Шаги. Один человек. Зажглась спичка, и она увидела Тардивата, зажигающего сигарету.

– Вы не той дорогой пошли на плато, капитан, – тихо сказал он.

– Если бы я стала спрашивать дорогу, уход получился бы не столь эффектным, – ответила она, пытаясь скрыть своё облегчение от того, что он пришёл.

– Да, наверное, – улыбнулся он. – Ну и ладно. Если пойдём здесь, придётся сделать небольшой крюк в пару-тройку километров. Вы готовы?

– Я готова.





24




Ева Бём была уверена, что её обманули. У женщины, продавшей ей два чемодана, в которые она сейчас складывала вещи для возвращения в Берлин, был характерный французский взгляд – неприветливый и высокомерный. Она всё чаще и чаще испытывала его на себе, когда жители Марселя слышали, как она еле говорит на французском с немецким акцентом. Цена явно завышена. Сомнений быть не может. Скорей бы уже домой.

Она ощутила укол совести – нехорошо предвкушать возвращение домой, когда муж остаётся во Франции среди этого бескультурья и мошенников. Неделю назад пришла новость о его переводе в Овернь, где коррумпированные власти позволили тысячам молодых французов убежать в горы, вместо того чтобы заниматься делом и уехать на работы в Германию.

А теперь чемодан ещё и не закрывается! Она начала возиться с замком, прищемила палец и с трудом сдержалась, чтобы не заплакать. Всё так несправедливо!

– Мамочка?

Она повернулась и увидела, что в дверях мнётся Соня, сжимая в руках игрушечного кролика.

– Что такое, дорогая?

– Мы же не забудем Кабачка, нет? – Имя для кролика придумал Маркус, и каждый раз, когда дочка произносила его, Ева чувствовала прилив любви к ним обоим. Она раскрыла объятия, и Соня подбежала и уткнулась ей в шею. От неё пахло лимонным мылом и соснами.

– Конечно, нет, дорогая. Мы позаботимся о Кабачке. Сегодня ложись спать с ним, а утром, когда приедет машина, он всю дорогу будет сидеть с нами на заднем сиденье. Что ты сказала, милая? – спросила она, когда дочка что-то пробурчала в ответ.

– Я не хочу уезжать без папы. Можно мы поедем с ним, пожалуйста?

Она бы тоже этого хотела, но в Берлине было безопаснее. По крайней мере, она на это надеялась. Письма от семьи и друзей становились всё пессимистичнее – бомбардировки Берлина, только плохие новости из России, сокрушительные неудачи союзников фюрера. Её вера в Гитлера оставалась непоколебимой, но она начинала подозревать, что даже для такого человека, как он, нагрузка оказалась чрезмерной.

– Ну пожалуйста! Я не буду шуметь и мешать ему работать.


Ева сжала дочку в объятиях. На днях Маркус прикрикнул на неё за то, что она отвлекла его, когда он дома читал отчёты, и она это запомнила. Конечно, как же иначе, ведь Маркус её обожает. Ева не помнила, чтобы он хоть когда-нибудь повышал на них голос.

– Дорогая моя, папочка очень хочет, чтобы мы с тобой были с ним всегда. Ты должна в это верить. Он очень пожалел, что резко разговаривал с тобой. Он ведь сказал об этом, да?

Соня кивнула. Дочка изо всех сил вцепилась в неё, и Ева сменила положение, чтобы опереться на чемодан и вытянуть ноги на толстом неярком ковре. «Зачем нужны эти блеклые ковры? Типично французская непрактичная вещь», – подумала она.

– Твой папа – очень важный человек, и фюрер попросил его выполнить очень важную работу, поэтому мы должны быть смелыми, вернуться домой и дожидаться его там, пока он не закончит.

– Так и есть.

Ева подняла голову. Маркус стоял в дверях и смотрел на них. Соня кинулась к нему, роняя Кабачка и обнимая отца за ноги. Он взял дочь на руки и протянул руку Еве, чтобы помочь ей встать. Как же она будет скучать по нему!

– Ты поужинаешь с нами, папочка? – спросила Ева.

Он поцеловал её, а потом дочку.

– Для этого я и пришёл! Перед отъездом на важную работу я не могу пропустить ужин с женой и моей малышкой! – Соня захихикала. – А ещё я хотел представить вас новому другу. Он поедет с вами в Берлин и составит компанию в моё отсутствие.

Ева вышла в коридор вслед за ним. Около двери стояла клетка со щенком немецкой овчарки. Он вилял хвостом и тявкал.

Соня выбралась из объятий отца и кинулась к клетке. Открыв дверцу, она испытала на себе всю силу щенячьей радости. Щенок вовсю тявкал, вилял хвостом и облизывал свою спасительницу.

Бём обнял Еву за талию, пока они наблюдали за происходящим.

– Маркус, ты уверен? Щенок? Сейчас?

– Он дрессирован, я клянусь. – Его лицо приняло серьёзное выражение. – Это щенок от наших сторожевых собак. Ухаживай за ним. Научи его не доверять незнакомым.

Она прижалась щекой к его мундиру и глубоко вздохнула.

– Хорошо, дорогой.





25




Тардиват за всю дорогу не сказал ни слова, и Нэнси была ему благодарна. Подъём был крутой, и адреналин, который давал ей силы последние часы, сходил на нет. Её тошнило от головной боли, а синяки на плечах и на боку с каждым шагом болели всё сильнее. Она завалила задание. Бакмастер поручил ей сделать из людей Гаспара приличный боевой отряд, а она уже от них ушла. А ещё и суток не прошло с её приземления! И союзник у неё всего один – да и тот приобретён ценой парашюта, и только богу известно, сколько он с ней пробудет. Да и вообще, что она предложит этому Форнье? Немного наличных, но это никакая не гарантия, что её не убьют в любой момент. Где, чёрт возьми, Денден?

Через несколько часов Тардиват остановился и прислонился к невысокой каменной стене, заросшей лишайником.

– Отдых.

Не идти оказалось ещё больнее. Всё тело, каждая мышца дрожала от напряжения.

– Мне нужен мой радист, – наконец выговорила она. – Он десантировался в районе Монлюсона и должен был встретиться со мной у Гаспара.

Тардиват какое-то время подумал и засопел.

– Я могу отправить сообщение в том направлении. Передать ему, куда мы идём.

Она искоса взглянула на него. В темноте рассмотреть выражение его лица было невозможно.

– В смысле – отправить сообщение?

– У немцев в этих краях друзей маловато. И да, люди Гаспара безалаберны и беспечны, но из-за них немцы ходят только по главным дорогам. А сообщения сейчас передаются точно так же, как и всегда – с одной фермы на другую, через женщин. Они и сейчас уже знают, что вы здесь и почему. Попросим их высматривать неместного и сказать ему, в какую сторону двигаться. Большинство жандармов покажут ему путь.

– Хорошо, – сказала она и встала, но не смогла удержать равновесия. От падения её спасло только то, что Тардиват успел взять её под локоть.

– Сегодня больше не пойдём, – твердо сказал он. – За следующим подъёмом есть коровник. Заночуем там, и я передам сообщение.

– Хочу добраться до Форнье.

– Капитан, думаю, будет лучше, если вы встретите его не в предобморочном состоянии. Первое впечатление важно, не так ли?

Она вытянула руку. Даже в тусклом свете луны было видно, что она дрожит. Он был прав.

– Что ж, хорошо.